Школьный Надзор - Страница 7
Нельзя сказать, что к семерке низших Темных Дмитрий поначалу относился как-то иначе, чем ко всем остальным. Но литература их сблизила.
…Обсерватория, конечно, была заперта, и не только на материальный замок. Вообще, считал Дмитрий, в школе слишком много охранных заклятий, которые не пускают туда, сюда и никуда. Наверное, у него самого это задевало самолюбие – чтобы пройти сквозь большинство волшебных кордонов, способностей седьмого уровня никак не хватало.
Однако на Дреера как на сотрудника навешивались еще и магические пропуска. А ученикам приходилось искать лазейки. Иногда Дмитрий даже подозревал, что лазейки оставляли нарочно, чтобы дать еще один стимул научиться думать. Никто не развивается лучше, чем на реальных задачах. Даже волшебники.
Проход был заблокирован в Сумраке, но как раз семерка и показала словеснику «дыру в заборе». Оказавшись на винтовой лестнице, тот начал, как ему думалось, неслышно подниматься… пока не задел какую-то невидимую магическую «растяжку». На всю обсерваторию тут же приветственно взревело: «Come on, everybody!» – почему-то выпеваясь на мотив «Рио-риты».
Эту сигнализацию поставили явно те, кого он искал. Таиться больше не имело смысла.
– Приветствую стихотворцев! – громко сказал Дреер, перекрикивая странную песню.
– Здрасьте, Дмитрий Леонидыч! – раздался под куполом нестройный хор.
После истории со Стригалем они сами время от времени звали Дмитрия на посиделки. А словесник рассказывал им кое-что не из программы. Например, кто был загадочным Иным, что нанял в помощники актера Уилла Шакспера и от его имени сочинял пьесы. Ведь среди Иной аристократии в те времена драматургия была столь же не в чести, сколь и у аристократии человеческой. Еще Дреер повествовал, как погружался в Сумрак Роберт Льюис Стивенсон, как боролся с вампирами Амброз Бирс и почему отказались от инициации Булгаков или Стивен Кинг.
Сейчас он выбрался в обсерваторию, как матрос в радиорубку – почему-то именно это сравнение пришло в голову. Семерка была в полном составе, расселись прямо на полу вокруг телескопа. И то правда, Иным простудиться не грозило.
Жгли несколько свечей разного калибра. Купол накрыли нехитрым заклинанием, которое метко назвали «тонировкой» – снаружи огня не увидать. Конечно, для Лихарева или директора Сорокина пройти взглядом сквозь такое было бы раз плюнуть. Но «тонировка» отводила глаза тем, кто специально не присматривался, а большего и не требовалось.
Дмитрий поглядел сквозь прозрачный купол башни на осеннее небо: бескрайняя плитка черного шоколада, щедро посыпанная звездами. Продекламировал:
Потом спросил:
– Не помешал ночному бдению?
Впрочем, и так было понятно, что помешал. Не дожидаясь ответа, Дмитрий начал выбирать, куда приземлиться.
– Что вы, Дмитрий Леонидович! – интеллигентно и подчеркнуто правильно сказал предводитель всей компании, вампир Артем Комаров из 9 «А». Собственно, классов в параллели было всего два, «А» и «Б». – Вы как раз вовремя!
– Да? – Дреер не стал садиться на пол и придвинул стул. Руками, а не Силой, все-таки порядок есть порядок.
– У нас тут спор!
– По поводу?.. – Дреер вдруг осекся.
Только сейчас он заметил, что на полу обсерватории расположились не семь подростков, а больше.
Восемь голов. Длинные волосы Комарова. Рыжеватый «ежик» – Толик Клюшкин. Буйная черная шевелюра – вервольф Карен Саркисян. Лохматый, нечесаный, с глазами слегка навыкате – просто-таки классический волкулак Гоша Буреев. Единственный белобрысый во всей этой шайке и одновременно самый юный – Стас Алексеенко. И, конечно, наособицу близнецы Даниловы, брат и сестра.
Немудрено, что среди них Дмитрий не сразу углядел скромную рыженькую девочку с короткой мальчишеской стрижкой. Хотя и странно – ведь сидела она, скрестив по-турецки ноги, рядом с Артемом.
Дмитрий не очень хорошо знал девочку, хотя уроки в ее классе уже вел… Кажется, появилась в школе не так давно, с первого сентября. И звали ее вроде бы Анной. Фамилию Дреер вспомнить не смог.
Зато вспомнил, даже не глядя на ауру, что она – Светлая. Первая Светлая в компании «мертвых поэтов».
– Толик говорит, что цвет Иного зависит от настроения, под которым он первый раз зашел в Сумрак… – сказал Комаров.
– Есть такая гипотеза, – ответил Дреер, не сводя взгляд с Анны.
– Ни фига себе гипотеза! – встрял Гоша. – На Инобиологии только так и говорят.
– Ну-у… – протянул Дреер. – А кто не согласен?
– Я! – сказал с места вечно настороженный Карен Саркисян.
Когда он волновался, у него отчетливо звучал в голосе армянский акцент. Обычно же Дмитрий склонен был ставить литературную речь Карена в пример.
– Получается, какой-нибудь маньяк может всю жизнь людей убивать, пока его не инициировали. А войдет в Сумрак первый раз в хорошем настроении, может, потому что только что кого-то там снова убил… И чего? Будет Светлым?
– Увы, – сказал Дреер.
– Это несправедливо! – эмоционально заявил Карен.
– Конечно, – согласился Дмитрий. – Но и случается крайне редко. Исчезающе. В основном бывает наоборот.
– Среди Темных очень мало убийц, – сказала с места Маша Данилова.
Повисла тишина. Все-таки, кроме Дреера и новой девочки, тут всем рано или поздно выпишут лицензию на охоту за людьми.
– То есть у нас многие должны… питаться, – поправилась Маша. Было видно, что ей самой неприятно говорить. – Но они не убийцы. Не совсем убийцы. Даже вампиры не убивают просто так.
– Мы обыкновенные хищники, – сказал Карен. – Должны есть мясо. Но не убиваем больше, чем можем съесть. А можем и вообще не убивать. Я никого не собираюсь.
– Я тоже, – сказал Артем.
Он был вампиром от рождения. Комаров-старший работал начальником отдела сбыта на крупном мясокомбинате. Мать Артема сама настояла на том, чтобы муж ее инициировал, когда уже была беременна. Дети вампиров редко выживают без инициации, и она не хотела, чтобы сына укусил родной отец. Теперь она трудилась на станции переливания крови, даже использовала Зов, чтобы привлекать туда больше доноров с редкими группами. Ночной Дозор разрешил ей это, оценив пользу и принимая во внимание, что за всю жизнь доктор ни разу не обратилась за лицензией.
Она даже к донорской человеческой крови ни разу сама не притронулась, пила исключительно свиную, мучаясь чувством вины по отношению к людям.
Артем вообще не должен был сюда попадать, Договора он не нарушал. Но все его горе было от ума. Комаров-младший сменил несколько школ, потому что все время доказывал учителям, что они не правы. В конце концов сами родители попросили перевести его сюда в надежде, что хотя бы среди Иных он успокоится.
Он и успокоился. Почти.
– Тут никто не хочет, – сказал рыхлый Алексеенко, самый маленький из «поэтов» и по возрасту, и вообще. Зато крупнее их всех в сумеречном облике. Такая вот странная акселерация.
– Из-за чего же спор, джентльмены? – вернулся к теме обсуждения Дмитрий. Посмотрел опять на Светлую девочку, потом на Машу Данилову, поспешно добавил: – …И леди?
– Я думаю, что Темным или Светлым человека делает все-таки не то, с какой ноги он утром встал и первый раз зашел в Сумрак, – заявил Карен.
– А что?
– Как он живет!
– А знаешь, пожалуй, так оно и есть. Разве жизнь не влияет на настроение? Хочешь сам развеселиться – попробуй развеселить другого. И какова тогда вероятность, что в Сумрак ты попадешь в депрессии? Очень и очень маленькая.