Шпион на батарейках - Страница 1

Когда эта страшная история завершилась более-менее благополучно, я посоветовал Алешке записать ее, как говорится, по свежим следам и в назидание потомкам. Алешка сначала отказался:

– Нет у меня никаких потомков во всякие назидания.

– Когда-нибудь будут, – возразил я. – И они тобой загордятся. Какой у них был умный, отважный предок Алексей Оболенский.

– На фиг надо! – отрубил он, а потом все-таки согласился. И тут же сел за свой стол «назидать своим потомкам».

Через полминуты он показал мне исписанную страницу:

– На, читай, здорово получается, да?

Я прочитал и понял, что описывать эту историю мне опять придется самому. Вот что он накалякал:

«Страшная эсторея

Жил-был один нихароший чилавек. Но он нихароший был нивсегда. Сначала он был хароший. А патом эспортелся и стал нихароший. Его задушила жаба. Он падумал, что деньги главнее дружбы. И он эспортился. Навроди как старые чисы. Каторые стали паказывать ниправельное время. И вот этот нихароший чилавек палучил очень хароший падарок. Ввиди жилезного Робика. Этот жилезный Робик умел читать, писать и воровать. И тогда начилось такое бизобразие, что ни в сказки сказать, ни пиром описать!»

Я даже не стал исправлять ошибки, а просто сел за свой письменный стол и написал эту «Эсторею» в назидание Алешкиным потомкам…

В нашем микрорайоне, недалеко от нашего дома, на краю нашего парка неспешно и даже как-то застенчиво журчит наша скромная извилистая речушка, которую мы называли Смородинкой.

И кто бы мог подумать, что на ее мирных уютных берегах мы с Алешкой попадем в загадочную, я бы даже сказал – таинственную… я бы даже добавил: в опасную историю…

Мы с Алешкой часто бегаем на Смородинку, она нам нравится. Хотя она и не очень ухоженная. По ее названию можно подумать, что она течет среди высоких трав и густых зарослей красной и черной смородины. Это не совсем так. Это совсем не так. Наша Смородинка бежит среди зарослей древесного и строительного мусора. Один ее берег, парковый, завален отжившими деревьями, а другой – бетонными плитами, ржавой арматурой, колотым кирпичом.

В нашей Смородинке нельзя купаться. В ней нельзя ловить рыбу, даже лягушки в ней не водятся. По ней не проплывешь на байдарке. Но мы с Алешкой все равно ее любим. Наверное, потому, что она – маленький упорный кусочек природы посреди камней и асфальта большого города. Наверное, потому, что над ней все равно щебечут птицы и светит солнце. И наверное, потому, что нам ее жалко. Как заблудившегося малыша.

Смородинка вытекает из какой-то неведомой трубы, падает вниз небольшим водопадом, в котором в солнечный день играет маленькая веселая радуга, и бежит, извиваясь, вокруг парка. Она пробирается меж кустов, старых покрышек, недовольно бурчит в нутре холодильника без дверцы, омывает своими водами всякие другие железяки – ломаные детские коляски, ржавые останки велосипедов, газовые плиты и дырявые канистры.

Пробравшись через эти преграды, Смородинка добирается до моста, где на ее пути – уже не просто преграды, а баррикады. Я давно еще заметил, что когда человек стоит на высокой скале, или на крыше дома, или на мосту, ему непременно хочется с этого места что-нибудь бросить. А если бросить нечего, так хоть плюнуть.

Несколько лет назад в нашем парке какие-то студенты построили целый деревянный городок. И красивый подвесной мост через Смородинку. Он стоял на четырех резных столбах и висел на двух канатах. И очень приятно качался под ногами, когда мы бегали по нему с одного берега на другой.

Мост понравился всем. Он соединял две части парка. По нему бегали малыши, катили коляски молодые мамы, шли под ручку пенсионеры. А некоторым людям он понравился совсем по-другому. Папа рассказывал, что когда в Москве появились дома с мусоропроводами, то –новоселы специально везли в новые квартиры всякий хлам, чтобы сбросить его, например, с девятого этажа. Один дядька даже ухитрился засунуть в мусоропровод старые детские санки, а еще один запихнул туда отслужившую новогоднюю елку. Ну скажите, ведь приятно сбросить в мусоропровод, например, старый чугунный утюг, чтобы он прогромыхал по всем двенадцати этажам и глухо бухнулся где-то в самом низу.

Вот и наш красивый мост некоторые жители облюбовали, чтобы плюхнуть с него в безот–ветную Смородинку что-нибудь железное или просто тяжелое. Вы не поверите – специально несли из своих квартир старые кастрюли, отслужившие газовые плиты, радиоприемники, чтобы посмотреть и послушать, как этот хлам булькнет в воду и поднимет кучу брызг. Я бы таких людей в тюрьму сажал, честное слово…

И вот наша Смородинка бурлит и пенится перед мостом, прорывается за мостом и, наконец, выбирается на простор. Там уже нет преград. Там только один остров в виде затонувшей старой легковой машины. Какая машина – уже не узнать. И кто и как ее туда затащил – тем более. У нее нет дверок, стекол, колес. Но она очень полезная. Она служит бродячим собакам, которых полно в нашем парке. Почему-то эти собаки не любят перебегать Смородинку по мос–ту, наверное, потому, что он подвесной и качается. Поэтому они форсируют реку с помощью старой машины. Прыжок с берега на ее крышу, прыжок с крыши на другой берег. Водная преграда преодолена.

Знаете, очень забавно смотреть, как собачья стая собирается на берегу, все они лают, волнуются, грызутся, а потом вожак делает прыжок – и все, как на веревочке, – за ним.

В общем, очень хорошая речка Смородинка. Она всем нравится. И нам с Алешкой, и бродячим собакам, и людям, которые любят бросать в воду с моста всякий хлам.

Каждой весной мы с Алешкой бегаем на Смородинку пускать кораблики и возвращаемся домой мокрые до пояса и счастливые до пупка. А иногда – раскрашенные, как индейцы. Потому что наша Смородинка не только скромная, но и загадочная речка. Время от времени она вдруг окрашивается в какой-нибудь нелепый цвет. То течет голубыми струями, то зелеными, то красными. А то вовсе фиолетовыми. А то вообще покрывается разноцветными разводами.

Нам эта загадка страшно нравилась. Потому что ее трудно было разгадать. Но однажды она разгадалась. Но эта разгадка потянула за собой много новых загадок. Не особенно приятных. Словом, так и началась эта таинственная история на берегах разноцветной реки Смородинки, которая оказалась вовсе не Смородинкой. И люди, с которыми мы познакомились на ее берегах, не все оказались хорошими. И не все очень плохие оказались очень плохими…

У нашего папы иногда в воскресенье бывает выходной день. Иногда в субботу вечером министр внутренних дел, папин начальник, говорит ему:

– Ты вот что, Сергей Александрович, ты давай завтра отдохни. А то совсем с лица спал. С семьей пообщайся. Небось дети тебя уже не узнают? Небось спрашивают: что за дядя полковник к нам ночевать пришел?

– А вы, товарищ генерал? – вежливо спрашивает папа. – Как вы со своими внуками? Они вас узнают?

– Узнают! – смеется генерал, папин начальник. – На Новый год узнают, когда я Дедом Морозом одеваюсь. Скачут вокруг и за бороду дергают: «Дед, какой у тебя нос красный! Как у нашего дворника-пьяницы! » Так что, Сережа, я уж на пенсии отдохну. По полной программе. Куплю себе удочку подлиннее и буду над озером по утрам спать. Идут мимо люди и говорят: «Тише, милицейский генерал рыбу ловит». А я себе сплю, и ни фига мне не стыдно.

И вот папа приходит в такую субботу вечером домой, такой весь из себя растроганный, и говорит:

– Мать, а где наши дети? Они меня еще помнят?

– Вот они, отец, – улыбается наша мама и выдвигает нас вперед подзатыльниками. – Это – старший, это – младший. Узнал? Этот троечник, этот двоечник.

– Не перепутать бы, – ворчит папа, переобуваясь. – А ты кто такая?

– А я, – говорит мама, улыбаясь, – ихняя маменька.

– Ничего себе, – одобрительно кивает папа. – Ты мне нравишься. И детки у тебя довольно приличные. Поэтому сейчас мы ужинаем и идем все вместе гулять в парк.