Шпион, выйди вон - Страница 5

Затем он приступил к улаживанию собственных дел. Выписка из банка, которую он получил вместе с утренней почтой, уведомляла его, что жена оттяпала у него львиную долю пенсии за этот месяц. Ну и ладно, решил он, продам что-нибудь.

Такая реакция была не совсем разумной, потому что он был достаточно обеспечен и скромный городской банк, ответственный за его пенсию, выплачивал деньги без задержек. Тем не менее он завернул раннее издание Гриммельсхаузена – небольшое сокровище, оставшееся у него со времен Оксфорда, – и торжественно направился в книжный магазин «Хейвуд-Хилл» на Керзон-стрит, где он время от времени заключал дружеские сделки с хозяином. По пути его раздражение еще больше усилилось, и он позвонил из телефона-автомата своему адвокату, чтобы договориться о встрече.

– Джордж, разве можно так грубо поступать? Никто не разводится с Энн. Пошли ей цветы и приходи на обед.

Этот совет приободрил его. В приподнятом настроении он зашагал к «Хейвуд-Хиллу» и тут угодил прямо в объятия Родди Мартиндейла, вышедшего от Трампера, где он привык стричься каждую неделю.

У Мартиндейла не было никаких оснований рассчитывать на то, что Смайли станет вести с ним задушевные беседы на профессиональные или житейские темы.

Он занимал удобную должность в Министерстве иностранных дел, и вся его работа состояла в организации обедов для высоких гостей, которых, кроме Родди, больше никто не стал бы принимать. Это был неугомонный холостяк с гривой седеющих волос, обладающий особой подвижностью, характерной для полных людей. Он любил носить неброские костюмы с цветком в петлице и, по некоторым слухам, был вхож в те кабинеты Уайтхолла, где делается большая политика. Несколько лет назад он был видным деятелем рабочей группы по координации разведки, пока эту структуру не упразднили. Во время войны ему, как имеющему определенные математические способности, часто приходилось касаться секретных сфер, а однажды он даже работал с самим Джоном Лэнсбери в одной операции Цирка и теперь любил напоминать об этом при каждом удобном случае. Но война, о чем Смайли приходилось время от времени напоминать самому себе, была тридцать лет назад.

– Привет, Родди, – сказал Смайли. – Рад тебя видеть.

Мартиндейл разговаривал не иначе как в доверительной великосветской манере, причем довольно громко, привлекая внимание окружающих, и это часто заставляло Смайли при случайной встрече с ним за границей срочно выписываться из отеля и переезжать в другой.

– Какая встреча! Неужели я вижу самого маэстро? Я слышал, тебя упрятали к монахам в Сент-Галлен или еще куда-то, и ты корпел там над какими-то манускриптами! Ну-ну, не отпирайся. Я хочу знать все, чем ты занимаешься, все, до последней капли. У тебя все в порядке? Ты по-прежнему любишь Англию? Как поживает прелестная Энн?

Он беспрестанно стрелял глазами направо и налево, пока его взгляд не упал на обернутый том Гриммельсхаузена под мышкой у Смайли.

– Ставлю сто к одному, это подарок для нее. Говорят, ты чересчур ее балуешь. – Голос понизился почти до шепота. – Слушай, а не вернулся ли ты к своей работе? Нет, правда, неужели все это для прикрытия, Джордж, ну скажи, правда? – Острый язык Родди прошелся по влажным уголкам губ, затем исчез в складках рта, как у змеи.

И Смайли, как последний дурак, купил себе избавление от Родди лишь ценой того, что согласился поужинать с ним в клубе на Манчестер-сквер, в котором они оба состояли, но посещений которого Смайли избегал как чумы, не в последнюю очередь потому, что Родди Мартиндейл был его членом. И вот наступил вечер, а Джордж все еще не отошел от обеда в «Белой башне»: его адвокат, большой сибарит, решил, что только хорошая еда может избавить Джорджа от хандры. Мартиндейл, со своей стороны, пришел к такому же заключению, и четыре долгих часа Смайли пришлось есть через силу и перебирать вместе с Родди имена старых знакомых, словно всеми забытые футболисты-ветераны. Начали с Джебеди, первого наставника Смайли.

– Какая потеря для всех нас, благослови его господи! – пробормотал Мартиндейл, хотя, насколько было известно Смайли, он никогда в глаза не видел Джебеди. – И какой тонкий игрок! Один из немногих действительно великих, я всегда это говорил.

Затем вспомнили Филдинга, специалиста по французскому Средневековью из Кембриджа:

– О, какое восхитительное чувство юмора. Остроумен, ничего не скажешь!

Затем Спарка из Института восточных языков и, наконец, Стида-Эспри, который когда-то учредил этот клуб именно для того, чтобы избегать зануд, подобных Родди Мартиндейлу.

– Знаешь, а я ведь был знаком с его бедным братом. Сила есть, ума не надо, дай ему бог здоровья. Совсем без мозгов человек.

И Смайли, окутанный винными парами, слушал всю эту чепуху, говорил «да», и «нет», и «какая жалость», и «нет, они его так и не нашли», и один раз, к своему вящему стыду, «о, полно, ты мне льстишь», и так до тех пор, пока с неумолимой неизбежностью Мартиндейл не перешел к более близким по времени событиям: смене руководства и уходу Смайли со службы.

Как и следовало ожидать, он начал с последних дней Хозяина:

– Твой старый босс, Джордж, благослови его господи, единственный, кто сохранил свое имя в секрете. Но от тебя, разумеется, у него никогда не было никаких секретов, верно, Джордж? Как говорят до сих пор, Смайли и Хозяин всегда были как пальцы одной руки.

– Спасибо за комплимент.

– Не кокетничай, Джордж, я старый волк, не забывай. Ты и Хозяин были всегда вот так. – Он сжал свои пухлые руки, изображая символ единения. – Именно потому тебя и выкинули. Да-да, меня не проведешь, именно поэтому Биллу Хейдону отдали твою работу. Именно поэтому он – доверенное лицо Перси Аллелайна, а не ты.

– Что ты говоришь, Родди.

– Я тебе больше скажу. Вот послушай.

Мартиндейл придвинулся ближе, и Смайли почуял благоухание одного из самых тонких творений Трампера.

– Послушай, что я тебе скажу: Хозяин вовсе не умер. Его недавно видели. – Быстрым жестом Родди предупредил протесты Смайли: – Дай мне договорить. Вилли Эндрюорта столкнулся с ним нос к носу в аэропорту Йоханнесбурга, в зале ожидания. Не с призраком – с живым Хозяином. Было жарко, и Вилли покупал в баре газировку. Ты давно не видел Вилли. Он растолстел, как воздушный шар. Так вот, поворачивается он, а рядом стоит Хозяин, одетый как какой-нибудь мерзкий бур. Увидел Вилли – и тут же бежать. Ну как? Так что теперь мы знаем: Хозяин вовсе не умер. Просто Перси Аллелайн со своими ребятами потеснил его, и ему пришлось осесть в Южной Африке, благослови его бог. Ну да ты ведь не осудишь его за это, правда? Нельзя осуждать человека за то, что он хочет спокойно прожить остаток жизни. Я лично не стал бы.

Когда до Смайли сквозь обволакивающую его пелену усталости дошла наконец вся чудовищность сказанного, он едва не лишился дара речи.

– Да это просто смешно! Это самая идиотская история, какую я когда-либо слышал. Хозяин мертв. Он умер от сердечного приступа, после долгой болезни. Кстати, он терпеть не мог Южную Африку. Он терпеть не мог находиться вообще где бы то ни было, кроме Суррея, Цирка и крикетного стадиона «Лордс». Право, Родди, не к лицу тебе пересказывать подобные байки.

Он мог бы еще добавить: я лично его похоронил, в этом мерзком крематории в Ист-Энде в канун прошлого Рождества. Там еще священник все время заикался.

– Ну, Вилли Эндрюорта всегда был отъявленным вруном, – невозмутимо отреагировал Мартиндейл. – Я ведь ему то же самое говорил: «Полнейшая ерунда, Вилли, как тебе не стыдно». – Родди продолжил, будто у него и в мыслях не было хоть на секунду поверить в эту глупость. – Я думаю, тот скандал в Чехословакии загнал последний гвоздь в гроб Хозяина. Тот бедный парень, которого подстрелили в спину и о котором потом писали во всех газетах, – говорят, он всегда был неразлейвода с Биллом Хейдоном. Мы привыкли его звать Эллисом, и до сих пор так зовем, разве нет? При том что знаем его настоящее имя не хуже, чем свое собственное.