Шибуми - Страница 118

Из-за полуприкрытых ставен женщины деревни наблюдали за ним, предупреждая своих детей, чтобы те не вздумали играть на площади, пока месье Хел не уйдет. Прошло восемь дней с тех пор, как месье Хел ушел в горы вместе с Ле Каго и как эти страшные люди в форме спустились в деревню и сделали с замком что-то ужасное. Никто не видел месье Хела с того дня; ходили слухи, что его уже нет в живых. И вот теперь он вернулся в свой разрушенный дом, но ни один человек не осмелился выйти ему навстречу, чтобы поприветствовать его. В этой старинной, затерявшейся высоко в горах деревушке господствовали древние, примитивные инстинкты; каждый здесь знал, что нет ничего более неразумного, чем иметь дело с неудачником, так как несчастье заразительно и может перекинуться на тебя самого. В конце концов, разве не Божья воля, что все эти ужасы с ним случились? Без сомнения, этот чужестранец наказан за то, что жил с восточной женщиной и, возможно, даже без благословения церкви. И, кто знает, за какие еще нечестивые поступки покарал его Господь? О да, конечно, его можно пожалеть – церковь велит нам жалеть своих близких, если они попали в беду, – но было бы чистым безумием общаться с теми, на кого пал гнев Господень. Человек может сочувствовать другим, но сочувствие это не должно простираться слишком далеко, не следует при этом подвергать себя риску.

Пока Хел шел по длинной аллее, ему не видно было, что они сделали с домом; широкие ветви кедров скрывали замок от глаз. Но, подойдя к террасе, он смог увидеть все, что осталось от его жилища, и оценить масштаб разрушений. Центральное здание и восточный флигель были уничтожены, стены взорваны, и разлетевшиеся при взрыве камни валялись повсюду; некоторые куски гранита и мрамора откатились далеко в сторону и лежали, зарывшись в истерзанную землю, метрах в пятидесяти от здания. Низкая зазубренная стена окружала зияющие дыры погребов; глубокие тени залегли в этих темных провалах; сквозь камни из подземных ручейков просачивалась вода, и оттуда веяло промозглой сыростью и холодом. Большая часть западного флигеля уцелела, и там, где стены обвалились, комнаты стояли открытые всем ветрам и непогоде. Здание, видимо, еще и подожгли; полы провалились, осели; обугленные, покореженные балки свисали, покачиваясь, готовые вот-вот упасть. Стекла во всех окнах вылетели, и над ними, там, где гудели, взмывая вверх, языки пламени, остались широкие черные мазки сажи и копоти. Запах горелого дуба доносился до Хела вместе с легким ветерком, который трепал обрывки занавесей.

Когда Николай пробирался через груды булыжников, чтобы осмотреть уцелевшие стены западного флигеля, вокруг не было слышно ни звука, кроме посвиста ветра в соснах. В трех местах он обнаружил дыры, просверленные в гранитных блоках. Заряды, которые были туда заложены, не сработали, и налетчики удовлетворились тем, что сожгли все, что было возможно.

Сердце его сжалось от боли, когда он увидел японский садик; это было самое горестное для него зрелище. Очевидно, бандитам были даны указания обратить на сад особое внимание, приложив все старания, чтобы от него ничего не осталось. Они пустили в ход огнеметы. Вся трава вокруг излучин поющего потока была сожжена, земля обуглилась; даже и теперь, спустя неделю, на воде его видны были маслянистые разводы. Они уничтожили банный домик и окружавшую его бамбуковую рощу, но несколько свежих ростков бамбука, – этой цепкой, необыкновенно живучей травы, уже пробивались сквозь почерневшую землю.

Комнатка, устланная татами, и примыкающая к ней Оружейная сохранились, только двери из рисовой бумаги лопнули от сотрясения. Эти хрупкие постройки согнулись под налетевшим шквалом и вот – выжили.

Пока Николай шел по развороченному, загубленному саду, из-под ботинок его вылетали облачка тонкого черного пепла. Он тяжело сел на невысокий подоконник в комнате с татами, спустив ноги наружу. Странно и как-то трогательно было видеть чайные принадлежности, по-прежнему расставленные на низеньком лаковом столике.

Он сидел так, устало сгорбившись, с низко опущенной головой, когда ощутил приближение Пьера.

В голосе старика слышались слезы горечи и сожаления.

– О, месье! Of Месье! Вы только посмотрите, что они наделали! Бедная мадам. Вы видели ее? Как она? Все в порядке?

Последние четыре дня Хел провел в больнице в Олороне, отходя от кровати Ханы только по приказу докторов.

Пьер сочувственно наклонил голову и зажмурил свои слезящиеся глаза, увидев, в каком состоянии находится хозяин.

– О, месье! Как ужасно вы выглядите. Голова Николая была перевязана, и повязка проходила под подбородком, так чтобы сломанная челюсть, не двигаясь, заживала быстрее; лицо его все еще покрывали лиловые синяки и кровоподтеки; рука под рубашкой была туго прибинтована к груди, так чтобы плечо оставалось неподвижным, а кисти обеих рук – залеплены пластырем от запястий до костяшек пальцев.

– Ты тоже не очень-то хорошо выглядишь, Пьер, – глухо, едва разжимая губы, проговорил Николай.

Пьер пожал плечами:

– О, я скоро буду как огурчик. Гляньте-ка, наши руки совсем одинаковые!

Он поднял свои руки, показывая Хелу марлевые повязки, прикрывавшие обожженные ладони. Над бровью у него тоже виднелся синяк.

Николай заметил темный подтек на расстегнутой рубашке Пьера. По-видимому, стакан с вином выскользнул из неуклюжих культяпок, в которые превратились кисти рук старика.

– Что у тебя с головой?

– Это все бандиты, месье. Один из них ударил меня прикладом винтовки, когда я пытался остановить их.

– Расскажи мне, что здесь произошло.

– О, месье! Это было слишком ужасно!

– И все-таки расскажи мне обо всем. Успокойся и расскажи все по порядку.

– Может быть, мы лучше пойдем в мою сторожку? Я угощу вас стаканчиком вина, да и сам выпью с вами за компанию. Там я вам все и расскажу.

– Хорошо.

По пути в сторожку старый садовник предложил Николаю остановиться пока что у него, так как бандиты, по счастью, не тронули его домик.

Хел сел в глубокое кресло с продавленными пружинами, с которого Пьер смахнул груду вещей, расчищая место для гостя. Старик отпил прямо из бутылки, так как ее легче было удержать в забинтованных руках, и теперь смотрел куда-то вдаль, на долину, которая была видна из маленького окошка его скромного жилища.

– Я работал в саду, месье. У меня было множество разных дел. Мадам позвонила в Тардэ и заказала машину; она собиралась ехать туда, где садятся аэропланы, и я ждал, пока машина приедет за ней. Вдруг услышал какое-то гудение вдалеке, над горами. Звук становился все громче. Они спустились, будто громадные летающие насекомые, пронеслись над самыми холмами, чуть ли не задевая их, низко, у самой земли.

– Кто спустился?

– Бандиты! На автоматических вертушках!

– На вертолетах?

– Ну да. Их было два. Эти отвратительные машины приземлились в парке с ужасным шумом и изрыгнули людей. Все они были вооружены. На них были пятнистые, защитного цвета комбинезоны и оранжевые береты. Перекликаясь на ходу, они бежали к замку. Я окликнул их, сказал им, чтобы они убирались. Женщины, работавшие на кухне, завизжали и бросились прочь, в деревню. Я побежал за бандитами, грозил, что пожалуюсь на них вам, если они сейчас же не уберутся. Один из них ударил меня револьвером, и я упал. Ужасный шум! Взрывы! И все это время две огромные автовертушки стояли на лужайке, и лопасти их беспрерывно крутились. Как только я смог встать, я сразу же побежал к замку. Я хотел драться с ними, месье. Я хотел драться с ними!

– Я знаю.

– Они уже бежали обратно, к своим машинам. Меня снова ударили и сбили с ног. Когда я добрался до замка… О, месье! Ничего уже не оставалось! Везде дым, пламя! Все пропало, они уничтожили все! Все! Потом, месье… О. Боже милосердный! Я увидел мадам у окна, в той части дома, которая горела. Вокруг нее был сплошной огонь, Я бросился внутрь. Вокруг меня все пылало и рушилось. Когда я добежал до нее, она все еще стояла там. Она не могла выбраться! Окна над нею лопались от жара, и стекла… О, месье, стекла!