Шоколадное сердце (СИ) - Страница 48

Почти одновременно с ней стреляет Джон. Аманда падает на пол, глядя стекленеющим взглядом куда-то в пространство, укоризненно и чуть обиженно – на ее лбу виднеется аккуратная дырочка, а Шерлок стоит, покачиваясь, удивленно рассматривая расплывающееся на груди красное пятно. Всего пара секунд, и он падает на спину, раскинув руки в стороны, выронив пистолет, отобранный у охранника. Джон, как подкошенный, оседает на пол, хватая друга за холодные руки.

- Шерлок! Шерлок! – шепчет он, не веря тому, что Шерлок умирает. – Не смей уходить! Не смей уходить без меня!

Шерлок смотрит на Джона долгим нежным взглядом, из уголка глаза вытекает одинокая слезинка, он пытается пожать руку любимого, сказать о том, как жалеет, что все сложилось именно так, но сил хватает прохрипеть одно единственное слово, прежде чем мир вокруг исчезает:

- Прости…

Отчаянный крик Джона становится слабым и едва слышным, а затем и вовсе гаснет в ватной тишине.

Шерлок медленно спускается вниз по винтовой лестнице. С наружной стороны перил глубокий, уходящий вниз колодец: тьма и боль, страх и отчаяние. Ноги едва слушаются, передвигаясь по бесконечным ступеням, словно во сне, продираясь через земное притяжение с трудом. С внутренней стороны перил бесконечные двери, одна за другой, одинаковые, дубовые, как в их старом родовом поместье. Чтобы хоть как-то прекратить это навязчивое погружение во тьму, Шерлок толкает одну из дверей и оказывается в полупустой комнате с окном под потолком и пустым письменным столом под ним. На противоположном конце комнаты цепями к стене прикован абсолютно голый, избитый и истерзанный, едва живой мужчина. Он поднимает лицо, и Шерлок с ужасом узнает отца. Губы – запекшаяся корка крови, глаза заплыли, нос разбит, кожа лица исполосована.

- Шерлок, - хрипит отец, - сынок! Ну, вот и повидались…

- Папа, - Шерлок бросается к нему, пытаясь снять кандалы - невозможно, у него нет ничего, что могло бы в этом помочь, - подожди, я поищу, должно быть хоть что-то, хоть скрепка, я открою, освобожу тебя, - бормочет он, собираясь бежать к столу и перерыть там все ящики.

- Постой, сынок, - качает избитой головой отец, - не стоит. Я все равно уже мертв. Мертвым помощь не нужна, думай о живых.

- Папа, - Шерлок тянет к нему руки, не замечая капающих из глаз слез, - не умирай, пожалуйста. Почему ты не вернулся?

- Я не смог. Допустил ошибку, и вот, сам видишь, пришлось расплачиваться, - он усмехается разбитыми губами, и из раны вновь начинает течь кровь. – Жалко маму, она не переживет, - шепчет он.

- Да, - Шерлок размазывает кулаком по лицу слезы, словно в детстве, - она и не пережила. Нам даже не позволили открыть гроб.

- И хорошо, - кивает отец, - смотреть там было уже не на что. Мне жаль, Шерлок, я так подвел вас.

- Пап, - всхлипывает Шерлок, - я так скучаю по тебе…

- Не надо, сын, будь сильным, - отец закрывает устало глаза. – Не подводи тех, кто тебя любит. Слышишь?

- Да… - кивает Шерлок. – Я постараюсь.

- Там, в нашем доме, в Милтон-Корк, в тире, который я устроил для тебя, найдешь тот самый пистолет. В тайнике. Ты найдешь, я знаю. Он твой. Я хотел, чтоб он тебе достался.

- Ладно, я найду, - обещает Шерлок, - обязательно найду.

- Я в тебя верю, - отец настороженно прислушивается, а потом смотрит на Шерлока долгим прощальным взглядом: - Уходи немедленно, Шерлок. Здесь больше делать нечего. Со мной покончено. Возвращайся к тому, кто тебя ждет.

- Но папа, - бормочет Шерлок, - пап…

- Уходи, это приказ!

Где-то рядом слышатся голоса. Шерлок узнает язык, пушту, - значит, Афганистан. Отец погиб в Афганистане. Проклятая страна, которая забрала у него отца. Он хочет остаться, хоть как-то помочь, что-то сделать, но взгляд отца, отрешенный и какой-то чужой, холодный, пугает. Шерлок пятится к двери и вываливается спиной на все ту же винтовую лестницу. Опять вниз, мимо одинаковых безликих дверей, в колодезную тьму неизвестности.

Он не хочет спускаться, но что-то неотвратимое тянет, словно магнит. Шерлок держится за стену, боясь сорваться, если подойдет слишком близко к перилам, и в какой-то момент просто вваливается в одну из незакрытых дверей. Комната напоминает дорогой бордель, специализирующийся на БДСМ-играх. Стены обиты красным бархатом, поглощающим крики. Шикарная кровать в углу с балдахином и красными шелковыми простынями, бокалы с шампанским на столике. В другом углу установлен станок со всеми необходимыми приспособлениями, а перед ним на коленях сидит Ирен Адлер, в прозрачном ничего не скрывающем пеньюаре на голое тело. Ее волосы распущены по спине, на лице выделяются кроваво-красные губы. Шерлока передергивает от этого вампирского макияжа. Он с тоской оборачивается на дверь, уж лучше колодец и неизвестность, чем эта сломленная женщина, но Адлер замечает его и поднимает полный ненависти взгляд темных глаз.

- Ты… - произносит она устало. – Я ждала кого-то другого… - Шерлок молчит, не зная, что сказать, утешать ее не хочется. – Она была так юна, хрупка и наивна. Мне казалось, я держу в руках глину – лепи что хочешь, по своему образу и подобию, - Ирен горько смеется. – Ты чувствовал себя когда-нибудь богом, Шерлок? Богом, сотворившим человека? О, это сладкое чувство! Оно окрыляет, дает силы, веру в себя и свое всемогущество… Она внимала мне, как библии, верила каждому слову, копировала жесты, интонации, манеру одеваться. Она валялась у меня в ногах, принимала с радостью все, что я была готова ей дать… Даже боль. Особенно боль. Ты тогда сказал, я зашла далеко, но это неправда, - в глазах Адлер вспыхивает ярость, и она распрямляет спину. – Она хотела эту боль. Она ее выпрашивала… Я всего лишь дала то, что она хотела! – Адлер молчит долго, а затем кричит визгливо и некрасиво, становясь обычной брошенной женщиной: - Почему? Почему она ушла? Чем он лучше меня? Почему, Шерлок? Ты же все знаешь, объясни! – она ползет к нему на коленях и исступленно умоляет: - Объясни, пожалуйста, пожалуйста… Почему?

Шерлок отступает еще на шаг, упираясь спиной в дверь и шарит рукой в поисках ручки, не отводя взгляда от Адлер.

- Может быть, она хотела просто любви? – тихо предполагает он. – Обычной любви, а не игр, боли и страха. Каждый человек ищет всего лишь любовь, ничего больше.

- Любви? – смеется Адлер истерическим смехом. – С этим обычным скучным средним человечком, который даже ниже ее. Она носит теперь туфли без каблуков и не красит губы. Они ходят по пятницам в ресторан, а по средам в кино. Он дарит ей цветы по воскресеньям, а она готовит ему завтрак, провожая на работу. Это ведь не жизнь! – кричит она. – Это рутина! Скука! Болото! Она не может его любить! Он не заслуживает любви…

- Откуда тебе знать? – шепчет Шерлок, напрягаясь от того, что ручка все не находится. – Любят ведь не за что-то, а как правило вопреки… И любовь – это чувство, его нельзя заслужить. Она либо есть, либо ее нет…

Адлер хохочет:

- Ты эксперт по чувствам? Забавно! И давно? Давно ты им стал?

Шерлок качает головой:

- Нет, я не эксперт. Я ничего не понимаю в этом. Я просто чувствую вот здесь боль, словно у меня осталась только половина сердца… - Шерлок прижимает руку к левой стороне груди и тоскливо оборачивается, находя взглядом ручку. – Я пойду, извини, мне надо… - бормочет он, открывая дверь.

- Мой тебе совет, Шерлок, - кричит в спину Адлер, - забудь. Ты все равно подведешь. Ты всегда подводил тех, кто тебя любил, поэтому забудь, иди туда, вниз, там тебе самое место… - и она принимается демонически хохотать, а Шерлок практически выбегает, захлопывая за собой дверь и отрезая себя от жуткого сводящего с ума смеха.

Шерлок долго не может двинуться дальше, в ушах стоит страшный смех той женщины, ее бледное, словно мертвое, лицо. Но нужно идти. Он отлипает от стены и шагает, туда, вниз, стараясь дистанцироваться от этой проклятой двери. Продвигаться становится легче, сопротивление воздуха почти исчезает, а тьма внизу перестает пугать. В теле появляется некая легкость и плавность, боль с левой стороны груди потихоньку исчезает.