Шестнадцать - Страница 21

Пустая остановка. Маршрутка. Поднятая рука.

— Вы на Могилев?

— Да.

— Я сойду через пятнадцать минут.

— Где именно? — водитель недовольно стучит по рулю.

— Неважно, — Катя запрыгивает на сиденье рядом. — Просто остановитесь через пятнадцать минут.

— Мам, — Олег стоит на коленях возле кровати и трясет ее за руку. Кожа сухая, тонкая, вены паутиной оплетают запястья. — Мама, ты спишь?

Он кладет голову ей на грудь и слушает — дыхание тяжелое, тихое. На лбу выступает испарина, он резко вытирает пот рукавом кофты. Поднявшись с пола, бежит к телефону. Палец не слушается, каждый раз прокручивая не ту цифру.

— Алло, скорая, моей маме плохо. Не знаю я, что с ней, — поворачивается и смотрит на худое тело матери, — дышит тяжело. Жду! Быстрее! — кричит он.

Олег идет на кухню, ищет стакан. Спотыкается — под ногами разбросаны бутылки. На секунду зажмуривает глаза, чтобы успокоиться.

— Батя, вставай! — бьет его ногой по ботинкам, — вставай! Маме плохо!

Отец молчит. Лишь громкий храп нарушает тишину коммуналки. Набрав полный стакан воды, торопится в комнату. Грязные одеяла валяются на полу, рядом с диваном в углу стоят полные мешки мусора вчера родители принесли со свалки. Олег бьет ногой по бутылкам, лежащим на полу, и они закатываются под диван.

— Мама, ты как? — он наливает воду в ладонь, и смачиваю ее лицо, протирает рот. Она не реагирует на прикосновения.

— Мама! Мама! Ну проснись же! — он поднимает ее руку вверх и отпускает — тонкая ветвь безжизненно падает на пол. — Мама! — что есть сил кричит Олег и наклоняется над ней, содрогаясь в рыданиях.

Олег не знал другой жизни. Возможно, она и была, но он не может вернуться к воспоминаниям. Сколько бы не зажмуривал глаза перед сном, пытаясь вспомнить, как гулял с мамой в парке или сидел на шее у отца — темнота. Иногда долго представлял, как они с мамой едят мороженое на скамейке, как она вечерами делает с ним уроки. Папа в это время спешил с работы. Он инженер на заводе. Ровно в восемь вечера он звонил в дверь, и они с мамой бежали к нему навстречу. Потом втроем садились за стол, мама ловко раскладывала еду на тарелки: горячая картошка, котлеты и обязательно тертая морковка, посыпанная сахаром. Олег всегда съедал до последней крошки и просил добавки. После ужина они с папой садились перед телевизором и смотрели новости, в которых он ничего не понимал, но при этом обожал эти мгновения. От папы всегда приятно пахло. Это был микс ароматов: железо, одеколон и пот. Олег утыкался носом ему в руку и лежал, не двигаясь, пока мама не приходила за ним и не уводила в ванную. Перед сном они разговаривали, шептались, пока глаза не начинали слипаться, и маленький Олег гге засыпал на кровати под шелест листвы за окном.

Он никогда не хотел открывать глаза, держал их закрытыми до тех пор, пока веки не начинали болеть, а сильный зуд не заставлял увидеть электрический свет. Сейчас сидел на полу возле грязного дивана, на котором лежало мертвое тело его сорокапятилетней мамы.

— Ты Катю когда в последний раз видела? — Таня стояла перед овальным зеркалом возле раковины в углу класса и причесывала тонкие, как нитки, белые волосы.

— Не помню, — голова Карины лежала на учебнике по геометрии.

— Странно, — хмыкнула Таня, отложив расческу и разукрашивая губы розовым блеском. Она наносила слой за слоем, пытаясь увеличить объем губ. — Как тебе? — она повернулась к подруге и вытянула губы трубочкой. — Это новый. Вчера Рома подарил.

— Будто ты масло ела и забыла рот вытереть, — Карина подняла голову и снова уронила ее на парту.

— Дура, — процедила Таня и продолжила красить губы. — Знаешь, сколько он стоит?

— Будто ты его сама купила.

— Ты завидуешь? — она подошла к Карине и села на парту, закинув ноги на стул. — Рома очень щедрый, а главное, богатый. С таким спать одно удовольствие.

— Тебе с кем угодно спать — одно удовольствие. Ты стала, как… — Карина подняла голову и скривила губы, — …как шалава подзаборная. С одним спишь за джинсы, со вторым — за блеск, с Коваленко переспала за телефон.

— Ну так это же телефон! Тебе бы предложили, тоже переспала бы!

— Я? Не фиг делать!

— Конечно, ты спишь только ради чувств. Как со своим убогим Женей.

— Че ты орешь? — Карина посмотрела на дверь. Они прогуливали химию, поэтому пришли в класс первыми. — Ты еще на коридоре поори!

— Ты чего злая такая? Батю видела опять?

— Ни слова больше про него. Представь, что нет его!

— Ладно, проехали. Не ори, — Таня отбросила длинную прядь с лица. — Так с Катей что? Я просто с Ромой последнюю неделю тусовалась, даже не было времени позвонить ей.

— Натусовалась, я смотрю, на новый блеск.

— Заткнись ты уже! — Таня хлопнула ее по голове. — Давай сегодня вечером встретимся, пива выпьем.

— Не хочу бухать.

— Чего сразу бухать? По бутылочке всего.

Карина несколько секунд молча смотрела на подругу, затем улыбка тенью промелькнула по лицу.

— Дура белобрысая! — она толкнула ее в плечо так сильно, что Таня свалилась с парты. — Катю найди!

— После уроков зайдем к ней. Трубку она не берет.

— Кстати, ты не знаешь, когда Синичкина вернется? Каникулы неделю уже как закончились.

— Без понятия. Слышала от классухи, что ее мама заявление написала. Отпросила по семейным обстоятельствам.

— Думаю, это из-за Кати. Того случая возле дома. Помнишь ее лицо?

— Такое забудешь, — Карина прикусила нижнюю губу и посмотрела в окно. — Когда уже тепло будет?

— А вы чего здесь расселись? — в класс вошла Оксана Николаевна, их классный руководитель. Женщина небрежно бросила журнал и тетради на стол.

— Мы раньше освободились, — Таня слезла с парты и села на стул.

— Откуда ты раньше освободилась? С химии?

— Мы у врача были, вот закончили и пришли, — не сводя глаз с учительницы, сказала Таня.

— Лемешевская, врешь и не краснеешь! Видела я вас в окно полчаса назад. Курили на скамейке. Еще раз — и вызову родителей в школу, ясно?

Девочки молчали.

— Завтра все сдаем деньги, предупредите родителей.

— У меня нет денег, — буркнула Таня.

— А на новый блеск есть? — опустив очки на кончик носа, спросила Оксана Николаевна.

Карина пырснула.

— Я что-то смешное сказала?

— Нет, просто Таня на этот блеск полгода работала.

— Ага, работала.

— Деньги-то на что? — раскачиваясь на стуле, спросила Таня.

— У Ковтуна мама умерла.

— Ничего себе новость! — Таня присвистнула. — На одного бомжа на районе будет меньше.

Карина резко развернулась:

— Заткнись!

— Ты чего? — Таня округлила глаза.

— Просто заткнись. Сказали принести деньги — принеси.

— Чего все такие нервные сегодня? Слово уже нельзя сказать! Оксана Николаевна, серьезно, мне мать денег не даст, — Таня начала канючить. — Вы же знаете, кем она работает. У нее зарплата только через неделю.

— Таня, ты глухая? У Ковтуна мама умерла! — Оксана Николаевна, открыв рот, смотрела на ученицу.

— Я заложу за нее, — Карина достала из сумки кошелек и положила на стол учителя деньги. — Возвращать не нужно, — проходя мимо Тани, сказала она.

Таня смотрела на подругу. Ее брови взмыли вверх, а в глазах читалось непонимание.

— Я отдам. Завтра, — спустя минуту, сказала она.

Карина махнула рукой и вышла из класса.

— Где Катя? — спросила Оксана Николаевна. — Она болеет уже больше месяца.

— Вы же классуха, проведайте ее! — Таня схватила сумку со стола и, стуча каблуками, выбежала из класса.

Парк голодными глазами смотрел на Карину. Она чувствовала его ледяной взгляд на красных щеках и бледно-синих губах. Ей было очень холодно, но она продолжала сидеть, обнимая себя руками. Слезы капали на заснеженную землю. Карина небрежно смахивала их рукой со щек.