Шофёр. Назад в СССР - Страница 11

– Проверю, как передачи переключаются, – выглянул я из окна, – шумит ли коробка!

– Не поедешь со мной-то?

– Не!

Миновав ворота, я вырулил на широкую гравийку и дал газу. Выдавив сцепление, перевел передачу в нейтральное положение. А потом надавил снова и вставил вторую. Машина пошла быстрее, когда я вернул сцепление на место и добавил газу.

Коробка работала складно. Подозрительных шумов я не слышал, хотя прислушивался чутко. Ловил каждый посторонний звук, которого не должно было быть в моей машине. Также гладко пошла и третья передача. Четвертую я включил, когда выехал на Ленина, на асфальт.

Белая стрелка спидометра побежала по пухлым делениям. Замерла на одном делении до восьмидесяти. В кабине зашумел ветер, почти заглушил рык двигателя. Мимо, оседлав Яву, промчался Санек. Весело махнув рукой, он на скорости погнал по пустой дороге в сторону центра.

Я выжал тяжелый тормоз, и ленивые барабаны принялись замедлять машину. Остановившись на пустом перекрестке, я включил заднюю. Начал медленно разворачиваться задом.

Коробка радовала. Лишних звуков я не уловил. Тихим ходом погнал машину обратно, на гараж. Когда вернулся, пришлось немного поискать пустое место на стоянке. Дошел я до самого края.

Сумерки загустели, и я двигался с включенными ближними огнями. На миг желтый свет согнал серость со свежего зеленого борта Белки. Интересная была машина. Внешне совершенно новая, но весь день ржавеет в гараже. Как-то не укладывалось у меня в голове это обстоятельство.

Когда я заглушил машину и выбрался из кабины, то с интересом приблизился к Белке. Обошел новенький самосвал кругом. Наверное, ездили на ней не более года или полутора, потому что на кузове еще не отразились следы тяжелой работы.

– Что ж с тобой не так? – Прошептал я себе под нос.

Я приблизился к синей голове Белки. Взобравшись на ступеньку, отворил дверь в кабину. Машина тут же встретила меня теплым светом плафона.

– Как новая, етить ее, – задумчиво сказал я. Даже аккумулятор живой. За машиной все же есть уход. Тогда еще страннее, что на ней не ездят.

В салоне все горело относительной новизной. По сравнению с другими машинами это виделось особенно ярко. Новое непотертое сиденье все еще не потеряло насыщенного коричневого цвета. Обивка салона не успела облезть. И даже линолеум, которым был укрыт пол, бликовал на свету, как новый.

Я сел за руль. Повертел насилу тугое рулевое колесо. Новенькая панель уставилась на меня своими большими и маленькими глазками приборов.

– Да что ж с тобой не так-то? – Повторил я удивленно, – будь на улице посветлее, я и под капот бы заглянул. Может там какая причина вскроется?

В кабине же было просто нормально. Обычный самосвал. Только совершенно не уставший от времени и работы. Решив выспросить при случае у завгара, что же тут такое, я выбрался из машины. Спрыгнул с подножки.

Последние машины возвращались в гараж. Шоферы все еще суетились тут и там. Многие группками уходили пешие домой.

Некоторые катили на колесах. Я видел, как из гаража уехали несколько мотоциклистов. Один даже взял пассажиров: одного на заднее седло, другого в люльку. Следом поехал белый четыреста двенадцатый Москвич, набитый веселыми мужиками.

Я же решил пойти пешком. Хоть до дома путь был неблизким, как-то хотелось мне пройти его своими ногами. Насладится темным и теплым станичным вечером. А сумерки к этому времени уже совсем загустели. На гараже, тут и там зажегся теплый ламповый свет. Перекрикивались люди.

Оставив за спиной высокие ворота гаража, я пошел к дороге. Выйдя на Ленина, направился к центру станицы.

Тишина вокруг стояла неимоверная. Как и темень. Где сейчас, в современном городе увидишь такую темноту?

– Раньше, – поправил я себя, – в моей прошлой жизни, в две тысячи двадцать третьем, где еще увидишь такую темноту?

Как ни странно, эта тьма показалась мне уютной.

Я шел по краю дороги, и редкие машины, блеснув фарами, проезжали мимо. Во дворах, тут и там горел тусклый свет. Мотыльки клубились вокруг дворовых лампочек, мерно горевших теплым светом. Стрекотали сверчки.

На лавочках, против комаров, стойко сидели старушки. Вот придорожная сотка зашуршала кукурузой. То прячутся в ней детки. Доигрывают свои прятки. Где-то вдали забрехал пес. Тут же нашел себе товарищей, что поддержали его звонкий лай. Спокойно шептали черно-зелеными листьями вездесущие орехи. Пахло жарким асфальтом, что весь день копил свое тепло, а сейчас отдавал его сумеркам.

Я шел и просто наслаждался этим временем. Простой деревенской жизнью. Прохладным деревенским воздухом. Тихим деревенским ветром.

Шел я не торопясь. И пусть я очень хотел увидеть свою семью: молодых отца и мать, знакомых соседей, живую Свету, я знал, что они от меня никуда не убегут. Чувство совершенного спокойствия поселилось в душе. Не нужно никуда торопиться. Никуда бежать. Завтра все тоже будет. Просто будет. Ощущение уверенности в завтрашнем дне – одно из главных чувств, что я потерял за эти годы. И был счастлив, что сейчас, в эту самую минуту, оно вернулось.

Очередная машина зазвучала позади. Зашуршала шинами по гладкому асфальту. Я обернулся. Эта шла тише, не промчалась мимо, как другие. А потом, возле меня остановилась желтая копейка.

– Игорь? – крикнули из салона.

Я пригнулся, заглянул внутрь.

– А ты че пеший? – Удивленно спросил меня завгар Федотыч.

– Да так. Пройтись захотел.

– В буфет опоздаешь, – хмыкнул он, – там, поди, уже бочки с пивом откупоривают. Никита Олегович уже там как там. Он же чуть ли ни главный откупорщик на гараже. Открывает так, что и капли не прольет.

– Да не, – ответил я с улыбкой, – не пойду я сегодня в пивнуху.

– Не пойдешь? А чего такое? – Нахмурился завгар, – мож плохо тебе? Голова-то, после солнечного удара не шалит? Давай-ка, молодой, – он потянулся к двери и дернул кнопочку, отпирая пассажирское место, – доброшу тебя до дому. Бо упадешь где-нить по дороге со своей головой, а мне потом с матерью твоей объясняться.

Велико было мое желание отказаться. Хотелось добраться до дома пешком, своими ногами. Послушать еще, как дышит в сумерках вечерняя станица. Но другое желание все же взяло надо мною верх – любопытство. Больно сильно хотел я знать, что же случилось с Белкой.

– Хорошо, дядь Миш, спасибо!

Я сел в Жигули, звонко хлопнул дверью. Двигатель легковушки работал мягко после тяжелого баса самосвала. Завгар включил передачу, схватился за узкое кольцо руля обеими руками. Полноватый мужчина смешно задрал подбородок, всматриваясь в пожелтевшую под фарами дорогу. Дал газу. Машина покатилась. По горящему подсветкой прямоугольному спидометру побежала красная стрелка.

– Лихо это ты, – не отрываясь от дороги, проговорил завгар, – коробку да в один мах на место вернул. Признаться, первый раз вижу такое. Хотя слышал, что так можно. Было дело. Говорят, мужик какой-то, из Бесскорбной, из тамошнего колхоза, умеет так же. Не знаком?

– Не знаком, – улыбнулся.

– Эх. Ну да ладно. В армии научился?

– Знакомый один научил, – уклончиво сказал я.

– Надо ж как бывает, – надул полные щеки завгар.

– Слушай, дядь Миш, – начал я, вглядываясь в то, как дорога бежит под днище машины, – а что не так с Белкой-то?

– С какой белкой? – Не понял он, а может, сделал вид, что не понял.

– Ну как с какой? С машиной. ГАЗ пятьдесят третий. Стоит на отшибе как прокаженный. Сломанный что ли?

– А… Белка… – Завгар поджал губы, – да нет. На ходу Белка.

– А что ж в колхозе не работает? В рейсы не ходит?

– Ну вот когда, – хмыкнул он, – без шофера научится ходить, так и начнет.

– Ну эт еще лет сорок – сорок пять, – пошутил я, намекая на беспилотные машины, что появились в две тысячи двадцатых годах.

– Чего? – Теперь точно не понял Федотыч.

– Да так, ничего. Шучу. А почему у неё шофера-то нету?

– Да потому что никого в Белку и клещами не затащишь, – демонстрируя досаду, завгар сплюнул, но сухо, без слюны. – Я уже с этой Белкой год воюю. Уж весь район о ней знает. Председатель колхоза, вон, досадует, что машина стоит без дела. В партийной ячейке вообще за голову хватаются, мол, как так, прогрессивная у нас, значить, страна, а колхозники суеверничают. В сказки верят. Да вот поделать никто ничего не может.