Шибуми - Страница 122
– По всей вероятности, нам придется снова пойти на уступки. Но, думаю, это можно будет уладить.
Миссис Перкинс опять повернулась к Хелу. В течение нескольких секунд она пристально смотрела на него.
– Договорились?
Он кивнул:
– Вот как все это будет выглядеть. Вы покажете Даймонду информацию, касающуюся убийства Кеннеди, которая теперь у вас имеется. Вы скажете ему, что узнали, где находится Гном, и что ему одному вы можете доверить убрать Гнома и доставить в надежное место оригиналы документов. Он и сам поймет, как опасно то, если кому-нибудь, кроме него, попадутся на глаза эти материалы. Вы дадите Даймонду указания прибыть в испанскую баскскую деревушку Оньятэ. Он выйдет на связь с проводником, который доставит их в горы, где они должны будут найти Гнома, Там я уже сам займусь ими. И вот еще что… и это самое главное, Я хочу, чтобы они, все трое, были вооружены до зубов, когда отправятся в горы.
– Вы можете это устроить? – спросила миссис Перкинс мистера Эйбла, не спуская глаз с лица Хела.
– Да, Ма.
Она кивнула. Затем жесткое, напряженное выражение исчезло с ее лица, и она улыбнулась, погрозив Николаю пальцем:
– Ну вы и фрукт, молодой человек! Настоящий барышник. Вы бы далеко пошли в мире коммерции. У вас задатки истинного бизнесмена.
– Будем считать, что я не слышал этого оскорбления.
Миссис Перкинс расхохоталась так, что все ее подбородки затряслись.
– Хотелось бы мне побеседовать с тобой по-настоящему, не торопясь, сынок, но есть люди, которые уже ждут меня в другом месте. У нас проблема с подростками, устроившими демонстрацию против одного из наших заводов по переработке радиоактивных веществ. Молодые люди еще совсем несмышленыши, но я все равно люблю их всем сердцем, этих маленьких чертенят.
Она тяжело, с трудом поднялась из кресла-качалки.
– Господи ты мой боже, вот уж правду говорят: у женщины работа никогда не кончается.
ПЕРЕВАЛ ПЬЕР-СЕН-МАРТЕН
Мало того, что Даймонд был зол и физически измотан, его к тому же мучало ощущение, что он выглядит глупо, ковыляя сквозь этот ослепительный белый туман и послушно цепляясь за конец веревки, привязанной к поясу проводника, чью призрачную фигуру он время от времени мог различить метрах в десяти впереди себя. Веревка, обвязанная у Даймонда вокруг пояса, уходила назад, в сверкающую пелену тумана, где за ее стянутый узлом конец держался Старр; техасец же, в свою очередь, был связан со стажером из ООП Хаманом, который ныл и жаловался всякий раз, как они останавливались немного передохнуть, рассаживаясь на влажных валунах высокогорного перевала. Араб совсем не привык к таким многочасовым переходам. Его новые альпинистские ботинки терли ему лодыжки, жилы у него на руках вздулись и пульсировали от напряжения; он изо всех сил, так что даже костяшки пальцев побелели, сжимал связывавшую его с остальными веревку, боясь потеряться и остаться в одиночестве, ничего не видя вокруг себя на этой каменистой пустынной земле. Все было совершенно не так, как он представлял себе, когда в альпинистском снаряжении и новых ботинках, с тяжелым “Магнумом”, висевшим в кобуре у него на боку, принимал живописные позы перед зеркалом в своей комнате в Оньятэ два дня тому назад, воображая себя романтическим героем. Он даже попытался научиться молниеносно выхватывать револьвер из кобуры, целясь в зеркало и восхищаясь тем профессионалом с твердым, непреклонным взглядом, который смотрел на него оттуда. Мистер Хаман вспоминал возбуждение, которое охватило его на горном лугу месяц назад, когда он разрядил свой автомат в дергающееся тело этой жидовки, после того как Старр прикончил ее.
Даймонда просто физически раздражало то, что этот старый жилистый проводник безмятежно что-то мурлыкал себе под нос, огибая бесчисленные бездонные пропасти, до краев наполненные густым, клубящимся, словно белый пар, туманом; при этом проводник, желая показать, как опасно идти по краям таких обрывов, отчаянно жестикулировал и строил самые невероятные гримасы, в которых было что-то от юмора висельника. Широко раскрывая рот и глаза, он вертел в воздухе руками, изображая человека, падающего в пропасть, на дне которой его ждет неминуемая смерть; затем он молитвенно складывал ладони и закатывал кверху свои плутоватые глаза. Не только гнусавые, заунывные баскские мелодии выводили Даймонда из терпения, но и то, что голос проводника, казалось, доносился одновременно со всех сторон; в этом была особенность “уайтаута”, при котором все звуки слышны, точно под водой.
Даймонд пытался выведать у проводника, сколько им еще брести через этот кисель и как далеко до того места, где скрывается Гном. Но тот в ответ только улыбался и кивал. Когда там внизу испанский баск передал amerlos этому весельчаку, Даймонд спросил его, говорит ли он по-английски, и маленький старичок, улыбнувшись ему в ответ, произнес:
– Ка-апельку.
Немного позже Даймонд поинтересовался, как долго им придется еще блуждать, прежде чем они дойдут до назначенного места, и проводник снова ответил:
– Ка-апельку.
Ответ этот показался Даймонду несколько странным, а потому он спросил у проводника, как его зовут.
– Ка-апельку.
Ах вот оно что! Прекрасно! Просто замечательно!
Даймонд понимал, почему Председатель послала сюда именно его, чтобы он лично разобрался с этим делом. То, что ему поручили заняться такой взрывоопасной информацией, как эта, было признаком особого доверия, особенно приятного после периода некоторой холодности в отношениях к нему Ма, наступившей, когда эти сентябристы погибли во время авиакатастрофы. Но вот уже два дня они плутают по горам в этом слепящем “уайтауте”, разъедающем глаза своим сверкающе-белым, жгучим, нестерпимым светом. Они без всяких удобств провели холодную ночь, улегшись прямо на жесткой каменистой земле после ужина, состоявшего из черствого хлеба, жирной, обжигающей рот колбасы и терпкого красного вина, которое приходилось струйками выжимать себе в рот из баскского меха, и Даймонд мучился, не умея с ним справиться. Сколько же еще им идти до укрытия Гнома? Хоть бы этот деревенский недоумок прекратил тянуть свою монотонную, нескончаемую, выматывающую душу мелодию!
И в этот момент тот перестал петь. Даймонд чуть не налетел на улыбающегося во весь рот проводника, который остановился посреди небольшого, усыпанного булыжниками плато, по которому им приходилось пробираться, обходя черные угрожающе зияющие со всех сторон провалы ходов, ведущих в подземные пещеры.
Когда Старр и Хаман подошли к ним, проводник жестами показал, что им следует оставаться на месте, пока он пройдет вперед; куда и зачем он идет, он не объяснил.
– Сколько времени вы будете отсутствовать? – спросил Даймонд, медленно, отчетливо произнося каждое слово, будто это могло чем-нибудь помочь.
– Ка-апельку, – ответил проводник и исчез в густом тумане. Через минуту его голос донесся до них, точно раздаваясь сразу со всех сторон:
– Устраивайтесь пока поудобнее, друзья мои.
– Оказывается, этот дебил все-таки говорит по-английски, – заметил Старр. – Что за дьявольщина, что вообще происходит?
Даймонд только недоуменно покачал головой; его тревожила мертвая тишина, царившая вокруг.
Проходили минуты, и скоро ощущение полнейшей заброшенности и надвигающейся опасности стало настолько сильным, что заставило замолчать даже беспрерывно хнычущего араба. Старр вытащил из кобуры револьвер и щелкнул затвором.
Голос Николая Хела, прозвучавший где-то совсем рядом и в то же время издалека, был, как обычно, тихим, чуть глуховатым:
– Вы все еще ничего не поняли, Даймонд? Они напряженно вглядывались в мерцающую белизну.
– Господи, Иисусе Христе! – прошептал Старр.
Хаман принялся тихонько скулить.
Хел стоял не более чем в десяти метрах от них, невидимый в сверкающей пелене “уайтаута”. Он слегка склонил голову набок, сосредоточив внимание на трех, исходящих от этих людей, различных энергетических потоках. Своим сверхразвитым внутренним чутьем он улавливал в них нарастание панического ужаса, различного по степени и оттенкам. У араба душа ушла в пятки, и он уже просто ни на что не был способен. Старр находился на грани того, чтобы начать беспорядочно палить в непроницаемо слепящий туман. Даймонд боролся со страхом, пытаясь взять себя в руки.