Шантаж - Страница 84

– Ну не надо так расстраиваться, мама, мамулечка! Миша любит меня. Он сумеет вырваться к рождению сына! Должны ведь его отпустить по такому случаю?! Люди же, а не звери! – Горячо расцеловала мать и пообещала, сама стараясь поверить в то, что говорит: – Вот увидишь, все кончится хорошо! Миша приедет, и мы с ним обвенчаемся. У ребенка будет отец!

Однако Вера Петровна подавленно молчала, и ее мрачный вид показывал, что не очень-то она надеется на счастливы" исход. Понимая, о чем думает мать, и желая показать ей, что взвесила все обстоятельства, Света тихо заключила:

– Если же Миша не вернется – у меня на всю жизнь останется живая память о человеке, сильнее которого уже не полюблю никого. Неужели, мамулечка, мы с тобой не сможем вырастить моего сына?! – И с мольбой во взоре подняла заплаканные глаза на притихшую мать.

«Ну вот, моя история повторяется... Не в точности, но похоже...» – думала Вера Петровна, вновь вспоминая пережитое когда-то потрясение. Тяжело вздохнула, тряхнула головой, будто сбрасывая груз прошлого, и спокойно произнесла:

– Делать нечего, дочка, – будешь рожать! Отца я беру на себя. Ребенка мы, разумеется, вырастим сами, если с Мишей что, не дай Бог, приключится. Но зачем предполагать худшее? Помолчала, с грустью глядя на свою красавицу дочь, и добавила покаянным тоном: – Напрасно мы с отцом препятствовали вашей воле. Забыли, что молодые все равно поступают по-своему, – может, и более верно. Будем надеяться, что ты, доченька, сумеешь устроить свою жизнь и будешь счастлива!

Заметив, что Светлана сидит с просветленным лицом, наполненная радостным ощущением материнской поддержки, и сама испытывая счастье от установившегося взаимопонимания, Вера Петровна перешла на деловой тон:

– Теперь ты меня постоянно держи в курсе своих дел и самочувствия. Проблемы будут с отцом: уж очень общественным мнением дорожит. Но вместе-то мы с ним справимся, как считаешь? – И улыбнулась впервые за все время разговора. – Иван Кузьмич – реалист и смирится, когда поймет, что ничего изменить нельзя. С ним я поговорю завтра, когда вернется со своей любимой охоты.

После этого разговора Светлана вздохнула свободнее. Почувствовала себя уверенно и перестала опасаться предстоящих осложнений, готовясь стать матерью.

Иван Кузьмич вернулся домой из охотничьего хозяйства только на третий день, после обеда. Там проходила очередная неофициальная часть важных переговоров; он изрядно утомился от чревоугодия и разного рода увеселений: даже его железный организм уже не выдерживал такой нагрузки.

– А у нас что, гости? – спросил он у жены, войдя в холл и услышав громкие голоса, доносившиеся из столовой.

– Это Варенька с мужем. Пригласила их поужинать с нами. Думала, ты и сегодня не вернешься.

– Гости – это хорошо! – бодро отозвался Григорьев, но в душе подосадовал: «Опять их черти принесли! Не дадут спокойно отдохнуть дома!» – И объяснил:

– Только мне есть совсем не хочется – нас просто перекормили. Зарубежные друзья па-адки на халяву! Столько жрут и пьют – будто голод у них. – Презрительно хмыкнул и пошел умываться.

Однако аппетит приходит во время еды: за столом он отдал должное вкусному домашнему жаркому – произведению умелых рук Веры Петровны. Такого не только в охотхозяйстве – ни в каком ресторане не подадут!

За ужином завязался оживленный разговор. Никитины только что вернулись из Болгарии – отдыхали на курорте вместе с детьми – и охотно делились впечатлениями. Планы провести отпуск на теплоходе, в плавании по Волге, не осуществились. Председатель горкома профсоюза, хороший знакомый Никитина, – не сумел сделать путевки с детьми, а просьбу жены как она и предполагала, Иван Кузьмич проигнорировал.

Зато мучимый совестью профсоюзный босс – Никитин успешно прооперировал его ребенка – изловчился и достал его семье путевки в Болгарию. Первый их выезд за границу был очень удачен; вернулись прекрасно отдохнувшими, в восторге от «ненашенского» сервиса и уровня жизни.

– Знаешь, Веруся, я просто поражена чистотой, уютом, культурой обслуживания в этом пансионате, где мы жили! – рассказывала Варя. – Просто здорово! Чудесные песчаные пляжи, всякие там зонтики от солнца – сколько хочешь. – инвентарь разный... развлечения – и для взрослых, и для детей. Нам бы такое!

– Все это хорошо, – заметила Вера Петровна, – но, говорят, черноморский берег Болгарии довольно голый, растительность скудная, погулять негде, – не сравнить с Кавказским побережьем. Совсем не то, что в Сочи или Гаграх.

– Не могу согласиться, Верочка, – добродушно возразил Никитин. – Возьми, к примеру, Рижское взморье: тоже довольно голое место, одни сосны. А какой популярностью пользуется Юрмала, как там уютно! Так же и в Болгарии: чистота, порядок, но главное – культура обслуживания! – Он обвел глазами собеседников. – Ну вот куда деваться вечером в Адлере или Хосте? Кроме замызганного ресторана, кино или танцплощадки. Некуда! А там – любые развлечения, на любой вкус. Рестораны все стилизованы, в каждом свое шоу – «Ханский шатер», «Пиратский корабль», – чего только не придумывают, чтобы было интересно и весело.

– А как там народ живет? Обратил внимание? – поинтересовался Иван Кузьмич – он не бывал в Болгарии. – Очень ведь отсталая страна. Неужели лучше, чем у нас?

– Даже сравнения нет! – решительно заявил Никитин. – В магазинах полно товаров. Толпятся, закупают оптом и наши коммерсанты, и другие иностранцы. Особенно много поляков. И все же Болгария страна в основном сельскохозяйственная. Какие ухоженные поля, сады! А изобилие овощей и фруктов...

К концу ужина разговор, как всегда, перешел на свои, отечественные дела и неурядицы.

– Интересно, Ваня, почему у нас постоянно плохо с продуктами? – простодушно задала вопрос Варя. – Ну сравнения нет с той же Болгарией!

– Будто сами не знаете почему, – поморщившись, грубовато ответил Григорьев. Постоянный этот вопрос – все задают! – набил оскомину. – Хрущев своим волюнтаризмом подорвал наше сельское хозяйство. Насаждал повсюду кукурузу. Сколько лучших пахотных земель погубил! А пресловутая целина? Дает урожай раз в пять лет. Только пастбища зря распахали, поголовье скота снизили.

– Ну, Ваня, ты и демагог! – не выдержала Вера Петровна. – Извини меня за резкость, но тут все свои. Долго я молчала, а сейчас вот – скажу. Когда Хрущев свою кукурузу всюду сажал и целину распахивал, кто громче всех кричал «ура!», – разве не ты? А теперь на него одного все сваливаешь! Вы что же, высокие руководители, ни за что не отвечаете? Не вы ли эти годы управляли страной? А если нет – так вы просто бездельники и вас надо гнать в шею!

Григорьев обомлел и испугался; подумал даже – сейчас инфаркт хватит... эк ее прорвало... Да это же сущий бунт на корабле! Безумная, по его мнению, выходка!

Однако, верный себе, Иван Кузьмич сдержал гнев и, не выказывая озлобления, с деланным добродушием обратился к притихшей Светлане:

– Что это с матерью сегодня, доченька, уж не заболела ли? Тут трудишься по двенадцать часов в сутки – и вот тебе благодарность от народа.

Приосанился и тоном, не терпящим возражений, снисходительно заметил:

– Так кажется только тем, кто ничего не видит и не понимает. Вот таким домохозяйкам, как моя благоверная. Разве дело в отдельных ошибках, которые неизбежны? Да никогда мы не будем жить как в Европе! Потому что мы – азиаты, лентяи! Над нами еще вековое рабство тяготеет. Вы сравните, как работают люди у них – и у нас, а потом уж судите!

Не спеша приложил к губам чистую салфетку, встал из-за стола и как ни в чем не бывало распрощался:

– Благодарю хозяек за вкусный ужин и всех – за компанию. А мне перед сном надо еще просмотреть сегодняшнюю прессу. – Повернулся и с важным видом вышел из столовой.

– Зачем ты с ним так, мама? – мягко упрекнула Света Веру Петровну. – Обиделся, только виду не показывает.

– Верно Света говорит, – присоединилась к ней Варя, – уж очень резко ты... Но если по-честному – молодец! Здорово врезала! Кому-то надо сказать ему правду. Ладно уж, вы тут сами меж собой разберетесь. А нас дети ждут!