Шестьдесят лет у телескопа - Страница 6

В конце 1905 года я написал письмо директору Энгельгардтовской обсерватории, близ Казани.

Ответ был положительным, но в Казань я не поехал: работа, которую мне предложили, оказалась не очень интересной.

Я вспоминаю об этом времени и думаю, как трудно было тогда пробиться к намеченной цели. Чем только не приходилась заниматься, чтобы прожить! Но мечту свою, увлекшую меня еще с детства и окончательно покорившую на студенческой скамье, не забивал ни на минуту.

Чувствовал: буду деятельным и настойчивым — буду заниматься любимой наукой.

Чтобы рассказать о своем учителе Аристархе Аполлоновиче Белопольском, мне придется вернуться на несколько лет назад, в университет.

Уже на третьем курсе совершенно ясно определилось мое влечение к астрофизике-в частности, к изучению спектрально — двойных звезд. Меня эти звезды заинтересовали своей необычностью: они движутся вокруг общего центра тяжести и расположены так близко друг к другу, что их не удается наблюдать в отдельности даже в самые мощные телескопы. В связи с изучением спектрально-двойных звезд у меня возник вопрос, который не давал мне покоя: с одинаковой ли скоростью распространяются лучи разной длины волны в межзвездном пространстве, или, как говорят в науке, есть ли в пространстве дисперсия света? (О ней я еще буду подробно говорить.)

Как раз в это время А. А. Белопольский продвинул уже довольно далеко свои замечательные исследования лучевых скоростей звезд по направлению к Солнцу или от него, или скоростей по направлению луча зрения.

Один за другим появлялись в свет блестящие труды знаменитого пулковского астрофизика. Я тщательно следил за ними. В «Известиях Академии наук» увидел его статью с данными о лучевых скоростях переменной звезды беты Лиры. (Переменные звезды отличаются от обычных тем, что изменяют свою яркость.) Эта статья как нельзя лучше соответствовала тому материалу, который был необходим для моей работы.

У Аристарха Аполлоновича было правило печатать свои исследования со всеми подробностями, вплоть до отдельных измерений. Это прекрасное правило дало возможность мне, еще студенту, сделать первое научное открытие.

Я написал о нем Белопольскому и неожиданно быстро получил ответ. Ученый, одобрив мою работу, советовал: «Ваши исследования хорошо было бы напечатать. Подходящим изданием для этого, думается, будет итальянский журнал «Меморие делла Сочиета дельи Спеттроскописти Италиани», выходящий под редакцией Таккини. Статьи, принимаются на французском языке. Если хотите, я переведу статью на французский язык и перешлю в редакцию».

Все меня поразило в этом письме: и то, что ответ был послан скоро, и то; с какой внимательностью отнесся Белопольский к начинающему ученому, и та готовность, с которой он согласился помочь напечатать результат моего первого исследования.

Так началась моя переписка со знаменитым русским астрономом. В своих письмах Аристарх Аполлонович очень тактично направлял мою работу, поддерживал во мне уверенность в успехе.

«Будем надеяться, что вы не бросите науку после университета, приедете в Пулково», — писал он, советуя продолжать исследования, и рекомендовал быстрее их напечатать.

Моя первая статья, переведенная Белопольским, была напечатана.

В начале того же года я сообщил Аристарху Аполлоновичу о мысли применить спектральные двойные звезды к исследованию космической дисперсии света. В ответе он писал: «Что касается вашего желания исследовать космическую дисперсию света; то с нашими средствами тут трудно получить что-либо реальное.

Но в будущем, при исследовании альфы прим Близнецов, я приму во внимание вашу мысль и применю один способ, который пришел мне в голову лишь недели две тому назад».

С тех пор Моей заветной целью стала Пулковская обсерватория.

Потом, как уже рассказывал, я кончил университет, и началось мое «смутное время», время репетиторства и поисков службы. Но мысль работать под руководством Белопольского меня не покидала.

Через всю жизнь пронес я глубокую признательность и самое искреннее чувство к академику Белопольскому — замечательному ученому и сердечному человеку.

Познакомились мы с ним, когда он был уже известным на весь мир ученым. Но, прежде чем рассказывать о нашей личной встрече, мне хотелось бы рассказать о детских и юношеских годах замечательного астронома, тем более что он сам много рассказывал мне о своей жизни.

А. А. Белопольский родился 1 июля 1854 года в семье воспитателя одной из московских гимназий. Мать его была прекрасной пианисткой, она окончила консерваторию в Гамбурге, владела тремя иностранными языками.

У Аристарха Аполлоновича были два брата-Олимп и Александр. Дети играли в саду, строили, плотничали, делали разные опыты по физике и химии.

В доме Белопольских часто собирались интересные люди, ценившие Белинского, Чернышевского, Сеченова. Читали здесь и запрещенные издания, например «Колокол» Герцена. «Дети, — как говорил Аполлон Григорьевич, отец ученого, — кое-что усваивали».

В детские годы Аристарх Аполлонович увлекался мастерством. Родители собирались даже устроить его учиться в какое-либо техническое училище.

Одиннадцати, лет Белопольский поступил в гимназию.

«Я до 6-го класса учился хорошо, хотя на приготовление уроков много времени не тратил, — вспоминал он однажды. — Но на выпускном экзамене провалился, остался еще на год в новом, введенном тогда 8-м классе. Кончил гимназию, поступил на физико-математический факультет Московского университета. После первого курса попал к известному в Москве меценату Савве Ивановичу Мамонтову. В имении Абрамцево провел в среде художников и музыкантов целое лето. Там познакомился с Репиным, Васнецовым, Невревым, артисткой Федотовой…»

Аристарх Аполлонович говорил мне как-то, что и в гимназические годы у него было очень сильное увлечение механизмами. Поэтому он научился слесарному, механическому и столярному делу и изготовлял разные приборы.

Венцом была постройка металлической модели паровоза, которая двигалась паром, как и настоящий локомотив.

Семья Белопольских была малообеспеченной, и Аристарх Аполлонович продал модель какому-то богатому любителю за весьма солидную сумму — не то за одну тысячу рублей, не то за десять тысяч рублей (точно не помню).

Следуя влечению к практической механике, будущий ученый в каникулы после второго курса выпросил разрешение работать в мастерской по ремонту локомотивов при Ярославской железной дороге. Проработал он там месяца два или три. Сотрудники обсерваторий всегда удивлялись способности Белопольского переносить неудобства при холодной погоде во время наблюдений. Оказывается, Аполлон Григорьевич с детства приучал сыновей спать при открытых окнах в нетопленном помещении. Эта закалка впоследствии очень помогла астроному.

Белопольский часто говорил, что астрономом он стал неожиданно для себя.

Замечательный русский ученый Бредихин, директор астрономической обсерватории при университете, заметил выдающиеся способности студента и по окончании Белопольским курса предложил ему занятия фотографированием солнечной поверхности.

Аристарх Аполлонович согласился, и в его распоряжение был отдан фотогелиограф. Позднее Бредихин пригласил Белопольского на место ассистента на обсерватории, которое раньше занимал известный астрофотометрист Цераский.

Аристарх Аполлонович всегда с благодарностью вспоминал своего учителя Бредихина-одного из основоположников астрофизики. Еженедельные собрания у Бредихина он называл своим настоящим университетом.

«У Бредихина, — рассказывал Аристарх Аполлонович, — собирались нередко профессора Цингер, Давидов, Слудский, Столетов, Жуковский, Шереметьевский, Троицкий. «Отцов астрономов», как называл нас Бредихин, было четверо: Громадский, Цераский, Соколов и я.