Шотландская сага - Страница 78

— Товарищи, я провел последние несколько дней с Билли Хьюзом в Канберре. Он передает вам свои наилучшие пожелания и с большим удовольствием был бы здесь, а не в правительстве, где он ведет наши дела, с уверенностью могу вам сказать. Но все, что я сегодня скажу вам, сказал бы и сам Билли, будь у него возможность приехать сюда.

Генри замолчал. Выражение лица его посуровело, когда он обвел взглядом людей, столпившихся в маленьком, душном зале.

— Весь мир — в трауре, и Великобритания — в беде. Это значит, что Австралия, наша страна, тоже в беде. Чертовски тяжелая война ведется в Европе. Она от нас за тысячи миль, но последствия ее таковы, что мы их ощущаем, как будто все происходит тут, у нашего порога, и многие австралийцы уже убиты…

Его прервал голос из задних рядов, сказавший:

— Слишком многие… — Ведущий собрания призвал слушателей к тишине.

— Правильно. — Генри был великодушен. — Он только подтвердил то, о чем я говорю. Мы боремся за право высказать свое мнение, сказать свое слово, но поверьте мне, если Германия победит, никто из нас не осмелится встать и высказаться. Все, что я прошу, это дайте мне закончить, а потом я с радостью выслушаю любое ваше мнение.

Последовали новые аплодисменты, и, когда они закончились, Генри продолжал:

— Великобритания попросила Австралию послать больше людей, чтобы помочь ей сражаться в войне. Билли Хьюз согласился, но…

Подождав, пока громкие возражения из зала стихнут, Генри Росс попросил:

— Послушайте меня, пожалуйста! Я знаю, что многие из вас не согласны ни со мной, ни с Билли Хьюзом, но у вас еще будет возможность сказать, что вы думаете. Дайте же мне сначала договорить.

На этот раз его речь была прервана аплодисментами, в ответ на которые Генри Росс помахал рукой.

— Спасибо. Так я продолжу, Билли Хьюз считает, что Австралия должна послать еще больше войск помочь в войне, и он хочет объявить мобилизацию…

На этот раз шум неодобрения раздался из всех концов зала, и в течение нескольких минут его невозможно было остановить.

Генри Росс терпеливо ждал, когда ведущие собрание утихомирят зал.

— Я понимаю, что вы не можете равнодушно слушать подобную весть, и Билли Хьюз тоже сильно переживает. Подождите… — Генри удалось остановить поднимающийся ропот. — И поэтому он собирается созвать референдум, чтобы узнать, что об этом думает каждый.

— А ты на чьей стороне? — задал вопрос мужчина, стоящий рядом со сценой, и в зале шум стих, потому что все ждали ответа Генри Росса.

— Я — за Билли Хьюза. Мы должны послать солдат на войну, и я — за мобилизацию.

Тем же вечером в тишине дома рядом с шахтой Генри Росс повторил свои слова. Хозяином дома был Бен Таггерт, плотный шахтер-шотландец, которому перевалило за пятьдесят. Он работал в шахте с девяти лет, и угольная пыль въелась ему в кожу на локтях и в поры лба. Он тоже был на сцене, когда Генри произносил свою речь, встреченную так бурно. Бен был одним из старейших членов профсоюза австралийских горняков.

— Я думаю, что на этот раз ты потерпел поражение, Генри. Ты знаешь шахтеров, особенно австралийских шахтеров. Они пойдут в армию и будут хорошо воевать, но им не нужно говорить, что они должны это сделать.

— К сожалению, мы сегодня говорим не только о шахтерах, Бен. В Австралии много людей, которые совсем не хотят идти на войну, а мобилизация будет всеобщей.

— Пусть каждый сражается на своем поле битвы, Генри. Ты — наш профсоюзный босс, и ты нам нужен. Если Билли Хьюз не получит ожидаемых результатов референдума, он окажется в затруднительном положении.

Генри Росс пожал плечами. Он был достаточно молод для важного поста, который занимал в профсоюзе, но имел достаточный жизненный опыт и понимал, что такое трудности.

— Я — самый младший из десяти детей, Бен. Мне приходилось сражаться каждый день, чтобы отстаивать свою индивидуальность. Я привык к этому и к тому, что нужно уметь бороться.

Бен Таггерт неодобрительно покачал головой.

— А что об этом думает твой отец?

Выражение лица Генри Росса потеплело.

— Ты знаешь отца со дней его работы в профсоюзе, Бен. Сейчас ему семьдесят шесть лет, но, если бы он мог, он бы был в Европе, сражаясь вместе с остальными.

— Тристрам всегда все принимал близко к сердцу, неважно, что это было. Нужно быть сильным человеком, чтобы отказаться от земли из-за любви к женщине, даже несмотря на то, что твоя мать была очень своеобразной женщиной, под стать ему. Он оправился после ее потери?

Генри покачал головой.

— Никогда не оправится, но он — боец. Говорит, что это в нем — шотландская кровь. Ты ведь знаешь, что мой дед, его отец, попал в Австралию как заключенный?

Бен Таггерт кивнул.

— Я полагаю, он был сослан за то, что просто пытался накормить свою семью, и только. Таких людей, как он, тогда было много, Генри. Вот почему у нас здесь такой сильный профсоюз. Большинство из нас знают о несправедливостях и эксплуатации не из вторых рук. Вот почему я говорю, что народ не поддержит всеобщую мобилизацию. Австралийцы начинают приобретать свой собственный характер, Генри. Скажи правильное слово — и ты можешь вести их за собой куда угодно. Подтолкнуть, навязать что-то — все равно, что сдвинуть гору. Запомни это. Ты хороший сын Тристраму Россу, в этом нет ничего плохого, но кроме того, ты — лидер нашего профсоюза, и ты нужен нам. Не считай себя дезертиром в этой мобилизации.

— Сражаться за то, чтобы у шахтеров в карманах появились несколько дополнительных шиллингов, совсем не то, что сражаться с Ханом, Росс. Почему вы думаете, что из вас получится хороший армейский офицер?

Задав вопрос, британский полковник погладил седые густые усы. На бледной коже выступающих скул алые прожилки создавали эффект мрамора.

— Я и не думаю. Я пошел в армию потому, что идет война, и мы, австралийцы, тоже в ней участвуем. Немецкому солдату все равно, кто выпустит в него пулю, офицер или рядовой. Просто один из ваших капитанов на призывном пункте почему-то решил, что мне нужно предстать перед комиссией.

Вспышка гнева окрасила лицо полковника, и мраморный эффект пропал. Полковник Хидерингтон-Стендфорд не привык, чтобы с ним разговаривали в такой небрежной манере, особенно человек в плохо пригнанной военной форме рядового, только что призванный.

— Не только немецким солдатам придется встретить пули, Росс. Как вы думаете, как вы поведете себя под огнем?

— Я не могу ответить вам, пока в меня действительно еще не стреляли, но большинство моих товарищей участвовали в сражении, а точнее будет сказать — бойне в Галиполи. Похоже, они вели себя именно так, как должны были вести. Не сомневаюсь, что, если будет нужно, я тоже не подведу.

Лицо полковника побагровело от гнева. Он был членом штабной комиссии, которая разрабатывала операцию, о которой Росс отозвался как о «бойне». Конечно, сам он не участвовал в десанте. С другими членами генерального штаба он оставался на борту военного корабля вдали от Турецкого побережья, в то время как десятки тысяч солдат были переправлены на берег навстречу своей смерти.

— Вы можете идти, рядовой Росс. Вам сообщат о нашем решении в соответствующем порядке. — Полковник наслушался достаточно.

Когда Генри вышел из комнаты, полковник с шумом выдохнул воздух.

— Я не думаю, что нам нужно много времени, чтобы обсудить это заявление, джентльмены. Человек может занимать высокий пост в профсоюзе, но совершенно не годиться в офицеры.

— Я не согласен.

Отборная комиссия состояла из пяти офицеров — троих австралийцев и двух британцев под председательством полковника. Говорил один из двух австралийских капитанов.

— Росс очень уважаем в своем профсоюзе, и он знает, как нужно обращаться с людьми. Я думаю, из него получится хороший офицер.

— Он непременно завоюет уважение австралийских солдат, — согласился другой капитан-австралиец, не обращая внимание на презрительное хмыканье британского полковника.