Шпион и разведчик - Инструменты философии - Страница 5
Неудивительно, что недавний выпускник разведшколы внутренней философии (где главная дисциплина - как быть самому-себе-хитрым) получает преимущество в скорости иерархического продвижения. И можно себе представить реверберации штирлица, когда интригометр не подводит! Открываются нужные двери, отстраняются ненужные люди - агент трепещет от кульминаций штирлица, по сравнению с которыми сексуальный оргазм просто буря в стакане воды, - это тем более относится к растянутой во времени кульминации матахари, типа салона госпожи де Севинье (или госпожи де Вердюрен, если обратиться к Прусту).
Однако наш шпион наивен и девственно чист - хотя бы потому, что не знает, в чем состоит главная трудность, которую невозможно ни рассчитать, ни даже предусмотреть с помощью интригометра. Дело в том, что в своем карьерном движении вверх, проходя через слои верных, агент нарушает технику безопасности при обращении с групповыми ценностями. Чужие убеждения, если они в течение какого-то времени высказываются от первого лица, начинают проявлять радиоактивные свойства - происходит процесс их спонтанного деления, и ничего не подозревающий носитель начинает против воли разделять их. Как раз отсюда шпион не ждет подвоха, ибо он не учитывает риск "утечки вовнутрь" и самопроизвольного отравления принципами, первоначально принятыми в качестве формальных правил игры. Сколько верных адептов, надеясь половить рыбку в мутной воде, сами попались на крючок!*
* Неудача миссии точно так же вытесняется в подсознание, как и "любовные неудачи" и другие травматические факторы. Шпион, совершивший фактическую явку с повинной, может пребывать в полной уверенности, что у него и не было никаких диверсионных измерений - подобно тому, как пациент психоаналитика пребывает в неведении относительно своих инцестуозных влечений.
Альтернативный исход из заброшенности связан с уже знакомой нам фигурой Супершпиона, которому удалось сохранить всю полноту беспринципности, необходимую для прорыва на самый верх. Сверхобманщик избегает замедления, поскольку его штирлиц справляется с помехами, интригометр работает на полную мощность и ежедневно соблюдается завет Талейрана: "Бойтесь первых порывов души, они могут быть искренними".
Супершпион в экзистенциальном смысле - это тот, кто проходит в святая святых, ни разу не провзаимодействовав с благодатью. И, поскольку рядовой агент справиться с такой задачей явно не в состоянии, понятно, что именно из числа сверхобманщиков формируются высшие эшелоны власти - во всяком случае, в компактных подсистемах Weltlauf. История только христианских религиозных сект полна подтверждениями преимуществ двойной игры. Ересь катаров, распространившаяся в конце XIII века на юге Франции, может служить характерным примером. Катары отличались исключительной радикальностью в соблюдении христианских заповедей, стремясь восстановить "чистоту первоначальной веры". Даже простые крестьяне, примыкавшие к секте, соблюдали обет безбрачия, не говоря уже о строгости постов. Что же касается духовных вождей движения, так называемых "parfais" ("совершенных"), то они, как водится, только руководствовали истиной других, но отнюдь не руководствовались ею сами. Карая рядовых верующих за малейшие послабления, лидеры буквально купались в разврате. Так, во время следствия выяснилось, что один из кюре, принадлежавший к числу parfais, имел целый гарем наложниц*.
* См. сводку данных в работе Ю. Л. Бессмертного "К изучению матримониального поведения во Франции XII-XIII ее." (альманах "Одиссей". 1989. С. 98-114).
Естественно, катары не являются исключением, как не являются исключением секты - достаточно вспомнить череду непогрешимых монстров, сменявшихся на папском престоле, - подобные экземпляры нечасто встречаются даже в уголовном мире. Об истории политических партий говорить излишне. Шеф гестапо Мюллер как-то сказал Штирлицу, своему коллеге по шпионскому делу: "Никому верить нельзя. Даже себе". И помолчав, добавил: "Мне - можно".
Нам тем не менее следует исходить из факта, что мир до сих пор не обрушился. Это значит, что экзистенциальные спецслужбы каким-то образом справляются и с двойными агентами, и с супершпионами. Каким же?
Во-первых, даже среди шпионов по профессии двойных агентов не так уж много - они представляют в основном "гильдию мастеров", вписанных золотыми буквами в историю разведок. Во-вторых, что касается собственно экзистенциальных супершпионов, то они выполняют исключительно важную функцию "контролеров ОТК" - проверяют на прочность устои общества. Сверхобманщики прочесывают горизонты социальности, разрушая все, что может быть разрушено, и оставляя после себя лишь воистину незыблемые установления. Они - санитары общества.
Вспомним: за исторически сопоставимый период времени римская курия и духовные вожди катаров насчитывали в своих рядах примерно равное количество "подонков". Однако католическая церковь, в отличие от катаров, существует и по сей день, она прошла и выдержала испытание сверхобманщиком. По-видимому, свой "Хаким-под-покрывалом" должен появиться в каждом союзе верных, и, покуда этого не произошло, говорить о подлинной жизнеспособности рано.
Наконец, роль двойного агента крайне важна для создания общей ауры гиперподозрительности, атмосферы крайне необходимой для принятия решения о заброске в мир. Пронизывающее лицемерие улавливается встроенным детектором лжи, и срабатывает импульс третьего рождения*: пробуждается штирлиц (матахари) как самостоятельная инстанция психики - Dasein начинает внедряться и конспирироваться, а не груши околачивать. Суммарная энергетика мира возрастает. Так, в хасидской космологии мир создается путем сжатия (контрактации) - "цимцум" и "разбиения сосудов": первичная аскеза Бога ограничивает самодостаточность и дает место активности.
* М. К. Мамардашвили в свое время заметил, что эпитет "дваждырожденный" относится не только к брахману, но и к каждому человеку, поскольку он человек. Под вторым рождением имеется в виду выбор духовного отечества. Но для подлинности первого лица необходимо еще и третье рождение - акт заброшенности в мир. Если нет во мне шпиона, то нет и меня. Поэтому картезианская экспликация самодостоверности - cogito, ergo sum принципиально предназначена для других, она не может быть внутренним рефреном. Первичные позывные Я (внутреннее самоозвучивание) гораздо точнее сформулированы в песне колобка:
Я от бабушки ушел,
Я от дедушки ушел,
От тебя, лицемерный мир,
и подавно уйду.
5. Краткая феноменология шпионажа
Источники, свидетельствующие о наличии разведывательной миссии у каждого посланца, разнообразны: феноменология шпионажа простирается от теории познания до высших этажей чувственности и структур обыденной жизни. Многие вещи в этом мире останутся необъясненными и даже неопознанными, если мы не обратимся к функциям штирлица и матахари. Мишель Фуко, указав на родство опыта в широком смысле и практики пыток, был, безусловно, прав* (достаточно вдуматься в значение русского слова "пытливость"), но он, так сказать, начал с конца, с интерпретации дознания как специфического приема контрразведки. Между тем очная ставка с природой, вызванной в лабораторию, возможна лишь как результат предшествующих усилий по выведыванию тайн и сбору улик. Назвав свою книгу "Надзирать и наказывать", Фуко оставляет лакуну для подразумеваемого первого тома, который можно было бы озаглавить "Шпионить и выслеживать".
* Foucault M. Surveiller et punir. P., Seul, 1975.
Почему сладчайшее имеет форму тайны, независимо от того, идет ли речь о тайне природы или о тайном наслаждении? Почему истина есть нечто принципиально потаенное и сокровенное, и даже "несокрытость" истины, провозглашенная Хайдеггером, при ближайшем рассмотрении оказывается особой, наиболее изощренной формой сокрытости, своеобразной "светомаскировкой". Шпион (допустим, агент познания) повсюду находит следы камуфляжа. Иногда он обнаруживает умело расставленные ловушки, а иногда обнаруживает себя уже в такой ловушке и тогда понимает, что передавал в Центр дезинформацию, попавшись на видимость (на блесну) и не распознав сущность (невидимое). Стойкий интерес к детективу объясняется просто - в нем на конкретном, хорошо очерченном примере воспроизводится всеобщий опыт бытия. В самом деле сыщиков в мире едва ли больше, чем сварщиков, но детали работы сварщика никого не интересуют, тогда как тайны профессиональной деятельности сыщика способны удерживать наше внимание часами; более того, структура обладает такой принудительностью, что от нее "невозможно оторваться", пока не выяснится, "кто шпион". Опыт сыщика и шпиона, мягко говоря, оказывается ближе к телу, чем опыт сварщика, - по степени достоверности он вполне сопоставим с опытом любящего и возлюбленного. Любопытно, что интерес к предмету не уменьшается, даже если мы осознаем, что мы все заброшены в мир со своей миссией и легендой (разумеется, подобная мысль приходила в голову не только Хайдеггеру) - все равно душа наша трепещет, когда шпиона называют по имени и предъявляют улики, - такой же резонанс возникает и когда разведчик обводит всех вокруг пальца - ибо у нас есть орган для отреагирования и того и другого исхода как сладчайшего; в экзистенциальном шпионаже каждый сам себе и разведчик, и контрразведчик - четные и нечетные состояния чередуются - в пульсации штирлица.