Шиворот-навыворот - Страница 6

Когда мистер Бультон пришел в себя, то обнаружил, что его куда-то везут по широкой, ярко освещенной улице в тряском экипаже.

В голове у него по-прежнему был туман, и какое-то времл он лежал, прислушиваясь к дребезжанию стекол кеба.

Его первое ясное ощущение было связано с едой. Он пытался понять, что подаст на обед ему Барбара. Есть ему совершенно не хотелось, и лишь нечто изысканное могло возбудить аппетит.

Мысль об обеде вызвали образ столовой, а затем внезапно на него нахлынули воспоминания о камне Гаруда. Мистер Бультон содрогнулся, до того ясны, отчетливы и ужасны были эти воспоминания. Но чувство страха вдруг уступило место ощущению того, что сейчас он в безопасности.

Поскольку, до того как упасть в обморок, он.был в столовой, то, обнаружив, что едет в кебе, незадачливый мистер Бультон вдруг совершенно успокоился, ибо он часто возвращался домой именно этой дорогой.

Окончательно придя в себя, он лишь усмехнулся, вспомнив померещившуюся ему сцену с талисманом, – что за шутки способно выкидывать наше воображение.

«Как это мне такое приснилось?» – удивленно спросил он себя, ибо и в сновидениях мистер Бультон никогда не переступал черту вероятного. Впрочем, он быстро приписал эту фантазию влиянию тушеных почек, которыми угощался в клубе на ланч, а также странного коричневого шерри, поданным Робинсоном в конторе.

– Сильно же все это на меня подействовало! – воскликнул мистер Бультон. – До сих пор не могу прийти в себя!

Как правило, пробуждаясь от кошмара, мы испытываем нарастающее облегчение, по мере того как детали ужасного сна постепенно исчезают из нашей памяти, которая без сожаления расстается с ними. Но Поль Бультон, напротив, очнувшись, ощущая нарастающую тревогу.

Первым предвестником беды, пожалуй, послужило странное ощущение, что он занимает в кебе куда меньше пространства, чем обычно.

Дабы успокоиться, Поль начал восстанавливать в памяти день по минутам, до того самого момента, когда он сел в кеб. Это должно было окончательно подтвердить нереальность событий, якобы случившихся с ним дома. Но беда состояла в том, что все его воспоминания заканчивались на том, что он оставил свою контору, – он решительно не мог припомнить, что садился в кеб.

Может быть, он очень спешил и отправился домой поездом подземки? Нет, это было накануне, а что у нас сегодня – суббота, воскресенье? Но воспоминания были совсем свежими, а в субботу он помнил, как ушел из фирмы в два часа, а потом отправился с Барбарой в театр.

Медленно и неотвратимо подкралось воспоминание, что он уже сегодня обедал, и причем обедал довольно плотно.

«Если это так, – размышлял Поль, – то я вовсе не еду домой обедать, но в таком случае куда я вообще еду?»

Простая мысль, что с ним что-то стряслось, заставила его призвать все силы рассудка, чтобы положить конец неразберихе.

Кеб миновал кварталы ярко освещенных магазинов и теперь проезжал через район частных особняков, поэтому Полю пришлось ждать, пока бледный свет уличного фонаря не осветил карету. Тогда он положил ноги на противоположное сиденье и осмотрел брюки и башмаки.

Он никогда не носил ничего подобного. Всегда подтянутый и аккуратный, он особенно следил за чистотой и фасоном обуви и покроем брюк. Но на нем невесть откуда оказались грубые ботинки на толстой подошве с широкими носами. У одного даже на боку была заплатка. Брюки были из грубой тяжелой материи, которая рекламировалась как «обладающая повышенной прочностью и особо рекомендуемая учащимся». Внизу у них была бахрома, и они лоснились подумать только, лоснились на коленках!

В приступе отчаяния мистер Бультон стал лихорадочно ощупывать себя. Он был какой-то маленький и худенький! Мистер Бультон имел небольшой животик, но теперь он обнаружил, что у него впервые за двадцать лет появилась талия – и никакой, казалось бы вполне естественной, радости от этою открытия не испытал.

Его последняя надежда рухнула, когда, сняв шляпу, он стал ощупывать макушку. Там, где прежде была широкая гладкая яйцевидная поверхность, с редкими кустиками растительности по бокам, он обнаружил кудрявую густую шевелюру. Это открытие совершенно его подкосило. Правда оказалась, слишком горькой. Он чуть не разрыдался в голос.

Да, это был не сон, навеянный плохим пищеварением, но страшная реальность! Ужасная сцена в столовой вовсе не приснилась, а имела место на самом деле. Теперь его, Поля Бультона, владельца фирмы на Минсинг-лейн, человека уважаемого и состоятельного, везли в школу, словно он всегда был мальчиком, в которого его превратили колдовским манером.

Ему пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы иметь возможность продумать свои дальнейшие действия.

«Хладнокровие и спокойствие, – внушал он себе дрожащим голосом. – Все зависит только от этого».

Он немного утешился, увидев в окошечке широкую спину Клегга, кебмена, державшего своих двух лошадей в конюшне на Пред-стрит. Поль иногда нанимал его в плохую погоду.

Клегг обязательно узнает его, несмотря на колдовство!

Поль решил, что сейчас же велит поворачивать и ехать домой. Пусть домашние знают, что от него так легко не избавиться. Если Дик считает, что сбагрил его, и дело с концом, то он сильно ошибается. Он еще покажет, где раки зимуют!

Любой разумный человек поймет, кто он такой, несмотря на дурацкую внешность. Главное, предоставить неопровержимые доказательства. Дети, клерки, слуги – все ояй быстро свыкнутся с его новым обликом, научатся не обращать внимание на видимости. К тому же есть возможность все вернуть на свои места с помощью волшебного камня!

– Не буду терять времени! – произнес Поль и, опустив окно, высунулся наружу и стал кричать: «Стой! Стой!»

Но Клегг то ли не услышал, то ли не захотел услышать. Он вовсю гнал лошадей. Вообще, среди извозчиков он всегда славился лихачеством.

Теперь они проезжали мимо Юстона. Вечер был холодный и слякотный, над домами висел коричневый туман, а выше виднелось сине-черное небо. Мокрая улица напоминала черный канал, и по ее чернильной глади двигались экипажи, больше походившие на лодки. В туманном сумраке краснели отблески уличных фонарей. В такой вечер очень не хочется выходить из дома.

Поль собирался открыть дверь экипажа и спрыгнуть, но у него не хватило мужества. Впрочем, кеб летел так быстро, что и для более проворного пассажира прыжок мог бы оказаться опасным. Поэтому Поль решил подождать, когда они приедут на вокзал, а там уж он растолкует Клеггу, что к чему.

«Надо заплатить ему побольше, – размышлял, мистер Бультон, – я дам ему соверен, только пусть отвезет меня домой». И он стал рыться в карманах в поисках мелочи, которую обычно имел в изобилии. Обнаружил он, однако, совсем иные и загадочные предметы, выуживая их поочередно из карманных глубин. Он увидел пенальчик для карандашей, отломанный кусочек хрустальной подвески для люстры, маленькую книжечку, в которой была изображена мельница, и при быстром перелистывании страниц она как бы начинала вращать крыльями, позолоченный сломанный варган, оловянного солдатика, монеты из Гонконга с дырками посередине, зубчатые колесики от часов. Новые поиски вознаградили Поля куском тянучки, завернутой в коричневую бумагу.

Морщась от отвращения, Поль швырнул находки в окно, а затем, нащупав в боковом кармане кошелек, быстро вынул и раскрыл его.

Там было ровно пять шиллингов – именно эту сумму составили монетки, выданные им Дику в столовой. Теперь уже эта сумма не показалась ему столь щедрой. Проклятый камень выполнил его желание с полной и безоговорочной точностью. Поль стал точной копией Дика и даже содержимое карманов точно соответствовало запасам, сделанным его сыном. Внешне он был как две капли воды похож на сына, но самое ужасное заключалось в том, что внутренне он остался самим собой и томился в своем новом обличье как в темнице. К этому времени кеб, преодолев подъем, въехал под высокую, украшенную шпилем арку вокзала Сент-Панкрас, и, дернувшись, застыл у ступенек входа в помещение касс.