Шанс. Внедрение. Я в моей голове. Книга 1 - Страница 7

А если заделаться «клюквенником»? Вовка Коробков из Белого дома в девяностые годы, а может и раньше, занялся иконами и хорошо поднялся на этом. Купил квартиру, машины менял часто. Как-то похвастался, что у него есть иконы, одна из которых стоит больше, чем квартира и его Лексус. Сейчас с этим бизнесом пока затишье. Конечно, занимаются отдельные искатели из столиц поиском икон по провинциям, но их единицы на нашу территорию. Естественно, надо обойтись без криминала, но тоже нужны будут хоть небольшие деньги. Сначала подобрать команду из заинтересованных в личных деньгах (таких много), не болтливых (меньше), умеющих убеждать, заводить разговор со всегда подозрительными старушками, коммуникабельными (совсем мало). Привлечь местных деревенских пацанов – они все про всех знают и не вызовут подозрений, как чужаки. Эта идея реальная! Только без криминала. Надо с Филом поговорить. Он жадный до денег, загорится. А иконы и старину понемногу возить в Москву и Питер. Там основной сбыт. Но надо по иконам пошарить информацию в библиотеке, чтобы хоть немного быть в теме, а то кинут. Кинут-то обязательно, но надо хотя бы не показать себя полным «лохом». Серега Иванайнен – деревенский, правда, с натяжкой. Хоть и живет в деревне, да деревня его в ста метрах за чертой города. Надо в этом направлении уже завтра решать потихоньку, подбирать и разговаривать с кандидатами.

Еще, какие варианты для моего положения и возраста могут быть? Я бы мог выступать генератором идей по производству товаров народного потребления. Нет, не подойдет для нашего времени. Кооперативов нет, хозяйственных артелей тоже. При Хрущёве разогнали.

Скупать урожай и вывозить в столицы? Спекуляция. Да и на чем возить? На что закупать? Брать в долю директора автопредприятия? Никто не станет решать скользкие вопросы с подростками. Опять же это только летом и осенью. Знаю, что сосед по даче, друг отца, на своем дачном участке спилил и выкорчевал все плодовые деревья и кустарники. Всю площадь засеял луком и чесноком, а потом урожай несколько лет подряд возил для реализации на Север. В результате – через несколько лет купил «Жигули».

Можно заняться «шабашками» по колхозам, как делают активные наши мужики и бригады кавказцев. Каждый год подряжаются. Мы тоже можем подсуетиться. Но это, опять же только летом. К тому же, трудно представить из нас мастеров-строителей. Реальнее пару дней в неделю вагоны разгружать летом или в весенние каникулы.

Сзади стукнула дверь, пришла мама с работы. Вынул изо рта ручку – всю изгрыз. На первом тетрадном листе написано одно слово – Деньги. А дальше каракули, похожие на рисунки: домики, квадратики, миноискатель, сундук, кружкИ. (Наверное, монетки).

– Как дела в школе? – интересуется мама, стаскивая сапоги.

– Четверка по истории, – отвечаю, убирая тетрадь.

Яковлевна все-таки наказала за опоздание, спросив меня в ходе урока по Истории СССР из ранее пройденного материала. Я ответил, наверное, не совсем по учебнику, так как не помнил, как изложен в учебнике процесс формирования СССР и кто из лидеров – Сталин или Ленин больше «виноват» в создании и существовании СССР в нынешнем виде. Яковлевна, странно посмотрев на меня, поставила оценку. Вероятно, мой ответ выходил за рамки общепринятой теории, но учительница не стала на этом акцентировать внимание, чтобы не возбуждать на уроке дискуссию и не волновать юные неокрепшие умы. Но вопросы ко мне, наверное, отложила на потом.

Мама начала было рассказывать какие-то новости, но заметив, что я ее не слушаю, переодевшись, ушла на кухню.

Через некоторое время вернулся отец с работы, за ним сразу в дверях появилась мама и сразу взялась командовать им:

– Не раздевайся, надо сходить в магазин за молоком, батоном и маслом. Посмотри, может еще чего выбросят. И папиросы себе купи, – она бескомпромиссно ставит задачи, не обращая внимания на страдальческое выражение лица и протестующие звуки отца.

Ненавидит он ходить по магазинам по хозяйственным делам. Снизойдя, мама поясняет:

– Мне ужин готовить, а Сережке заниматься надо.

Готовить отец тоже не любит, тем более что приготовленное им, будет подвергнуто острейшей критике. Теперь я могу представить, почему отец выпивает и норовит сдернуть из дома под любым предлогом. Надо выручать.

– Ладно, я схожу, все равно прогуляться надо, – встаю и убираю учебники.

Родители удивленно замолкают, так как знают, что я, наверное, больше отца ненавижу ходить по магазинам, стоять в очередях с уставшими после работы и раздраженными покупателями (в основном женщинами). В будущем, столкнувшись с неорганизованностью и не способностью планировать хотя бы на несколько дней вперед супруги, а потом за продолжительный период холостяцкой жизни привык к самообеспечению. Для меня не составляло труда периодически пополнять продуктовые или хозяйственные запасы в доме.

– Только, как быть с папиросами? – вопросительно смотрю на отца.

– Мне хватит пока (мне). Я к Дмитриевичу, помочь надо (маме), – обрадованно, не дожидаясь реакции мамы, отец быстро исчезает за дверью.

Мать устало всплескивает руками и с негодованием смотрит на дверь.

– Вот сволочь, опять поддатый придет, – сокрушается и идет к своей сумке. Достав из кошелька «трешку», кладет на стол. – Что на ужин хочешь? – желает поощрить меня за готовность к подвигу.

– Фуа Гра и баранины, запеченной с ананасами, не будет? – иронизирую. – Тогда, что приготовишь.

Фыркнув, мама уходит на кухню. Одевшись, забрав деньги, бидон и авоську вышел на темную зимнюю улицу. Отмечаю – фонарей в моем времени в поселке не прибавилось. Двор освещался только фонарями от дороги, светом многочисленных бараковских окон и фонарем возле колонки.

В поселковом магазине и возле него (в народе – «Восьмой», вероятно, по порядковому номеру гастронома), как и ожидалось, толпился народ. Самая большая очередь, преимущественно из мужиков, была возле алкогольного отдела, в другие отделы – из женщин, в две кассы – смешанная. Встал в молочный отдел. Какой приятный запах от молочных продуктов! Продавщица в несвежем белом халате привычно ловко разливала молоко из алюминиевого молочного бидона литровым черпаком с вертикальной длинной ручкой. А сколько масла-то брать? Не спросил у матери. Граммов двести-триста хватит, наверное. Поинтересовался ассортиментом отдела бакалеи. «Нескафе» и даже «Пеле» не пахнет. «Кофе растворимый» (скорее кофейный напиток) и чай со слоном, что и дома.

На улице подкатил местный забулдыга от группы таких же и привычно попросил десять копеек. Вот ведь заботы у людей? Настрелять на бутылку «бормотухи». «Раздавить» ее на всех в подъезде соседнего дома из «горлА» и снова на «пост» – стрелять копейки. Ничего не ответил жаждущему попрошайке, отодвинул его плечом и, не прислушиваясь к бурчанию за спиной, пошел в хлебный магазин. Ведя себя вызывающе со старшим, я ничем не рисковал. В группе «бухариков» было несколько знакомых лиц.

Где-то на периферии, на углу заметил Грузина с Аниськой (Славка Антонов) – по «бригаде» мои бывшие кореша. Наверное, тоже за «бухлом» подвалили. «Бомбить» прохожих еще рано, да и место людное.

Хлебный магазин располагался в старом доме, вросшем в землю, так что в магазин надо спускаться – пол был ниже уровня земли. Запах – обалдеть! Батон был мягкий, наверное, завозят два раза в день с нашего хлебокомбината.

По дороге домой встретил Серегу Яшкина из нашей компании. Он, увидев меня с авоськой и бидоном удивился, но ничего не сказал. Среди ребят было не принято ходить за продуктами (не по-понятиям, не по-пацански, если ты не домашний мальчик, маменькин сынок). Спросил:

– В спортзал не пойдешь?

Прислушавшись к себе, решил: «Еще рано со своим изменениями из-за послезнания общаться с друзьями, не вызывая вопросов и недоумения». Отговорившись делами, пошел домой. Надо спокойно посидеть над Планом.

Я вдруг вспомнил – через восемь лет отец умрет от рака яичка. Может пора попробовать изменить будущее хотя бы своих близких? Первые признаки заболевания у него появились за три года до смерти. Потом два года постоянно лечился и сидел на обезболивающих лекарствах.