Шерлок Холмс в России
(Антология русской шерлокианы первой половины ХХ века. Том 3) - Страница 14

— Ты нездоров? — спрашивает его мама, когда он на веранде пьет молоко.

— Нет, ничего, — отвечает мальчик.

— А беглого-то так и не поймали, — сообщает немного спустя Леве казачок Степа. — Говорят, он за реку ушел.

И Леве почему-то это известие приятно. Он весело бежит через двор к купальне. Но, добежав до реки, он опять задумывается. Это та же самая река, что течет и в уездном городке. Стало быть, «он» ушел туда.

И Лева смотрит на широкую пойму, расстилающуюся по другому берегу речки.

И Леве делается страшно: а вдруг «он» придет к ним в усадьбу и всех, всех их убьет? Он сейчас же вспоминает маленькие серые глаза, смотревшие на него из канавы.

«Нет, он не убьет!» — решает почему-то Лева и чувствует, что какая-то непонятная близость существует между ним и серым человеком с круглой, гладко остриженной головой, и никто на свете не знает об этом.

— Uncle Bill, how do you do? — вдруг слышит он за спиной знакомый голос.

— I am very well, — начинает было Лева, но, обернувшись и не допев последних слов, бросается к деду. — Ты гулять? — спрашивает он его.

— Гулять, — отвечает старик.

— Пойдем вместе.

И Лева, взяв за руку деда и размахивая ею в такт шага, идет рядом с ним.

Некоторое время они идут молча.

— Ну, что хорошего? — спрашивает наконец генерал.

Лева молчит.

— Ты сегодня что-то бледен, — опять заговаривает дед, вглядываясь в лицо внука.

— Нет, ничего, — отвечает тот и потом, после небольшой паузы, начинает: — А вчера из тюрьмы убежал преступник.

— Знаю, — отзывается генерал.

— И его еще не поймали.

— И это знаю. А вот будь у нас тут этакий, знаешь, Шерлок Холмс, живо бы сцапали голубчика. Не правда ли, Лева, а?

— Нет, не надо! — чуть слышно шепчет Лева.

— Чего не надо?

— Шерлока Холмса не надо.

Дед не без удивления посмотрел на шедшего рядом с ним мальчика.

— То есть, как не надо? — повторил он.

Но Лева, вместо ответа, поплотнее прижавшись к старику, вдруг проговорил:

— Я тебе, дед, должен что-то сказать.

— Ну, говори!

И они оба приостановились.

— Сядем, — сказал Лева, указывая на скамеечку, стоявшую на берегу реки.

Лицо Льва Сергеевича приняло озабоченное выражение. Что-то важное почувствовалось ему в тоне ребенка. Он сел на скамейку, а Лева, встав перед ним, сбиваясь и путаясь, рассказал все вчерашнее происшествие.

Генерал слушал его, зорко глядя в глаза мальчику. Потом у старика почему-то задрожала нижняя губа и затряслась рука, лежавшая на плече внука.

— Дед! Скажи мне, как я поступил: хорошо или худо? — спросил Лева, окончив свой рассказ.

Дед сразу ничего не ответил. Он обнял внука, горячо поцеловал его и крепко прижал к груди, и только после этого уже твердо и уверенно сказал:

— Хорошо!

— Почему же хорошо, дед? Ведь, подумай только!.. — начал было мальчик, но старик прервал его:

— Не знаю, почему хорошо, но хорошо!

Затем, встав со скамейки, зашагал дальше. Лева шел с ним рядом.

Они отошли уже довольно далеко, когда генерал вдруг, совершенно неожиданно, весело расхохотался.

— Ты что это? — спросил Лева, не без удивления посматривая на деда.

— Да вот, брат! Всегда это так: практика расходится с теорией. Что по теории — хорошо; на практике очень часто никуда не годится. И наоборот. Так-то, брат!

— Отчего же это, дед?

— Оттого, что теория есть создание ума, а практика сплошь да рядом результат порывов сердца.

— А как нужно? — спросил мальчик.

— Как нужно-то? Да как тебе сказать? И ум — хорошо, и без сердца жить невозможно… А впрочем, слушайся больше сердца. Оно — умнее.

— Умнее ума?

— Вот именно, мой голубчик!

В тот же день, после обеда, на веранде, между стариком генералом Буртасовым, его сыном Александром Львовичем и невесткой Лидией Николаевной завязался опять вчерашний разговор.

Генерал, впрочем, на этот раз почти не возражал. Он только посмеивался в свои седые усы.

— Выбор книг для мальчика в возрасте Левы — вещь крайне затруднительная, — говорила Лидия Николаевна, лениво обмахиваясь веером.

— Да, положительно не знаешь, что и давать ему читать, — в тон жены продолжал Александр Львович. — В специально детских журналах печатается такая бездарная чепуха, что более или менее развитого мальчика можно заставить их читать разве из-под палки. Да и они просто портят изящный вкус у детей. А с другой стороны, вот этакие Конан-Дойли направляют их фантазию в совершенно нежелательную сторону. Они начинают увлекаться…

— Ну, и пусть увлекаются! — перебил его генерал. — Увлечение свойственно молодо…

— Однако! — возразил сын. — Делать себе героя из сыщика Шерлока Холмса, это…

— Не беспокойтесь за вашего сына! Никакие увлечения для него не опасны! У него есть славный якорь, который всегда удержит его от всяких нежелательных увлечений.

— Какой же это якорь? — спросил Александр Львович.

— Честное сердце, — отрезал старик и, надев фуражку, пошел в сад, навстречу бежавшему к нему внуку.

1902

Михаил Маевский

КОНАН-ДОЙЛЬ

«Приключения сыщика Шерлока Холмса»

Рецензия.

Конан-Дойль: «Приключения сыщика Шерлока Холмса».

Взявшись за эти рассказы о подвигах следствия и розыска преступлений, я отнесся к ним сначала с некоторым предубеждением; но по мере чтения, все более и более вырисовывались достоинства этого произведения Конан-Дойля, не как художественного, а как горячо, увлекательно и правдиво написанного трактата о методах наблюдения, артистически проведенных в жизнь героем рассказов Шерлоком Холмсом. Эти рассказы — дифирамб в честь логики, в честь изощренной человеческой наблюдательности, воспитанной на богатом житейском опыте. В герое этих рассказов поражает быстрота и поразительная точность выводов, богатство индукции и сила анализа явлений. Прочитав многие страницы этих увлекательных рассказов, невольно приходишь к заключению, что так много в жизни и окружающей нас природе проходит мимо незамеченным, потому что, к сожалению, система нашего школьного обучения не приучила нас, в достаточной степени, к строгой дисциплине внимания и не развила всех богатств способности наблюдать, долго держа нас вдали от природы и действительной жизни. Разносторонняя теоретичность несколько оттеснила на задний план методы и уменье непосредственно наблюдать. Самый главный учитель наблюдать и многое видеть — природа — показана была нам только издали.

Итак, самое главное, что заинтересовывает нас в указанных рассказах Конан-Дойля — это ярко обрисованный метод наблюдения. В чем же заключается сущность наблюдения? Условиями его должны быть: 1) хорошо развитое внимание, способность во всякую данную минуту схватить наибольшее количество явлений, способность ясно, быстро и отчетливо воспринимать ощущения от окружающей нас природы, быстро комбинировать их в образы, а затем в понятия. Чем более понятий, тем больше запас нашего ума. 2) Острота запоминания, а затем и воспроизведения явлений в нашей памяти в том порядке по месту и времени, в каком эти явления зафиксированы памятью, 3) Быстрота и богатство ассоциации, способность быстро проводить через поле апперцепции длинные ряды образов, схватывая конец цепи ассоциируемых образов. Чем богаче память, тем обильнее и разностороннее выступают в нашем сознании образы, вызванные каким-нибудь явлением путем ассоциации. 4) Способность обобщения и количество общих суждений, оперируя с которыми, мы создаем богатство выводов и в той или иной степени познаем отношение явлений в окружающем нас мире. 5) Наивозможно полное уяснение причинности явлений. Путем накопления фактов, путем критической оценки их, мы должны приобрести наиболее изощренное умение видеть неизбежную и органическую зависимость одного явления от другого, руководствуясь правилом «ех nihilo nihil fit, — ничто не бывает без перемен в предшествующих обстоятельствах». Наблюдая ряд повторяющихся совпадений, мы ожидаем повторения этих совпадений. Раз эти совпадения повторяются, мы устанавливаем единообразие явлений. Если то или другое соединение или совпадение повторялось в пределах нашего опыта, то мы начинаем ожидать, что оно будет повторяться и впредь, и получаем уверенность, что оно встречалось и вне сферы нашего опыта (Минто). Недостаточно внимательное исследование причинности явлений может легко повести нас к ошибкам, когда мы допустим себе смешать простую последовательность с причинной зависимостью явлений. Иногда мы случайно можем впасть в заблуждение, принимая, что: post hoc, ergo, propter hoc[19]. К заблуждениям может привести изучение явлений не на личном наблюдении, а на суждении с чужих слов, при недостатке опытом проверенных положений и т. д. На богатстве общих суждений и на широком и точном познании причинности явлений основывается возможность и богатство умозаключения, которое есть не что иное, как наиболее полное и ясное установление связи между причиной и следствием в ряде последовательных явлений, в подведении частного под общее.