Шофер. Назад в СССР. Том 3 (СИ) - Страница 6

— Да то не мне, — махнул рукой Титок, а потом залился краской, как девочка.

Поглядев над его плечом, понял я, в чем дело. И рассмеялся.

Стояла у его машины девушка-немка, да глядела на нас с Титком серьезным своим, деловитым взглядом.

— Фройлине, значит, своей услужить хочешь? — Сквозь смех проговорил я.

— Да ничего и не услужить! — Обернулся он украдкой, а потом как-то испуганно нахмурился, — давай быстрее! Пока она к кому другому не пошла!

Сдерживая очередной приступ смеха, пошел я к Белке в кабину. Очень мне забавно было, как Титок отпирался, а потом тут же побежал немочке угождать.

— Вернешь вечером, — сказал я строго, когда передавал ему свой ключ, — как хочешь вернешь. Если твоя новая зазноба его умыкнет, найдешь мне новый.

— Да никакая она мне не зазноба! — Возмутился Титок, — это я так, из вежливости!

— Ну-ну, — глянул я на Титка снисходительно, — давай, дерзай. Вежливый ты наш.

Титок напоследок наградил меня краткой улыбкой и быстренько побежал к своей немочке, чтобы ей угодить. Видел я, как они, общаясь чуть не на пальцах, пошли вместе к немецкому комбайну.

Когда решил я глянуть, чего это Казачок не уезжает, то увидел, как тот Рихтер снова трется рядом с Машкой. Девушка же, все пытается от него отбиться, уйти в машину, да тот забрасывает ее своими вопросами. Тормозит, в глазки заглядывает.

— Вот зараза неугомонная, — я нахмурился, — быстро вылечился, фриц.

Пошел я решительно туда. К ним. Уже на подходе моем, Клаус переменился в лице: черты его ожесточились, свел он светлые свои брови к переносице. Посмотрел на меня недобро.

— Что, Клаус, — сказал я, на ходу, — не проходит голова?

— Нушна еще одна таплетка, — ответил он холодно.

— В комбайне у себя поищи.

Приблизившись, стал я между ним и Машей. Заглянул немцу в глаза. Не боялся он моего взгляда. Смотрел и не отводил своих арийских, етить их, зенок. Замерли мы друг напротив друга. И когда хотел я уже отправить его пенделем обратно к своему ящику на колесах, вмешалась тут Маша:

— Ну ладно, Игорь, — она юрко подскочила ко мне сбоку и тронула лицо, приклонив к себе, чмокнула меня в щечку, — пора мне. А-то и правда в поликлинике съедят.

Глянул я в ее глазки. Была там смесь смущения и беспокойства.

— Езжай, — и ничего не бойся, — ответил ей я.

Маша, не взглянув на немца, побежала к кабине.

— Фы уезшаете? — Удивился Клаус, которого будто бы и не смутил Машкин поцелуй.

Однако, не дождавшись ответа, он торопливо добавил:

— Auf Wiedersehen!

— Двигай! — Обернувшись, крикнул я Казачку.

— Ага! Давай Игорь! До вечера! — Закричал тот в ответ и закрыл дверь в кабину.

Вместе с немцем пронаблюдали мы, как Казачок погнал свой газон по прокосу, развернулся и пошел обратно в горку, миновав немецкую колонну машин.

— Красифая у фас schwester, — провожая машину взглядом, улыбнулся Клаус.

— Не сестра она мне, — ответил я, — а невеста.

— О! — Клаус сделал удивленное лицо, — это все потому, что я, иногда плохо понимаю фаш язык. Ну, то что нефеста, это ничего.

— Будешь к ней приставать, — глядя немцу в глаза, сказал я спокойно, — получишь по шее.

— Was?

— Да понял ты все. По глазам вижу, что понял.

Еще пару мгновений смотрели мы друг на друга, как два вражьих волка. Вдруг взгляд немца скакнул над моим плечом. А потом он пошел обратно к своему комбайну. Обернувшись, увидел я, как руководство колхоза вместе с немцами садиться в волгу.

— Игорь! — Крикнул мне Вакулин, — ну чего ты? Готов? Начинаем учения!

— Готов! Иду уже, Евгений Герасимович!

Вечер того же дня.

Отделение райкома.

— Ну чего ты упрямишься, Ира? — Егоров прислушался внимательнее, приблизился ухом к закрытой двери кабинета Аллы Ивановны, — такой шанс выпадает раз в жизни!

Когда Егорову передали, что Алла Ивановна ждет его у себя в кабинете по какому-то важному делу, он почти сразу бросил всю свою работу и поспешил ко второму секретарю райкома.

Следуя по-пустому в конце рабочего дня кабинету, Николай Иванович чувствовал какое-то беспокойство. Вообще-то, он чувствовал беспокойство каждый раз, когда Алла Ивановна звала его к себе в кабинет. Потому как вызов этот обещал Егорову неприятную, а иногда и не очень… законную работу. Работу, связана которая, чаще всего была с подлогом. Николай Иванович не любил делать подлогов, по понятным причинам, однако выступить против Аллы Ивановны боялся. Очень боялся.

Когда пришел он к кабинету начальницы, то услышал за тяжелой деревянной дверью приглушенные голоса. Егорову даже в голову не пришло, что можно просто постоять в стороне и подождать, пока там закончат разговаривать о делах, в которые он был совершенно не посвящен.

Следуя своей натуре, Николай Иванович оглянулся кругом и, убедившись, что никто за ним не наблюдает, приблизился к двери. Стал слушать.

— Ну я же уже сказала тебе, Мама, — зазвучал новый, но знакомый Егорову девичий голос, — что не хочу я всем этим заниматься! Не по мне это!

Егоров нахмурился. Голос принадлежал Ире, дочери Аллы Ивановны.

— Ты, похоже, — продолжала Анна Ивановна тяжело вздохнув, — не понимаешь в чем тут дело. Место свободное. Один из участников отряда по соревнованиям выпросил у нас место для своей сестры, да не где-нибудь, а в московском медицинском училище! А потом взял, да и отказался. А запрос на место мы уже по партийной линии отправили. Ответа ждем. И ответ, будь уверена, будет положительный.

— Отказался? — Спросил у самого себя Егоров, — когда это Землицын отказался от такого места?

И правда, не слышал Николай Иванович от Землицына таких слов. Не получал заявления, в котором он бы отказался. А вот ходатайство на одно место в училище, чтоб без экзаменов пройти, Егоров печатал собственными пальцами.

Выходит, это очередной какой-то Аллы Ивановны мухлеж. Да такой, в который Егоров пока еще не посвящен. Но скоро будет, он понимал это четко и ясно.

— Мама, — с таким же вздохом и почти такой же интонацией, как у Аллы Ивановны, произнесла Ира, — ну не хочу я в Москву. Не хочу по врачебной дорожке идти. Мне и тут хорошо. Я сейчас в комсомоле, а потом пойду по партийной карьере, как ты. Ну и все.

— Да как же ты не поймешь⁈ Это ж какой почет может быть! Он же отказался! Место останется, и я легко тебя на него переведу! У меня есть к тому нужные связи!

— Мама, — ответила ей Ира почти сразу же, — да это ты не поймешь. Чтобы по медицине пойти, упираться нужно сверх меры. А тут, у нас, я уже всюду на хорошем счету. Меня все местный комсомольские организации знают и ценят. Как говорится, где родился, там и пригодился. Зачем прыгать выше, если уж и так все правильно идет?

Вот значит, как выходит… Захотела Алла Ивановна провернуть по этому пути свою дочь. Такое ее желание Егорова страшно удивило. Да еще при том учете, что Землицын-то ни от чего не отказывался.

Мать с дочерью, еще немного поспорили-поспорили, да не договорились.

— Ну ладно, ма, пойду я. У меня еще сегодня вечером собрание в нашей городской ячейке. Нельзя мне опаздывать.

Эти слова отразились у Егорова горячими мурашками по всей спине, и он отпрыгнул от двери. Сделал вид, что стоит и смирно ждет у коридорного окна.

— О, привет, Ирочка! — Поздоровался он, когда девушка вышла из кабинета, — а это ты там с Аллой Ивановной? А я и не знал, что ты тут! Подошел, слышу, кто-то в кабинете разговаривает, ну и решил подождать! Да только долго ждать не пришлось. Ты почти сразу вышла.

— Здрасте, — только и сказала Ира, глядя на Егорова равнодушным взглядом.

А потом девушка потопала на своих коротеньких широких каблуках по коридору, в сторону лестницы на первый этаж.

Егоров зашел в кабинет.

— А, ты тут уже, — сказала Алла Ивановна, нервно поправляя на своем столе печати и карандаши.

— Ну да, Алла Ивановна, — занял Егоров деревянный стул, все еще теплый от Ириного на нем сидения, — звали же.