Шоу для богатых - Страница 34

Заварив чашечку кофе, и сдобрив его армянским коньячком, он потянулся за телефонной трубкой.

Объяснив секретарше Яковлева, кто он и что он, попросил передать Владимиру Михайловичу, чтобы тот перезвонил ему, как только посчитает нужным, и едва успел положить трубку на рычажки, как раздался звонок, и в трубке послышался знакомый голос начальники МУРа.

– Александр Борисович? Мог бы и по прямому позвонить.

В голосе генерала звучала наигранная обида.

– Каюсь, товарищ генерал, каюсь, – хмыкнул Турецкий, которому этот звонок в данный момент был подобен бальзаму, каплю которого пролили на раненое сердце. – Обещаю, в следующий раз...

– Ладно, прощаю, – громыхнул добродушным баском Яковлев и тут же справился о здоровье Ирины Генриховны, чем явно озадачил Турецкого. Он то думал, что о его разрыве с Ириной знает добрая половина Москвы, по крайней мере той Москвы, которая находится в районе Бульварного кольца, а оно оказывается вовсе и не так.

И опять его пронзила неприятно-жгучая мысль о том, что может быть он действительно свалял дурака, когда приревновал жену к Антону Плетневу. Однако времени на самоанализ и самобичевание не было, – Яковлев ждал ответа, и он, промямлив что-то нечленораздельное, постарался как можно короче изложить причину телефонного звонка.

Замолчал было, однако вспомнив, что не сказал главного, устало добавил:

– Думаю, Ингуш не та фигура, чтобы просто так по чужим квартирам шастать. И если он...

– То есть, – видимо анализируя полученную информацию, уточнил Яковлев, – есть мнение, что он исполнял чей-то заказ?

– Совершенно точно.

– И не исключено при этом, что идет охота за Агеевым?

– Да.

– А Ингуш, выходит, та самая ниточка, зацепившись за которую, можно выйти и на заказчика?

– По крайней мере хотелось бы надеяться на это.

– Ну что ж, – нарочито устало вздохнул Яковлев, – поможем чем можем. Однако добро за добро.

– Господи, да в чем вопрос!

– Ну, во-первых, никаких незаконных действий, и передаете нам Ингуша сразу же, как только разберетесь со своими проблемами. А во-вторых... В общем, неплохо бы и коньячку бутылочку распить, а то ведь сколько времени только по телефону общаемся. Не гоже это, Александр Борисович, не гоже.

– Господи, да я...

– Ловлю на слове, – засмеялся Яковлев. – А пока что отдаю распоряжение относительно нашего подопечного. Короче, как в старые добрые времена: «Ждите звонка».

В трубке послышались короткие гудки отбоя, а улыбающийся Турецкий вдруг почувствовал, как радостно бьется сердце. Ничего подобного он не ощущал с того самого дня, когда узнал о своей судьбе. Впрочем, он даже припомнить не мог, когда пребывал в подобном состоянии в последний раз.

М-да, жизнь хороша и прекрасна, несмотря ни на что.

Он уже готов был позвонить и Ирине, однако не смог пересилить своей гордыни, своего собственного «я», решив про себя, что сначала, надо будет поговорить с Плетневым.

...Яковлев позвонил через два часа после их разговора. Спросил, затарился ли «господин Турецкий» армянским коньяком, после чего негромко произнес:

– А теперь по делу. У меня в кабинете сейчас подполковник, который знает вашего Лечу Декушева, как свои пять пальцев, и если еще осталась нужда в серьезной информации по Ингушу, то могу свести вас для разговора.

Нужда такая была.

Смахивая со лба капли пота, Ирина Генриховна «бежала» очередную дистанцию, однако вместо «приятной физической усталости», которую ей обещал обходительный тренер, на нее наваливалась злость на себя, «дуреху». Вместо того, чтобы в это время поехать к Турецкому, чтобы еще раз попытаться поговорить с ним об их дальнейших взаимоотношениях, чтобы не довести дела до окончательного разрыва, Господи милостивый, вместо того, чтобы хоть что-то делать для сохранения семьи, она, старая дуреха, делает вид, что бежит по ленте, а на самом деле. Скорей бы закончились все эти мучения, и она смогла бы снова заняться делом.

Впрочем, спроси ее, что за дело такое, которым она хотела бы сейчас заняться, Ирина Генриховна не смогла бы ответить. Дом, который она когда-то любила, с уходом Турецкого потерял для нее былую притягательность, превратившись чуть ли не в камеру-одиночку, а что касается агентства... Она шкурой чувствовала немой укор и осуждение со стороны близких Турецкому людей, и уже не могла выносить этого паскудного чувства, которое давило ее с утра до вечера.

Так что уж лучше педали, беговая дорожка и мокрая футболка, прилипшая к потной спине, чем тоскливое одиночество в своей собственной квартире, или глаза того же Агеева, уходящие от прямого взгляда.

Неподалеку от нее «бежала» Вероника, и Ирина Генриховна, смахнув со лба пот, изобразила нечто похожее на улыбку затравленного зайца, который уже не в силах держать дистанцию от наседающей своры собак. Мол, в здоровом теле здоровый дух – это хорошо, но нельзя же так издеваться над собой, любимой! Пора и честь знать.

И Вероника, кажется, ее поняла.

– Что, устала?

Теперь уже они были на «ты».

Ирина Генриховна утвердительно кивнула.

– Очень.

– Так, может, перекурим? – предложила Вероника. – Я имею ввиду, может отдохнем?

– Я бы в баре посидела.

– Так кто же нам мешает?! – засмеялась Вероника. – Как говорится, потехе время, а делу час.

Они прошли в душ, и минут через пятнадцать вышли оттуда посвежевшие.

Когда одевались, Вероника спросила, как бы в шутку:

– А может, по пятьдесят капель, a? A то у меня от этого чая на травках скоро разжижение мозгов начнется.

– Отчего же только по пятьдесят? – ухмыльнулась Ирина Генриховна. – Можно и по сто заказать. У меня тоже нынче настрой такой.

Неплохо знавший Веронику, бармен за стойкой даже не удивился, когда она заказала к соку два коньяка, и только уточнил на всякий случаи:

– Как обычно? Орешки?

Она величаво кивнула: мол, само собой.

Фито-бар в этот час практически пустовал, и они сели за дальний столик. Вероника была, похоже, не в себе, и это не ускользнуло от внимания Ирины Генриховны.

– Чего это ты сегодня решила раскрепоститься? – спросила она, грея ладошками бокал с коньяком.

Вероника махнула рукой.

– Навеяло что-то. Впрочем, не обращай внимания, пройдет.

«Вот и у меня тоже навеяло, – подумала Ирина Генриховна, вздыхая. – Да так навеяло, что жить не хочется».

Она приподняла свой бокал над столиком и на ее лице застыла довольно кислая улыбка.

– Ну что, за все хорошее?

Вероника кивнула, было, однако пить не спешила. Чувствовалось, что ее действительно грызла какая-то обида, и она не могла перебороть ее.

«Артур? – подумала Ирина Генриховна, исподволь наблюдая за Вероникой. – Пожалуй, так оно и есть. Хоть и храбрится девица, однако предательства его простить не может».

Наконец, та тяжело вздохнула и пригубила коньяк, словно пересилив себя. Поставила бокал на столик и с какой-то безысходностью в голосе произнесла:

– А где оно, хорошее?

Сказала это скорей для себя, но Ирина Генрихов-на не могла оставить этот вопрос без ответа:

– А вот это ты зря. Хорошего до хрена и больше, надо только разглядеть его.

– В море дерьма, – тут же уточнила Вероника. – Причем, разглядывать это хорошее надо в такой телескоп, из которого можно новую галактику открыть.

«Эко тебя приперло, девушка» – невольно подумала Ирина Генриховна, однако вслух сказала:

– И опять же ты неправа, говорю на правах старшей подруги. А то, что у тебя все еще впереди...

– Только надейся и жди! – каким-то злым, раскатистым смешком рассмеялась Вероника, и снова Ирина Генриховна не могла не подметить нервозность в ее поведении.

«С чего бы это? – подумала она, не очень-то веря в простое „навеяло“, которым, словно корова хвостом, отмахнулась Вероника. – Всплыло нечто такое, что все-таки выбило ее из седла?»

То, что это ее состояние как-то связано с Артуром Чижовым, в этом Ирина Генриховна даже не сомневалась.