Шесть ночей. Он и она (СИ) - Страница 7

– Забудь. Иди дальше. Оставь его.

Гейл не договаривает – Китнисс начинает вздрагивать, всхлипывать, и новые ручьи слез стекают по острому лицу. Он обхватывает ее крепкими руками, разворачивает к себе, прижимает до боли в груди. Его губы касаются ее макушки, Гейл безмолвно открывает рот, чтобы тут же закрыть снова. Ее ладошки на его пояснице, горячие капли на плече, и запах кожи, кажущийся ему болезненно родным.

– Я… не… хочу… – прерываясь, шепчет Китнисс.

И он не знает, чего она не хочет: оставить, забыть? Но он почти уверен, что в ее словах куда больше: она не хочет жить, не знает как, не умеет.

Его поцелуи становятся чаще, отчаяннее, ее волосы щекочут его лицо. Гейлу практически нужно, чтобы она откликнулась, отозвалась.

– Не говори так, – хрипит он, – ты сильная, ты живучая! Китнисс, ты через столькое прошла! Я в тебя верю, ты сумеешь…

Она трясет головой, и рыдания набирают силу. Гейл никогда не видел ее такой, совершенно разбитой и настолько открытой перед ним в своем горе. Он стискивает ее в объятиях, душит, старается быть той крепостью, за стенами которой она могла бы переждать непогоду.

Гейл не сомневается, что ей нужен всего лишь толчок, чтобы распахнуть глаза и, набрав воздуха в легкие, расправить крылья. Она – вольная птица, должна быть такой, ей нужно быть такой. Он сжимает пальцами ее подбородок, приподнимает заплаканное лицо, а потом касается своими жесткими губами ее влажных и вздрагивающих.

Китнисс не реагирует, будто не замечает поцелуя. Гейл прикусывает ее губу, посасывает. Его собственные глаза закрыты, а чувства, давно запертые в темный уголок души, вырываются наружу. Он все еще ее любит. Так, как никого не любил: беззаветно, до предела искренне.

Его руки скользят в ее волосах, путают их, сплетают узелки, он хочет Китнисс – всю, целиком, без остатка. Она нужна как воздух, ему без нее плохо…

– Гейл? – ее удивленный стон выдает сомнения, но Гейл не дает ей опомниться – жмется еще крепче, целует жарче.

Китнисс не отталкивает его, запрокидывает голову и медленно, неуверенно опускает веки. Жар Гейла греет ее губы, проникает в рот вместе со слюной, впитывается в кровь; ее дрожащие пальцы прикасаются к щеке, покрытой темной порослью, повторяют линии шрамов. Она стонет и льнет к нему, выпрашивая новую ласку.

Гейл плавится от ее нежности, тает в руках, по которым по-настоящему скучал. Он исступленно шепчет любимое имя и не прекращает влажных поцелуев, его сердце стучит гулким эхом и… Китнисс так резко отступает назад, что он не сразу понимает, почему его руки обнимают пустоту.

Она смотрит дико и яростно, несколько раз проводит тыльной стороной ладони по губам, будто пытается смыть с себя прикосновения Гейла. Китнисс хмурится, дышит сбивчиво.

– Не здесь, – отрывисто произносит она. Ее глаза горят так, как давно уже не горели, Китнисс будто сбросила с себя оковы сна.

Они оба, не сговариваясь, поворачиваются к стене. Пит по-прежнему спит, и это успокаивает Китнисс, а Гейл думает, что он в любом случае не смог бы их увидеть. Зеркало бывает кривым.

Полупрозрачными тенями в стекле отражаются они сами: Гейл и Китнисс, она злится, он растерян. Ему противно быть отвергнутым, но и принуждать Китнисс он не собирается.

– Ты хотя бы больше не похожа на призрак, – он искривляет губы, старается скрыть боль, пронзившую левую сторону грудной клетки, а Китнисс вспыхивает, будто пристыженная, но молчит и только отводит взгляд, заправляет за ухо волосы.

Гейл почти верит, что сейчас она передумает, может даже извинится перед ним и попробует найти утешение и покой в его руках, как это бывало раньше. Ему этого хочется, но ничего не происходит.

– Увидимся, – бросает Китнисс и тут же исчезает за дверью, оставляя его в темноте пустой комнаты.

Они спят каждый в своей кровати, ворочаются и видят пугающие сны. Война изменила их, разделила по собственной воле, и хотя Китнисс, пожалуй, еще верит, что все можно вернуть, Гейл, как никогда ясно понимает, что потерял ее навсегда.

Это ночью они не могут спасти друг друга – толстые бетонные стены чересчур крепкие, а обиды не в меру глубокие. Нить, протянутая через две судьбы, того и гляди, разорвется совсем.

========== Половинки ==========

Комментарий к Половинки

Если в тексте встретятся очепятки или ошибки, то

включена ПБ - буду благодарна за помощь )))

- 06 -

Небо над дистриктом хмурое, позднеосеннее. Китнисс бредет через луговину, карабкается в гору, и, несмотря на то, что ее ноги путаются в досыхающей траве и бурьяне, упорства девушке не занимать. Шаг за шагом она приближается к месту, где раньше стоял забор.

– Черт! – восклицает Китнисс, когда запинается об муравейник и падает прямо на землю.

Сумка с подстреленным зверьем отлетает в сторону, а в девичьи ладошки впивается с десяток колючих травинок.

– Ох…

Потревоженные насекомые беспокоятся, заползают на ботинки Китнисс и торопятся выше. Она поднимается, отряхивается и, лишь отойдя в сторону, вспоминает про сумку, из которой торчит кончик заячьего хвоста, – ее маленький вклад в восстановление Двенадцатого.

Широкая лямка давит на плечо, едва сумка оказывается на месте, на мгновение напоминая Китнисс о шрамах, раскрасивших его. Тяжело вздохнув, она пытается прогнать память о прошлом: слишком много в нем было боли, а ей надо идти дальше. Они так договорились.

В городе шумно и красочно: те, кто почти три года назад вернулся сюда, чтобы заново отстроить свои дома, не теряли времени даром. Вдоль новых улиц выстроились аккуратные белые домики, наряженные разноцветными ставнями, то тут, то там встречается цветник или просто ухоженная лужайка. Раньше о таком и помыслить было нельзя, зато теперь все стало былью.

– Привет, Китнисс, – слышит она в след и натягивает улыбку, кивком отвечая незнакомцу.

Кажется, они виделись в столовой у Сей, но Китнисс не уверена: так много людей обращаются к ней по имени, а она до сих пор даже не всех их различает между собой.

Из трубы «Вкусной похлебки» идет дым, а возле входа толпятся завсегдатаи: приличная еда по сходной цене быстро сделала это заведение хорошо посещаемым. Китнисс пробирается к задней двери и проскальзывает внутрь. Там душно и пахнет гороховым супом.

– Заходи, милая, – Сей замечает ее почти сразу. – Голодная?

Китнисс бросает куртку на стул, а сама следует за хозяйкой на кухню.

– Да, но я поем дома, – она выкладывает на стол кролика и белку. – Сегодня по скромному.

– И за то спасибо, – улыбается старая женщина. – Этой толпе шахтеров и строителей главное чтобы было понаваристее и пожирнее, да за малые деньги. Если бы не ты, мне, наверняка, пришлось бы поднять цены.

Китнисс кивает, присаживается на краешек стула.

– Как в целом? – спрашивает она.

Сей расплывается в широкой улыбке.

– Все своим чередом, милая. Работы много, но я не жалуюсь. Может, все-таки перекусишь?

Китнисс пожимает плечами, оглядываясь вокруг. Ее взгляд задерживается на румяном каравае, выложенном на столе, и желудок ворчливо шумит.

– Гейл сегодня готовит ужин, я обещала, что буду вовремя и с хорошим аппетитом.

Лицо Сей сияет.

– Я всегда говорила, он хороший парень, и так о тебе заботится!

– Да, он такой… – тихо отвечает Китнисс.

Она неловко отводит взгляд и пытается сменить тему.

– Ты занялась выпечкой?

Хозяйка качает головой.

– Куда уж мне? Тут недалеко открылась пекарня, вот и прикупила немного: пару караваев да булочек в придачу. Пальчики оближешь!

Дыхание Китнисс на секунду сбивается.

– Пекарня? – в серых глазах вспыхивает интерес.

– На соседней улице, – как ни в чем не бывало отвечает Сей. – Если посетителям понравится, буду покупать больше…

Старуха говорит еще, но Китнисс уже не слушает. Внутри нее поднимается волнение. И страх. Пекарня. Она не осмеливается произнести свои чаянья вслух, но сердце начинает биться чаще.

Вдруг?..