Шпион в тигровой шкуре - Страница 40

Я-то планировал прятаться у Клода за спиной до самого момента появления катамарана-обманки. И дождавшись, когда судно подойдет поближе, я бы вырубил Клода. Я рассчитывал шарахнуть его по затылку рукояткой пистолета и произвести из его винтовки три сигнальных выстрела. Если бы мне не удалось оглушить его вовремя, я бы все равно выстрелил три раза, воспользовавшись своим пистолетом, и по крайней мере одна пуля попала бы в старину Клода. Это в лучшем случае.

В квартире Арлетты эта идея казалась мне очень удачной. Но я не предусмотрел того, что с того места, где я сейчас стоял, можно было увидеть только кусочек водной глади. Катамаран-обманка мог преспокойно проплыть мимо холма, а я бы его даже не заметил. А попытайся я подкрасться к Клоду поближе, он бы меня сразу учуял.

Только не волнуйся, приказал я себе, иначе отвалятся восковые накладки…

Я вновь почувствовал угрызения совести, подкрепленные болезненными уколами разума. Значит, так угодно судьбе, подумал я. Значит, так расположились звезды на небосводе. Возвращайся домой и займись созерцанием своего пупа…

Ну нет! Они же мечтают устроить кровавую баню во имя независимости Квебека, и у них есть на то полное право. Они мечтают совершить великий подвиг. Они мечтают о смерти мучеников. Так тому и быть.

Но как? Можно оглушить Клода пистолетом, и если успеть это сделать вовремя, как и было задумано, то мой великолепный план сработает. Если же я опоздаю — что вполне могло случиться, — тогда придется его пристрелить. А если я выстрелю до того, как катамаран окажется в зоне прямой видимости, тогда мой великолепный план рассыплется как карточный домик.

А уж если я не успею оглушить Клода до того, как он обернется и увидит меня, и если я не сумею в него выстрелить, а попытаюсь его нейтрализовать, не прибегая к помощи пистолета, то… могу себе представить, что тогда произойдет.

Он просто сделает из меня фарш.

Я приблизился к нему еще на шаг. Посмотрел на часы, сделал вдох и покрепче сжал «марли».

— Клод, ты дурак! — вкрадчиво произнес я.

Вздрогнув, он обернулся и выронил сначала бинокль, а потом и винтовку.

— А… что… Ах, это ты! Ты что здесь делаешь? А…

Я стал на него надвигаться с перекошенным от злости лицом и продолжал поливать его презрением.

— Дубина, кретин, свинья! Ты что, ослеп? Как ты мог заснуть в такой ответственный момент!

— Да о чем ты?

— О катамаране английской королевы, идиот! В то время, как настоящие патриоты затаились на огневых рубежах в ожидании сигнала к восстанию, ты ее проворонил! Почему ты не произвел сигнальные выстрелы?

Я стоял рядом с Клодом, который грозно навис над мной, но когда до него дошел смысл моих слов, у него отвалилась челюсть и чуть не стукнула меня по лбу.

— Не может быть, — пробормотал он. — Я же глаз не спускал с реки. Клянусь! Могилой моей тетушки кля…

— Да ты глаза протри, идиот! Вон, смотри!

— Не могу…

— Где твой бинокль? Ты только посмотри!

Он нагнулся поднять бинокль с земли, а я сжал ствол «марли», размахнулся и огрел его по темени так, как никогда в своей жизни никого не бил. Я вложил в этот удар всю свою силу, и если бы я промазал, меня бы мог спасти только прыжок в воду. Пистолет, с глухим стуком отскочив от его черепушки, выскользнул из моей ладони — и только тут я сполна ощутил всю мощь своего удара, отозвавшегося волной вибрации от ладони до плеча. Клод рухнул как тонущий «Титаник».

От неожиданности я застыл на месте, то есть просто оцепенел. Обретя вновь способность двигаться, я нащупал в траве пистолет и сунул его за пояс. Потом откатил в сторонку бездыханное тело Клода и занял его место на вершине холма, положив на колени винтовку и поднеся бинокль к глазам. Я осмотрел реку, гадая, не проплыл ли уже эта чертов катамаран.

Мои часы показывали 7:33. Я не мог поверить, что в последний раз смотрел на циферблат всего-то девять минут назад. Я даже поднес часы к уху — удостовериться, что они не встали. Нет, часы шли. Тикают часы. Тукают весы. Вешают тюки…

Мой мозг все еще играл со мной в бирюльки. Я сосредоточился и продолжал вести наблюдение за рекой. Пока Арлетта ездила по моему поручению на «Экспо», я смог предотвратить падение в пучину умственного расстройства и с тех пор в полной мере контролировал свое поведение. И теперь не мог позволить себе распуститься…

Я поминутно поглядывал на часы. Время, казалось, мчалось стремглав и тащилось черепахой. Каждая минута тянулась целую вечность, и в то же время каждая минута отсутствия катамарана приближала неминуемый провал моей затеи.

Надолго ли Сет и Рэнди смогут задержать водный кортеж королевы? Сейчас ее катамаран уже наверняка вошел в протоку. Если демонстрация протеста началась, как долго они сумеют продержаться до прибытия полиции? Я просил их продержаться хотя бы не меньше пятнадцати минут, а лучше полчаса, но я прекрасно понимал, что даже пятнадцать минут — это нереально много, и точно так же было понятно, что если катамаран придет чуть раньше времени, то пользы от пикетчиков не будет никакой…

То есть катамаран мог достичь пункта Х в восемь вечера или даже еще раньше. Мне ничего не оставалось как только надеяться на то, что Эмиль с братишками Бертонами будут терпеливо дожидаться выстрелов Клода. А что если они сами заметят судно? А что если кому-то из них вздумается прибежать сюда проведать Клода? И в любом случае что будет делать Арлетта? А как насчет великого подвига, оправдывающего массовую мученическое гибель?

Если катамаран компании «Линк-Райт» не появится на горизонте без десяти восемь, рассудил я, придется о нем забыть и действовать в автономном режиме. Катамаран мог уже давно проплыть мимо холма, или его могло что-то задержать, наконец он мог вместе с посудиной миссис Баттенберг стать жертвой демонстрантов, выражающих свою солидарность с народом Мордоноленда.

Если в ближайшие десять минут лже-катамаран так и не появится, я просто открою стрельбу по любому проплывающему мимо судну, что бы это ни было — речной трамвайчик, байдарка или океанский лайнер.

Начало смеркаться. Я снял темные очки и снова поднес к глазам бинокль. Моя левая рука покоилась на ложе винтовки.

Время мчалось стремглав и тащилось черепахой.

Катамаран «Линк-Райт» невозможно было спутать ни с чем. Он появилась в окулярах моего бинокля в 7:43, на семь минут раньше установленного мною часа "Ч". Длинная, широкая и плоская посудина, с канадским флагом на корме и с вымпелами-флажками всех канадских провинций вдоль обоих бортов. Никогда не думал, что можно плыть так медленно! Я опустил бинокль и, подняв винтовку, уткнул ребро приклада в правое плечо. Катамаран полз как во сне, но я дождался, когда он пройдет мимо меня и войдет в зону обстрела между моим холмом и кустом братишек Бертонов, оказавшись прямо напротив бухты Эмиля.

Потом я трижды нажал на спусковой крючок.

Уверен: я промазал. Почти одновременно с моим третьим выстрелом слева залопотал пулемет Бертонов, и я увидел, как пули вспороли сначала водную гладь перед катамараном, потом прошили обшивку левого борта и носовой части. Я продолжал стрелять, не прицеливаясь. Мне просто хотелось создать побольше шума, чтобы выманить Эмиля из его укрытия.

Ну где же он…

Эмиль запоздал с выходом. Скорее всего, он заметил эту тихоходную посудину и проигнорировал ее как не соответствующую приметам той, которую он поджидал. Наверное, он просто не успел запустить мотор, когда мы подняли стрельбу. Я подполз к самому краю холма, чтобы лучше видеть акваторию, но Эмиля нигде не было видно. Тогда я напряг слух, надеясь уловить стрекот его моторки. Но не услышал ничего кроме пулеметной стрельбы. Я перевел взгляд на катамаран — он не останавливаясь продолжал тащиться своим курсом.

Я разрядил в него остатки обоймы.

И увидел Эмиля: он сидел на корме крохотной лодочки, склонившись над мотором, несясь сломя голову навстречу своей гибели. Зрелище было душераздирающее. В какой-то момент мне показалось, что он собрался обогнуть катамаран справа, но он, видимо, и сам заметил, что сбился с самоубийственного маршрута, и кое-как выправил лодку. Я смотрел на моторку, слышал пулеметную очередь, и вдруг заметил, что Эмиль отвлекся от мотора, чтобы проверить запалы и таймеры своих адских машин. В самый последний момент, за секунду-другую до столкновения с катамараном, Эмиль выпрямился в полный рост и принял позу генерала Вашингтона, форсирующего реку Делавэр. Он повернулся к холму лицом, снял шляпу и подбросил ее в воздух.