Шепот застывшей воды - Страница 4

– Нехорошо поступаешь, Тимурик. – Кабан пустил сдержанную струю дыма.

Тим медленно вернул голову обратно.

– Я же сказал, что больше не работаю и вышел из игры, – ответил он, уставившись в асфальт, будто обращался к нему, а не к Кабану.

– А я смотрю, ты не только в телеге дерзишь, но и в реале решил пуха накинуть? – продолжал Кабан. Интонация его голоса была спокойной, даже чересчур. В такой всегда считываются предстоящие рамсы.

– Я же отдал долг… Мы в расчете с Попом.

– Хватит наваливать фуфло, Мустафин. – Кабан засунул руку в карман треников. Тим подумал, что тот сейчас вытащит дуло, но Кабан только ухмыльнулся: – Ты только с основным должком рассчитался. Но, видимо, забыл про возмещение морального вреда? Мы знатно понервничали, когда ты вовремя не прислал отчеты по заданию. Думали, ты лавирнуть решил с товаром… Не знали, что окажешься такой падлой…

– Кабан, у меня сейчас пусто.

– А вот это плохо, Тимурик. Поп не любит, когда за долги забывают.

– Я отдам. Сколько вам надо? Дай мне еще время, я найду деньги.

– Поздняк метаться. Просто выходи на работу. Все будет как раньше: ты нам, мы тебе. Все порешаем, сочтемся.

– Не, Кабан, я больше не курьер.

– Это кто сказал?

– Я сказал. – Тимур выплюнул свой ответ в траву.

Молниеносный тяжелый удар, прилетевший в живот, тут же сбил с него спесь. Тимур согнулся пополам, стиснул зубы, чтобы не застонать. Хотел было выпрямиться и зарядить Кабану джеб, но тут двойной справа уложил его на землю. В голове оглушающе гудело. Тим с усилием разлепил глаза.

Над ним нависал сбитый кулак подлетевшего Бакстера.

Кабан продолжал:

– В общем, расклад такой – не принесешь деньги, твоя длинноногая систер будет жестоко поломана.

– Ублюдок! – выдавил из себя Тимур и снова получил удар, зажмурился от боли. Он ничего не видел, но слышал, как к ним приближается стук каблуков.

– О, Лиззи подкатила! Давно не виделись.

– Кабан, че за на хрен вы тут устроили? – раздраженно выпалила Долгополова, и по ее голосу было сложно понять, хотела она помочь Тиму или наподдать своим презрением.

– Ладно, – харкнул Кабан. – Еще поболтаем. Когда выйдешь на смену.

– Не выйду, – прохрипел Тим.

Лизка смотрела на него сверху вниз, за щекой кругло торчала конфета. У него же во рту разливался металлический вкус боли вперемешку с яростью.

– Вечерком Попу сам об этом скажешь! – Кабан снял солнечные очки. Его светлые рыбьи глаза довольно светились. – Бакс, подгони тачку, прокатим юную леди.

Кабан подошел к Лизке вплотную, приподнял ее личико, провел большим пальцем по подбородку. Лизка выдала дежурную, ничего не выражающую улыбку.

– Давай прокатимся по городу, киса, обсудим эту нелепую ситуэйшн.

До гаражей пришлось идти пешком. Три квартала Тимур держал у глаза купленную в автомате холодную бутылку с минералкой. Все равно будет фингал, а Алька будет ржать и говорить, мол, как его оставлять за главного в семье, когда он еще такой недоразвитый дебил. Как он мог поверить Лизкиным улыбочкам и взглядам! Да если б он знал, что она с этим утырком… Тимур не успел додумать свою мысль, как из-за поворота показалась морда черной кабановской «Тойоты». Тим резко сиганул в высокие кусты высохшей лебеды, притаился. Дождался, пока, похожая на гробину, ненавистная ему машина прошуршит шинами по гравию мимо него и скроется за последней гаражной коробкой его улицы. Где-то рядом загалдела полицейская сирена. Черт с ним! Вряд ли Кабан сейчас будет гоняться за ним, ему бы самому заныкаться от ментов.

Тимур вылез из укрытия, пошел к сторожке. По дороге достал телефон. Открыл закрепленную вкладку «Экспериментальное лечение в Южной Корее». Полистал список требуемых документов и справок. Остановился на нижней строке: триста тысяч долларов. Посчитал в уме. Примерно традцаха лямов нужна. Где ж их взять? Еще и Попу должен. Тимур покачал головой. Такой солнечный день уже второй раз распарывает какая-то лажа. Разве что собакам хорошо.

Он присел на корточки у будки рядом со сторожкой гаражного кооператива. В тени козырька лежала полосатая боксерша Найда. На ее брюхе цвета трутовика торчали пять розовых сосцов. На шестом висела вислоухая, с еще не купированным, длинным крысиным хвостом мини-версия мамаши. Два палевых щенка играли недалеко на песчаной насыпи.

– Э-э-э, мелкий! – Из окна сторожки выглянул дед Йося. Лицо его было таким морщинистым и серым от седой щетины, что походило на слоновью шкуру. – Тебя где так угораздило?

Тимур на автомате снова спрятал фингал за бутылкой.

– Да ничего, дядь Йось, с кем не бывает…

– Ну да, ну да. Дело молодое.

– Да. – Тимур махнул рукой, двинул в сторону гаража. Через пару шагов обернулся: – Че там, сосед-то мой, как обычно?

– А то, куда он денется.

– Ладно. – Тимур пошел дальше.

– Эй, мелкий! – Дед Йося вышел из сторожки, встал на крылечко, достал папиросу.

Тимур дождался, пока тот прикурит, вскинул руками, мол, что? Дед Йося постоял немного, посверлил Тимура взглядом, потом крякнул и тихонько похлопал по стене.

– У меня тут бита есть, если че… За дверью.

– Спасибо, дядь Йось. – Тимур усмехнулся: – Мне не понадобится.

Он развернулся, скорее зашагал к нужному повороту. Алька с Риткой уже, наверное, всю карму ему проели, как он еще не помер от приступов икоты.

Выкрашенный в защитный камуфляж «рафик» старикана-соседа торчал, как всегда, на своем месте – напротив ворот их с Алькой гаража. Ворота же самого деда были свободны. Более того, дверь нараспашку, из черного прямоугольного проема на всю улицу разливался душевный шансон. Перед воротами стояла небольшая коптильня. С трех металлических штырей свисали куски румяной грудинки, туго стянутые белой толстой нитью. С них капал жирный прозрачный сок.

Нет, дядь Йось, тут точно не понадобится.

Тимур с силой шваркнул железной дверью о ворота. Выдвинутый язычок замка не дал ей захлопнуться, суровым лязгом состыковался с проржавевшим металлом.

Бамс! Гори в аду, гнида! Бамс! Выволакивайся из подвала своего, отгоняй свое корыто! Бамс! Бамс! Бамс!

В недрах старикановского гаража умерла музыка. Тимур услышал, как на магнитофоне отщелкнулась кнопка перемотки. Нервно зашуршала кассета. Щелк. Сладкий голос уже другого исполнителя замурлыкал что-то про барабанящий по улице дождь и в окна лезущую проклятую тень. Из проема показался залапанный пальцами козырек когда-то красной кепки. Бывший главврач их районной поликлиники Лука Салов зыркнул на Тимура, ничего не сказал. В одной руке он держал шмат розово-белой свинины, с пупырчатой кожей, в другой шприц с большой толстой иглой. Молча прошаркал по нежным, все еще по-летнему зеленым головкам спорыша, пробивающегося сквозь камни и песок дороги, сел в машину, загудел мотором и резким, словно плевок, рывком сдвинул ее на пару метров.

Тимур не успел и слова сказать, как Салов снова скрылся в своем гараже.

– Урод, – сплюнул Тимур.

Через пять минут он выкатил на улицу свой доисторический драгстер. Белая краска на крыльях и капле бензобака облупилась. Вытертая кожа сиденья смотрелась жалко, бедно. Зато хромированная банка глушителя все еще слепила глаза на солнце и наверняка приковывала восхищенные взгляды резко выкрученных в его сторону голов прохожих. Да, потрепанный жесткими дорогами, но все еще живой байк, готовый уделать всех на светофоре в любую секунду. Такой же, как и он сам, подумалось Тимуру.

Он закрыл ворота, нацепил на голову вытянутый черный шлем-акулу, выкрутил ключ зажигания и вдарил по газам, поднимая с земли стену плотной пыли.

– Урод! – выскочил из гаража Салов, глянул на осыпанное, словно пеплом, мясо, ахнул. Сплюнув, собрал толстые кряжистые пальцы в грозящий кулак, оставляя выставленным только средний.

Рита вздрогнула. Еще не здесь, но уже и не там. Сон догорал, как угли. Виделось, что она стояла босиком на холодной серой земле своего прошлого и смотрела, как плавились части ее старой детской комнаты. Мебель, игрушки, остовы цветов в горшках на раме окна – все это, как подожженная с уголка фотография, съедало самое себя, капало горячими каплями на пол, осыпалось черными лохмотьями. Ускользающая зыбкость сна. Все больше здесь, все меньше там.