Шофер. Назад в СССР (СИ) - Страница 8

Когда я вскочил на подножку и принялся демонтировать сидения ГАЗа, то почувствовал невероятный азарт. Спустя пять минут сидения уже покоились на улице. Туда же отправился и линолеум, что укрывал пол. Потом пришел черед и железного полика, скрывавшего коробку. Открутив и аккуратно сняв его с рычага переключения передач, я положил полик в салоне так, чтобы не мешал работать. Под ним и покоился большой железный короб — коробка передач.

Все шло гладко и быстро, однако, я знал, что самое сложное еще впереди. Я начал снимать барабан ручника. Отсоединил датчик спидометра и вилку сцепления.

Пришел черед гаек, что крепили коробку со стороны двигателя. Когда я открутил и их, то забрался в кабину.

— Ну что, — поплевал я на руки, — давай родимая, выходи!

Схватившись за рычаг переключения передач, я напрягся и изо всех сил потянул влево. Я никогда не интересовался тем, сколько же висела коробка передач от ГАЗа, но по ощущениям, килограмм сто!

По рукам пошло напряжение, я почувствовал, как задрожали мышцы на ногах и спине. А потом, с металлическим шуршанием, коробка сошла с направляющих и повисла на одном только первичном валу.

— Руки помнят, — утер я пот со лба, — ну ладно. Это только треть дела.

Напрягшись еще сильнее, я извлек первичный вал из паза и медленно, оберегая спину, опустил коробку вниз, на голый асфальт. Действовать пришлось совсем так же, как кладут штангу атлеты-штангисты.

«Вставляй спину и жопу оттопыривай! — Вспомнил я научения Федора Ильича, в прошлом тренера по тяжелой атлетике, которого жизнь забросила в шоферы, — тогда не сорвешь мышцы-то!»

С таким же трудом я вытащил тяжеленный агрегат из-под машины. Разместил коробку рядом с передним колесом, на асфальте. Я взмок, а руки все еще гудели от напряжения. Тем не менее глядя на промежуточный результат своей работы, я почувствовал, как улыбаюсь.

Диспетчерская представляла из себя небольшое здание с неровными белеными известью стенами и деревянными полами, окрашенными в красный цвет. Было здесь два кабинета, да коридорчик.

Один из кабинетов чинно занимала уважаемая всеми диспетчер по имени Лидия Петровна. В другом же ютились завгар и оба механика.

В небольшом коридорчике, что вел в кабинеты, стояла пустая ученическая парта. На стене висел большой плакат. На нем улыбающийся мужчина-шофер держал руль грузового автомобиля. Надпись на плакате складывалась в незамысловатое четверостишье:

Горжусь профессией моей,

Люблю ее размах.

Умело мощь стальных коней

Держу в своих руках!

«Я так хочу, чтобы лето не кончалось!» — Приглушенно звучала из кабинета товарища диспетчера песня Пугачевой. Должно быть, там стоял радиоприемник. А может быть даже магнитофон.

Застыв на мгновение в коридоре, я заслушался. Забавно. Эту песню. «Звездное лето» я мог послушать в любой момент и в прошлой жизни. Однако здесь, сейчас, она звучала как-то совсем по-иному. По-новому.

Повременив еще немного, послушав мелодичные «ла-ла», я постучался и вошел в кабинет завгара.

— Ну что, — сказал я с порога, — снял коробку, разобрал. Милости просим. Гляните, — посмотрел я на механика по ремонту Степаныча, — что там, с ней, произошло.

Степаныч, видя мое веселое лицо, нахмурился и вжал голову в плечи. Завгар Федотыч глянул на наручные часы, приподнял брови.

— Ого. Шустрый ты, Игорь. Лихо справился.

— Это только половина работы, — сказал я весело, отчего механик посмурнел еще сильнее, — самое тяжелое впереди. Вот только чтобы собрать коробку, мне нужны запчасти.

— Погодим еще, — начал механик Степаныч, — посмотрим сначала, за чей счет будет ремонт: за колхозный, или за твой личный, Землицын.

Было видно, как ему не нравится, мое выражение лица. Кажется, Степаныч решил, что я улыбаюсь, чтобы позлить его. Конечно же, это было не так. Я просто испытывал невероятное удовольствие от проделанной работы. Мне казалось, что еще никогда я так не радовался результату своего труда.

— А что там с коробкой то случилось? — Посмотрел на меня завгар вопросительно.

— Мда… Развалился подшипник, — Вздохнул завраг Федотыч.

— Налицо некачественная сборка детали, — суховато сказал я, — Шар выскочил из обоймы. Застрял между шестернями вала и второй передачи. Выбил я заразу, — я показал слизанный шарик, лежавший на моей грязной ладони. Все с интересом склонились над рукой, — главное — зубья сильно не покаршились. Чуть напильником рихтануть и сцепятся.

— Эх! Тьфу ты! — Махнул рукой завгар и поднялся от коробки.

Разборку коробки пришлось проводить прямо тут же, на месте. Все ремонтные боксы с ямами и верстаками были заняты сломанными машинами. Еще с прошлой моей жизни я помнил, как сложно было туда попасть. В большой семье клювом не щелкают. Кто первый поломался того и яма.

Вот я и взялся за КПП прямо у правого колеса ГАЗа. Работать было неудобно, но привычно. На удивление привычно. Казалось, не было тех сорока лет, что пролетели между той и этой жизнью.

Я радовался, когда сливал черное пряное масло из агрегата, обделав им все руки и даже рубашку. Радовался, когда срывал тугие винты с крышки. Радовался даже выпресовывая молотом вал.

Все просто горело в руках, и времени я не замечал.

Когда я позвал завгара к машине, вместе с ним уцепились и оба механика. Механик по ремонту Степаныч, с нашей ссоры был темный, как вырытая ночью могила. Он свел суровые брови, а нос его от нахмуренности стал казаться еще больше.

Механика по выпуску Никиту Олеговича Федотова я помнил еще из прошлой жизни. Это был очень крупный мужик под пятьдесят. Высокий рост и крупное тело его создавали такое впечатление, будто смотрит механик на всех с надменностью и холодом. На самом деле это было не так. На широком лице с крупными лошадиными чертами горели очень добрые глаза. Был Никита Олегович добрым, спокойным и немного меланхоличным человеком.

Когда я привел завгара и механиков к своему рабочему месту, все окружили коробку, как котелок с кашей. Принялись заглядывать внутрь. Брали и критически осматривали детали, старательно разложенные мной на сером куске материи.

— Запчасти сыпятся, как песочные, — сказал очень низким голосом Никита, — Женя Лыков подшипник и шестерни менял в КПП. Так и месяца не отъездил. Подшипник также развалился и зубья все послизал.

— Они там что? — Гневно засопел завгар, поднявшись на ноги и топча недокуренную папиросу от злости, — ногами детали, на своем заводе делают⁈ Не дело это все! Не дело! Надо срочно менять поставщика, а не экономить! Бо все перевозки колхозные встануть! И что тогда?

— А тогда все, — низко протянул Никита, поднимаясь с корточек — тогда накатаемся.

— Степаныч, — я встал, посмотрел на механика по ремонту, — ну что? Пойдем за запчастями?

Степаныч хмуро посмотрел на меня снизу вверх. Недовольно искривил тонкие губы. Потом взял с холщины смятый подшипник вала. Встал, покрутил деталь в грязных руках.

— Да что ты его нянчишь, как родного? — Нервно выпалил ему завгар, — выдай парню запчасть, не вредничай. Видишь же в чем дело?

Степаныч что-то недовольно пробухтел себе под нос.

— Уговор помнишь? — Спросил я с усмешкой.

— Да помню-помню, — сказал он хмуро, — пойдем до склада. Выдам.

Когда механик по ремонту побрел прочь от машины, я уже было хотел пойти следом, но завгар меня остановил.

— Молодец Игорь, — сказал он с улыбкой, — шустро работаешь. Дела не боишься. Молодой, а толковый. Честно, не ожидал.

— Да ладно, дядь Миш, — махнул я рукой, — изголодался я по этому железному делу, — показал я ему вымазанные маслом руки, — ой как изголодался.

— Изголодался? — с ленцой улыбнулся Никита Олегович и посмотрел свысока покровительственным взглядом, — ты ж только недавно из армии вернулся. Водителем был. Там тебе, что ли, машин не хватило?

— Не хватило, — хохотнул я, — ой как не хватало.