Шанс. Внедрение. Я в моей голове. Книга 1 - Страница 4

«Все-таки есть у меня изменения в интересах, психике …. А еще в чем?» – отметил.

Только сейчас обратил внимание. Михалыча я вроде удивил. Не своей просьбой, а разговором на равных. Вероятно, школьник шестнадцати лет не должен так разговаривать со старшим, тем более с учителем.

«А! Ладно, пусть привыкают!» – мысленно машу рукой. Через месяц большинство будет воспринимать мое поведение, как должное. Хотя форсировать не надо. А насчет груши надо начинать подбирать комплектующие: мешки, песок, опилки, веревки. Хорошо бы еще найти среди знакомых ребят энтузиастов бокса и часть обязанностей в создании инвентаря скинуть на них. Были бы деньги, то можно грушу и перчатки купить в спортивном магазине. Если не у нас, то в областном центре.

Пора на последний урок. Опять опоздал. Биология – не страшно. Биологичка молодая, некрасивая, стеснительная. Даже про причину опоздания постесняется спросить. Хотя в этом случае мне скрывать нечего – разговаривал с учителем. Все равно не скажу, иначе пацаны вопросами замучают. Лучше приватно с некоторыми поговорить. Может, отыщутся энтузиасты бокса.

Если сейчас нашу секцию посещают регулярно до пятнадцати человек, то прослышав про бокс число, явно удвоится поначалу. Ведь все хотят умело драться. А то, что умение достигается долгими постоянными тренировками, не думают. По себе знаю. Зачастую, надо переступать через себя, свою лень, боль. Лучше всего, когда дело, которое делаешь, тебе нравится, какое бы нудное или тяжелое оно не было. Или есть цель.

«Черт! Что-то я опять улетел мысленно», – отмечаю. Вон «биологичка» что-то посматривает, а сделать замечание за отсутствующий вид стесняется. Зачем пошла в школу преподавателем, если избегает неприятных нюансов в работе с детьми. Ведь в любом сообществе существует подчиненность, и начальник должен так поставить себя так, чтобы подчиненные решали стоящие перед коллективом задачи, не сели на шею руководителю. А балласт, имеющийся в каждом коллективе, хотя бы не мешал и не разлагал коллектив. В школе есть учителя, которые только отбывают свою повинность – бубнят учебный материал, а все в классе занимаются своими делами. Только, когда шум в классе становится нестерпимым и превышает допустимые нормы, заставляет учителя отвлечься от «урока» и призвать всех или выделившихся к порядку.

«Извини девушка, но твой предмет не является для меня приоритетным, даже в перечень госэкзаменов не входит», – мысленно обращаюсь к «биологичке».

А вот друг Юрка, почему молчит и только посматривает на меня. Все-таки за девять лет в одном классе мы изучили друг друга и знаем, что от кого можно ожидать. Что-то чувствует, но пока не подозревает. Надо ему, какую-либо правдоподобную идею задвинуть. И, наверное, стоит постепенно удаляться от него. А то у Фила мозги не туда, куда надо повернуты.

Никогда не подозревал, что лучший школьный друг способен так плохо обо мне думать. Как я в нем ошибался! В один из приступов шизофрении, он в присутствии посторонних людей (а дело было в Приемном отделении больницы, полном посетителей), внезапно начал обвинять меня во всех грехах реальных и мнимых. Я был в милицейской форме, так как дежурил в этот вечер в группе немедленного реагирования. Мне «повезло» доставлять психа. Этим психом оказался Фил, лучший школьный друг.

Сколько он тогда про меня наговорил! Тут были и развод с женой, представленный так, как будто я специально выгнал несчастную женщину с детьми на улицу. Без помощи и поддержки, без денег и куска хлеба, не пожалев маленьких детей. Все ради того, чтобы остаться в квартире одному и беспрепятственно ежедневно водить к себе бля…ей толпами, совращать невинных девушек, спаивать их и безнаказанно пользовать их, прикрываясь своей должностью в милиции. А когда-то в школе я у него списывал, и он меня тянул в учебе. В рабочее время я сижу, как большой начальник в отдельном кабинете и только приказы отдаю по телефону. Денег я не считаю, но старушке-матери не помогаю. Ни с кем не считаюсь. Живу в свое удовольствие. И еще много всякого дерьма. Я сначала опешил, так как не ожидал такого от него. Потом словами попытался образумить. Он не унимался, только еще больше распалился. Хитрец считал, что я при исполнении и ничего не смогу сделать. Ведь кругом народ. Персонал Приемного отделения тоже пытался его остановить. Только моя оплеуха от души, заткнула его «фонтан». Но он тут же принялся окружающих призывать в свидетели моих неправомерных действий. Конечно, желающих не нашлось. Вот уже в машине, по пути в «психушку», я оторвался на нем за всю ту грязь, в которой он меня попытался вывалять. Без следов, но болезненно.

Через некоторое время в один из периодов нормализации Фил приходил ко мне с бутылкой и просил прощения. Мы с ним долго сидели, но полностью простить его я уже не смог. Я ведь не причинял ему зла и не создавал причин, заставивших думать плохо обо мне. Вероятно, его всегда грызла какая-то зависть ко мне. Хотя и не понимаю – чему можно завидовать? Тех же денег, в период спекуляции водкой в восьмидесятые годы у него было больше. Тем более, я не виноват в его болезни. Возможно, все это он всегда, еще со школы носил в себе. Когда приступ сорвал у него «башню», он и выплеснул все в гипертрофированном виде, желая меня больнее уязвить и обидеть в присутствии посторонних людей.

Наконец-то урок и учебный день подошли к концу. А мне еще надо продумать проверку других своих возможностей. Поймал себя на мысли, что необдуманно, как будто на автомате иду по пути некоторых попаданцев из фантастических романов по альтернативной истории.

– Ты о чем сегодня все время думаешь? – наконец-то Фил проявил прямой интерес, собирая портфель

– Да вот мир хочу покорить, – отвечаю не задумываясь.

– Тоже мне проблема! Я-то думал, что серьёзное, – улыбается. – В нашей стране все уже придумано до нас. «Все во имя человека, все для блага человека», – процитировал он известный лозунг и продолжил:

– У нас уже все предопределено на много лет вперед. Окончим школу. Я – в институт, ты – в свое военное училище. Потом я – на завод инженерить, ты – в «войнушку» играть с солдатиками. Жена, квартира, дети сопливые… И где тут мир?

«Как же ты Фил заблуждаешься!!!» – мысленно сокрушаюсь. Через каких-то семь-девять лет ни эту страну, ни этих людей будет уже не узнать. Другие отношения будут между людьми и обстановка. А еще через десяток лет – и страна, и государственный строй, и люди, все другое будет. И никто, никто на свете кроме меня об этом не только не знает, но и не подозревает. «Кстати, это тоже надо хорошенько обдумать», – мелькает мысль.

– Представь себя через несколько десятков лет в кресле Министра финансов, а меня – Министром обороны? – провокационно спрашиваю.

– Чур, меня! Не надо мне подобных кресел, – шутливо отшатнулся он, отмахиваясь, – Меня бы устроило наличие денег на много-много лет, до конца жизни. И внукам чтобы осталось, – уже вполне серьёзно продолжил он.

«Да ты я смотрю «дружок», уже задумывался об этом», – догадываюсь.

– Вот и я о том же. Ведь когда покоришь мир, разве будут деньги волновать? – шутливо, но с серьёзным лицом продолжил я.

– Когда ты покоришь мир, вспомни про меня сирого и убогого, – засмеялся.

Как обычно из школы отправились своей четверкой. Юрке и Сане надо в Дашкин поселок, Сереге – в деревню Иваново за заводом. А мне – в барак.

Надо бы хорошенько подумать. Раньше не заморачивался тщательным обдумыванием своей жизни и поступков. Да и планов, как таковых не было. Жил, куда кривая вынесет, поступал интуитивно, не затрудняя себя планированием. Теперь чувствую, стал другим.

Подходя к своим баракам при свете дня, обратил внимание, как же все окружающее убого выглядит. Слева, стоят в кривой ряд кое-как сколоченные сараи. Глядя на это убожество все же отметил, что по внешнему виду строения можно уже сделать вывод о возможностях достать стройматериалы, фантазии и умении хозяина. Некоторые сараи, наверное, нельзя назвать убожеством. Они пошире и повыше, построены из ровных одинаковых досок, а дверь или ворота сделаны вполне профессионально и качественно. Другие, кроме как курятником или собачьей конурой не назвать. В будущем собачьи жилища будут выглядеть привлекательней. Из будущего помню – мой шлакоблочный барак к двадцать первому веку снесут, как аварийный. А деревянные, кое-как сляпанные сараи будут стоять.