Шейх - Страница 25

Вбежав в росший близ самой опушки кустарник, Сергей, походя, добил скрючившегося на земле и стонущего от боли боевика — Махамеда Ахмадова. Затем, пригнувшись как можно ниже, устремился дальше, но теперь он забирал чуть левее, двигаясь таким образом, чтобы по собственным расчётам выйти в спину боевикам, всё ещё остающимся в этой линии окопов.

— Лишь бы получилось, лишь бы получилось! — как заклинание твердил Ефимов, глядя только вперёд и почти не обращая внимания на проносящиеся над головой пули. Осталось совсем немного. Старшему прапорщику казалось, что почти всё, что он уже видит смутные очертания приподнявшейся над бруствером фигуры бандита, когда услышал нарастающий вал выстрелов… А может, он вначале всей кожей ощутил град засвистевших вокруг пуль? Почувствовал холодную оторопь проносящейся рядом смерти, и под её напором был вынужден кулём рухнуть на землю?!

Только теперь, лёжа на влажной, покрытой желтеющими листьями, поверхности почвы, Сергей сообразил, что забыл предупредить о собственном манёвре бойцов своей группы. Забыл и чуть было не поплатился за эту забывчивость — пули однозначно летели со стороны своих. Даже на какой-то миг создалось впечатление, что стреляли именно по нему.

«Меня заметили и чуть не убили свои же, охренеть!» — подумав так, Сергей тут же осёкся — видеть его фигуру, отделённую от занимаемых группой позиций кустарниками разведчики не могли. Следовательно, и огонь вёлся не по его фигуре. Но столь яростная стрельба… это могло означать… Да, это могло означать только одно, только одно… Сергей потянулся к радиостанции и вдруг понял, что уже давно не слышит привычного шипения эфира. Идущий к наушникам провод оказался срезан начисто…

Муса нервничал, и не потому, что боялся время от времени летящих в его сторону шальных пуль, нет, вовсе не поэтому. Муса нервничал оттого, что никак не мог решиться применить собственное оружие. Его верный, готовый к бою РПГ — 7 лежал рядом, а он, Муса, пребывал в раздумьях. В том, что он сумеет положить выстрел в пятачок, Мачигоев не сомневался. Вот только не всегда взрыв происходил в месте падения. Иногда выстрел рикошетил от почвы и взрывался чуть в стороне или чуть дальше. Чуть дальше и чуть в стороне… это как раз на позициях, занимаемых его братьями — моджахедами. Меж тем там, в эпицентре боя, происходило что-то странное. Боевики во главе с Махамедом Ахмадовым вместо того, чтобы задавить и добить угодившего в засаду противника, похоже, постепенно упускали инициативу из своих рук. Когда же со стороны спецов резко усилился огневой натиск, Муса понял — медлить больше нельзя. Будь что будет. Он выскочил из-за прикрытия деревьев, взял в руки оружие и, встав на правое колено, привычно взгромоздил гранатомёт на своё плечо…

Оставшийся в одиночестве пулемётчик прилип к своему ПКМу, сквозь прорезь прицела всматриваясь в противоположную, северо-западную сторону лесной полосы. Мельком появляющиеся фигуры он игнорировал, согласно приказу командира не желая выдавать своего присутствия. Но это длилось едва ли десяток секунд. Вскоре чуть выше мушки поползла согнутая фигура бегущего бандита. Олег быстро прицелился, нажал спусковой крючок, короткой очередью срезал его и, сместившись чуть левее, снова застыл в ожидании. На грохот выстрелов собственного пулемёта голова отозвалась саднящей болью. Но Тушин почти не обращал на это внимания. Его радовало то, что в суете боя его стрельбы, боевики, похоже, не заметили.

На этот раз ждать пришлось чуть дольше. Справа, там, где сейчас находилась основная часть группы, внезапно резко возросла огневая активность. Судя по всему, открыв кинжальный огонь, разведчики собирались предпринять какие-то действия.

Олег слегка отвлёкся, соображая, что же это могло быть, и едва не прозевал внезапно появившуюся на горизонте цель: выбежавший на открытый участок боевик резво вскидывал на плечо трубу многоразового гранатомёта. Но ему не повезло — он ещё только целился, когда Тушин резко сместил ствол пулемёта и надавил спуск. Фигура с гранатомётом дёрнулась и с воплем боли и страха повалилась набок. Ещё одна прицельная очередь легла рядом, пробив и трубу гранатомёта, и шею сразу же затихшего Мачигоева.

Перестрелка в тылу всё усиливалась. И Ибрагим слегка нервничал. Он хоть и оставил там весь отряд Ахмадова, хоть и оборудовал там же многочисленные окопы, но всё равно предполагал, что русские зайдут не оттуда, а с этой, более удобной для налёта северо-восточной стороны.

— Наверное, спецы выслали разведдозор, — гадал старший Келоев, вслушиваясь в доносящиеся до его ушей звуки. — Но ничего-ничего, ещё пара минут, и всё будет кончено. Вот только где основная часть русской разведывательной группы? Наверное, скоро подтянется, не бросят же они подыхать собственных товарищей?! Подтянется и попадёт в стальные клещи его моджахедов — моджахедов старшего Келоева, Келоева о котором вскоре заговорит весь мир. — Вот только пока русской группы на горизонте не было, и Ибрагим продолжал вслушиваться и думать.

Время шло, но зарубившиеся у опушки леса спецназовцы ни в какую не желали погибать или сдаваться. В душе старшего Келоева возникло недоумение. Он действительно не понимал, что происходит. Почему перестрелка длится столь долго. Даже если туда (в тыл) действительно вышла вся спецназовская группа, то с ней всё равно давно пора было покончить, но бой продолжался, и Ибрагим Келоев, не выдержав, поднёс к губам микрофон «Кенвуда»:

— Махамед, — Келоев не любил пользоваться позывными, предпочитая называть своих собеседников по именам — мало каких Ибрагимов, Махмудов, Вах, Асламбеков бродит по территории его родной страны? Кто отличит Ибрагима Келоева от Ибрагима Мерзоева или Ибрагима Умарова? Никто. — Махамед, — повторил он второй раз, и снова не дождавшись ответа, уже резко, излишне обеспокоенно: — Махамед, отзовись! — и ответная тишина.

Ибрагим нервно закусил губу. В тылу творилось что-то непонятное.

— Уса! — попробовал он вызвать командира резерва, и на этот раз ему ответили стазу.

— Я слушаю.

— Уса, разберись, что происходит, — обеспокоенность Ибрагима начала перерастать в настоящее волнение — стрельба в тылу чуть приутихла, но не прекратилась.

— Хорошо, я всё сделаю, не переживай! — похоже, Умаров даже радовался очередной возможности проявить себя как воина, способного решать любые задачи.

— И вот что, Уса, не лезь на рожон! — сказав, Ибрагим понял, что пожелание было лишним. Уса Умаров любил повоевать, но своей жизнью лишний раз предпочитал не рисковать. Он был мудр, и где напасть, где отступить, знал не хуже Келоева.

— Не переживай! — снова повторил Умаров и, засунув радиостанцию в нагрудный карман, он отдал своим, уже давно готовым к любым неожиданностям моджахедам команду на выдвижение.

— Свои! — громкий крик, уже рухнувшее к животу сердце влетело вверх и, наконец, повернувшийся Кудинов увидел бегущего в их сторону командира.

— Остальные? — вопрос, как крик души.

— Там, — кивок головой за бруствер окопов, туда, где шёл непрекращающийся бой, и откуда доносились и чеховские крики, и треск пулемёта отстреливающегося от противника Юдина, и вторивший ему на левом фланге группы — теперь уже на левом — дробно рыкающий пулемёт Тушина. А вот к ним присоединился ПКМ переползшего на новую позицию Вячина. На какое-то время это трио поглотило все звуки. И Ефимов вдруг понял, что не услышал ни одного помогавшего им автомата. Сердце почувствовало боль, но её тут же затмила необходимость действовать.

Вспомнив, что так и не избавился от груза рейдового рюкзака, Сергей начал быстро сбрасывать с плеч его лямки. Несколько секунд, и тот шлёпнулся на дно окопа.

— Кудинов, Гаврилюк — здесь! — Ефимов начал отдавать команды, ещё занимаясь РРом. — Баранов — за мной! — выстрелы со стороны противника почти стихли. Пулемётчикам всё же удалось прижать оставшуюся часть бандитов к земле. — Раненых на спину, остальных пинками сюда, — отданная команда прозвучала нарочито грубо, но по-другому уже было нельзя. И уже начав подниматься над бруствером, Ефимов оглянулся: — Аркадий, наблюдаешь, бьёшь только наверняка!