Шапка мира - Страница 2

Да! А самый крепкий сон у них бывает в январе. И в январе же, в канун праздника Старшего Винна, отряды самых смелых воинов идут на Север. Уже много зим, да что там зим, уже много-много поколений подряд повторяются эти набеги отмщения и сожжено бесчисленное множество берлог… Однако же каждой следующей весной нашествия врагов с каждым разом становятся всё более и более жестокими. Вполне вероятно, что морфы считают, что справедливость как раз не на нашей, а на их стороне, и что они вершат возмездие за тех своих сородичей, которые были убиты зимой.

И как хотелось бы узнать, кто всё это начал первым – мы или они.

Но тот, кто рассуждает на войне, тот погибает. Воин всегда должен быть начеку. Сани мчатся в ночи, тебе хочется спать, но у тебя под боком острый меч. И только стоит вожаку рвануться в сторону, как воин сразу забывает обо всем. Горит берлога. Мчатся сани. Привал. Ночь в снежной хижине. Подъем. Мчатся сани. Вновь рвется в сторону вожак. Отброшен снег, и факел освещает нары. Топот, крики…

Урр, лежа в санях, оглянулся. Двенадцать упряжек спускались с холма. Так, значит, никто не отстал. И, надо думать, что те восемь, которые вчера ушли обратно, уже далеко. Ну что ж, их не в чем упрекнуть; они повернули только тогда, когда кристалл начал гаснуть. Урр честно рассказал об этом и добавил, что на этот раз вознамерился дойти до Шапки Мира. Воины молчали. А Гелль Рассказчик рассмеялся и сказал:

– Иди. А я сложу об этом славное сказание. Жаль, что ты не услышишь его.

Урр выхватил меч, но его удержали. Гелль взялся запрягать своих собак.

– Ну, кто еще с ним? – спросил Урр.

Все молчали.

– Я отдам свой кристалл, – сказал Урр. – Мне-то он уже все равно не поможет.

И тогда еще семеро пошли к своим упряжкам.

Урр их не отговаривал и не срамил. Ведь к Шапке Мира может выйти только тот, кто ничего не боится.

Гелль поделился с Урром рыбой и дровами, взял волшебный кристалл и ушел на Юг. А тринадцать упряжек отправились к Шапке.

Теперь они плутали наугад, надеясь только на удачу. Говорят, что Шапка Мира видна еще за восемь дней пути. Бывает это так: вдруг прямо в небе появляется едва заметная полоска света, потом она с каждый часом растет, и на четвертый день, если сильный мороз, ты уже различаешь вершину, а после и склоны горы. Гора эта столь высока, что даже в полярную ночь ее вершину освещает солнце. Вот откуда берется тот свет. И это прекрасное зрелище.

Но где эта гора и как ее найти? Где север, где юг? Вокруг только белый искрящийся снег да беззвездное черное небо. Съестное кончилось, дрова сожгли, собаки чуть плетутся. Отряд давно уже не нападает на берлоги – нет сил. Никто не знает, сколько времени прошло с тех пор, когда они остались без волшебного кристалла. Энки Крюк говорил, что он больше не может. Он уйдет, он отыщет берлогу, завалится спать и согласен стать морфом. И он потом весной придет в родной поселок и будет убивать и жечь, да, это ужасно, он знает, но это все же лучше, нежели искать то, чего нет. Крюк бесновался, и его связали. А на привале он исчез.

И не один. Урр оглянулся – следом за ним плелись всего две упряжки. Съюм Крыса да Барни Беловолосый – вот и всё. И ни крошки съестного. Пусть так. Зато когда они дойдут до Шапки Мира, когда они увидят свет…

Там, на вершине, не бывает ночи, там круглый год день. Гора раскалена от солнечного жара. Там они снимут надоевшие одежды, отдохнут. И, главное, они узнают тайну морфов. Ведь сколько уже лет и зим идет эта кровавая вражда, ей не видно конца. Но, говорят, на Шапке Мира сокрыта великая тайна. И стоит лишь ее узнать, как морфы больше уже никогда не смогут – или же не захотят – идти на Юг. Но где эта гора? Здесь, там? Урр остановился. Собаки, сбившись возле его ног, скулили. Тьма, хоть глаза коли. И вдруг…

– Съюм! Барни! – закричал, срывая голос, Урр. – Смотрите, свет!

И точно – высоко над горизонтом горела узкая полоска, окрашенная ярко-желтым цветом. Сомнений не было; они дошли до Шапки Мира. Еще каких-то восемь дней пути, и им откроется великая тайна. Какая она и в чем ее суть, никто не мог представить, зато было точно известно, что она тотчас прекратит набеги морфов. В селеньях воцарится мир, спокойствие, люди забудут о страхе и гневе… И путники, не отрывая взглядов от вершины, двинулись к ней. У них осталось очень мало сил, они замерзли и оголодали, но они дойдут, чего бы это им не стоило. Проваливаясь в снег, шатаясь от изнеможения, они медленно брели вперед. Взошли на холм, сошли в низину, вновь взошли…

И Урр увидел впереди – внизу, в долине – упряжки. Собаки лежали в снегу, а воины стояли в ряд и молча смотрели на него. Урр, сделав знак товарищам, остановился и еще раз посмотрел на воинов. Однако он никак не мог разобрать, кто же это такие.

А воины внизу стояли неподвижно; в руке у каждого был обнаженный меч. За ними теплился костер, и от него шел дурманящий запах бобовой похлебки.

– Привиделось, – шепнул подошедший Съюм Крыса. – Чур, чур меня! – и плюнул через левое плечо.

А Барни промолчал и опустил глаза.

Урр вынул меч и посмотрел – однако не вниз, а на небо, на горящую полоску Шапки Мира, и подумал, что кто бы им не преградил дорогу, они обязаны пройти.

Тем временем внизу один из воинов вышел вперед, махнул рукой и закричал:

– Мохнатый, что с тобой? Иди к костру, мы ждем тебя!

Урр сразу узнал его голос – да это же Костлявый Стинк! Он года три его не видел. О Стинке говорили всякое; будто бы он…

– Мохнатый! – снова крикнул Стинк. – Горячая похлебка стынет.

Урр не шелохнулся. Когда приглашают к костру, мечи убираются в ножны. А это ловушка. Зачем – он не знает.

– Съюм! Барни! Вы, что ли, оглохли? – не унимался Стинк.

Урр мельком оглянулся на товарищей и торопливо закричал:

– Спасибо тебе, Стинк, за приглашение, но мы спешим. В другой раз мы с огромным удовольствием…

Две тени стремительно промелькнули мимо него и стали поспешно спускаться с холма.

– Опомнитесь! – воскликнул Урр. – Это ловушка, не ходите!

Но Съюм и Барни уже подбегали к упряжкам.

Урр снова посмотрел на небо. Вершина Шапки Мира горела в ночи. Всего лишь восемь дней пути, и тайна бы открылась.

Вдруг кто-то вскрикнул. Так и есть: лишь только Съюм и Барни подошли к костру, как воины набросились на них. Когда же с ними было кончено и воины снова построились в ряд, Стикн прокричал команду, и они, подняв мечи, пошли на холм.

Урр сбросил с лица полотняную маску и поднес меч к губам. Сталь тотчас же прилипла к коже. Обидно, через восемь дней он смог бы раскрыть наиглавную тайну и прекратить вражду. Люди жили бы в мире и счастье. Но этого, увы, не будет, он сейчас умрет. Ну что ж, он сделал всё, что мог, и погибает как мужчина, в открытом бою. Жаль только одного: он так и не узнает, кто повелел отправить Стинка охранять дорогу к Шапке Мира.