Шпион в тигровой шкуре - Страница 29
Мне и раньше, когда я оказывался в таком же отчаянно безнадежном положении, приходилось составлять подобные списки. Не могу, правда, припомнить, чтобы это помогало мне добиваться какого-то ощутимого успеха, хотя вполне возможно, тут всему виной моя неспособность точно следовать по всем пунктам списка от начала и до конца. Обычно происходило так: я составлял список, несколько раз пробегал его глазами, чтобы составить себе представление о том, сколько невыполнимых или неприятных дел предстоит сделать, после чего рвал его на мелкие клочки и напивался. А на следующий день я хватался за все дела сразу, не разбирая степени их важности, и, действуя наобум, все же находил какой-никакой выход.
Возможно, в теперешней ситуации требовалась более жесткая привязка моих действий к универсальной формуле. Не знаю. Во всяком случае, я раскрыл блокнот и написал "Минна".
Уставившись в это слово, я принялся громоздить в уме горы безответных вопросов. Где она? Как она туда попала? Что они хотят с ней сделать?
Потом я написал "Убийство". И на той же строчке — "Воскресенье, 8 вечера". Или есть выход? Можно, скажем, известить власти анонимно, а потом сообщить Эмилю, что, мол, полиция в курсе его плана, и тогда он со своими соратниками из НДК успеет отменить спецоперацию. А вдруг полиция подоспеет к месту предполагаемого убийства…
Конечно, Клоду и братишкам Бертонам достанет отчаяния все равно полезть напролом. Но по крайней мере королева будет спасена, а все остальные члены движения останутся вне подозрения. Я ужасно воодушевился: а может, в составлении этих дурацких списков все же есть какая-никакая сермяжная правда?
Конечно, вчерашнее замечание де Голля было для НДК как манна небесная и, конечно, сейчас наступил очень удачный момент для мученической смерти, для великого подвига, но вот если бы для этого нашелся какой-то иной способ помимо убийства королевы…
Я вернулся к своему списку. Он еще был далек от завершения. Третьим пунктом я написал "Героин". Теперь мне еще прибавилась одна забота. Ну и что мне делать с этим чертовым героином? Я старался не думать о его рыночной стоимости, но очевидно, что стоил он немало. Вряд ли можно было сомневаться, что человечество много выиграет, если я спущу весь этот порошок в унитаз, но вот только я не был уверен, что сам останусь от этого в выигрыше. Даже если допустить, что присвоение мною трех туб наркотиков на девяносто процентов оправдано, все равно на десять-то процентов этот героин, как ни крути, принадлежал корсиканской мафии, и у меня было предчувствие, что корсиканцы сочтут эти десять процентов куда более весомым аргументом.
Если корсиканцы узнают, что их героин попал ко мне — а обнаруженные на том пистолете мои отпечатки пальцев наверняка заставят их сделать такой неблагоприятный для меня вывод, — они захотят его вернуть и вряд ли погладят меня по головке за то, что я его перехватил. Только последний идиот может по своей доброй воле рассердить корсиканскую мафию.
Я бы с превеликой радостью вернул корсиканцам их героин — это не вопрос. Но как это сделать? Я снова склонился над своим списком и, близоруко щурясь, уставился в слово "Героин". А потом сделал глубокий вдох, занес карандаш над следующей строчкой и написал "Полиция".
По всему теперь выходило, что мне уже не отвертеться от клейма опаснейшего государственного преступника по обе стороны американо-канадской границы. Обвинение в убийстве поставило жирный крест на моей свободе. Рано или поздно меня схватят, и я не имел ни малейшего понятия, что мне делать, когда это произойдет. Вероятно, Шеф соизволит прийти ко мне на помощь, а вероятно, и не соизволит. Самое ужасное, что у меня не было никакой возможности с ним связаться. Я ведь не знал ни имени, ни фамилии этого стервеца. И даже если бы он вызвался мне помочь, ему бы пришлось из-за меня вступить в бой с правоохранительными службами двух стран, но я вовсе не был уверен, что он для этого обладает достаточным весом. В сложившейся ситуации я не мог оставаться в Канаде, но и вернуться в Штаты тоже не мог.
Я снова перечитал список и испытал некоторое облегчение от того, что слово "Полиция" стояло в самом низу. Это означало, что пока что этот пункт не представлял для меня насущной опасности. То есть можно было выбросить его из головы, вместе с "Героином" и "Убийством". А значит, я мог все сто процентов времени и сил посвятить первому пункту — "Минна".
Что, в свою очередь, означало…
Означало, что я снова вернулся на исходный рубеж. И если я добился хоть какого-то прогресса, то черт побери, хотелось бы знать, в чем именно. Итак, в моем блокноте появился столбик из нескольких слов. Я запустил таймер обратного отсчета времени. Ну, вот, пожалуй, и все. Похоже, мне так и не удастся ни заработать миллион долларов, ни завести себе друзей, ни добиться расположения окружающих, ни добиться успехов в бизнесе, ни выиграть на бирже. Ни вызволить Минну, ни обезвредить убийц английской королевы, ни избавиться от героина, ни спастись от преследования полиции.
Словом, я пришел к тому, к чему меня всегда и приводили все мои попытки действовать по списку. Теперь, согласно неписаным правилам, пришла пора выбросить список и пойти напиться. Что я бы сделал с радостью, но я боялся высунуть нос на улицу, во-первых, и во вторых, интуиция подсказывала мне, что напиваться именно сейчас не стоит.
Так что, рассудив, что действие в любом случае плодотворнее бездействия, я принял единственно возможное в данный момент решение. Я порвал список.
Когда Арлетта вернулась с мини-микрофоном и приемником, из отведенных нам двадцати восьми часов у нас в запасе осталось двадцать семь. А когда я вышел из квартиры и направился к кубинскому павильону, их оставалось всего семнадцать. Истекшие десять протекли, прямо скажем, мучительно.
Для начала Арлетта вдруг впала в ничем не обоснованный оптимизм — настрой, который я никоим образом не был склонен с ней разделить. Полагаю, она была бодра от мысли, что ей удалось сделать что-то полезное, в то время как я весь день проторчал дома, составляя свой идиотский список. Что бы ни было источником ее благодушия, она сияла как начищенный samovar. Теперь мы обзавелись «жучком» — а значит, были на верном пути и могли спасти и Минну и королеву, а заодно освободить Квебек и открыть лекарство от рака, а потом зажить счастливо и умереть в один день…
Ей захотелось незамедлительно отпраздновать нашу победу — в горизонтальном положении.
А я не захотел.
Я полностью отдаю себе отчет, что это было неправильное решение. Не то что бы меня занимали другие, более важные дела, ведь все равно я бы не смог ничего предпринять до закрытия выставки поздно вечером. Поэтому у нас оставалось полно времени на то, чтобы заняться любовью — к чему Арлетта была весьма предрасположена, а вот я нет, хотя, вынужден признаться, настоящие мужчины так себя не ведут. К примеру, Джеймс Бонд не раздумывая швырнул бы Арлетту на тигровую шкуру в тот самый момент, когда она только вошла в комнату. И агент 007 не стал бы дожидаться, когда девушка продемонстрирует ему добытые микрофон и приемник. И если бы ему пришлось составлять список неотложных дел, то в первой строке фигурировало бы "Трахнуть Арлетту", и пока этот пункт не был бы выполнен на отлично, он не стал бы даже утруждать себя размышлениями о прочих задачах своей секретной миссии.
Если вы еще не дошли своим умом, то спешу сообщить: я не из этой породы!
Но и не бесчувственная сволочь. Когда Арлетта намекнула, что неплохо бы завалиться на тигровую шкуру, я притворился простачком, которому ее тонкие намеки невдомек. Тогда она прибегла к более прямолинейному способу воздействия на мое либидо, сбросив с себя всю одежду. Ну и тогда я прыгнул в кровать и принялся ее целовать и ласкать, послушно решив сыграть с блеском отведенную мне роль, вне зависимости от своих желаний.