Шанна - Страница 122

— Старый Гарри-вешатель. — Плечи его поникли, и от надменных манер не осталось и следа.

Минуту спустя Джордж вошел в дом и прямиком направился через всю гостиную к графину с бренди. За ним следовали Натаниэль и Джереми, чьи широкие улыбки обещали хорошие новости, а Питни и майор помогали усталому Траерну расположиться в своем кресле. Он буквально упал в него и стал рассматривать грязные бинты на своей больной ноге. Шанна с Рюарком вошли, обнявшись, в гостиную последними, их лица сияли радостью.

И опять в этой зале зазвучал веселый смех. Все снова и снова пересказывали друг другу случившееся, и каждый добавлял свое, пока не исчерпались воспоминания. Один Орлан Траерн сидел в своем кресле в довольно мрачном настроении и потягивал ром и горькое пиво, о которых позаботился Питни. Среди всеобщего веселья Эргюс вошла с подносом, полным пирожков. Увидев шотландца, она изумленно воскликнула:

— Джейми! Джейми Коннерс!

Тот обернулся и уставился на служанку. Все последовали его примеру.

— Эргюс? — медленно произнес он с расширившимися от изумления глазами. — Бог мой! Эргюс! Моя единственная настоящая любовь! — Лицо его вспыхнуло под взглядом поклонившейся ему удивленной женщины.

— Господи, сколько лет прошло, как ты уехал, и за все время ни слова! Ни полсловечка!

Эргюс отвернулась от него, предлагая пирожки Питни. Ее любовью пренебрегли, и она решила, что заставит этого человека дорого заплатить за примирение.

— Я… я… — заикаясь, начал бедняга, — я не знал, где тебя искать, когда меня, наконец, отпустили.

Ответа не последовало, и Эргюс спокойно обносила пирожками всех присутствовавших. Однако когда Шанна перехватила ее взгляд, она встретила в нем мягкую улыбку и поняла, что при разумном покаянии шотландец смог бы вернуть то, что когда-то потерял.

Шанна подошла к отцу.

— Болит нога, папа? — ласково спросила она.

— У меня все болит, — проворчал он, — сижу ли, стою ли, мне больно. Мне нужно лечь, может, станет полегче. Меня совсем растрясло на этой проклятой лошади.

Шанну разбирал смех, и она не могла сдержаться, хотя устремленный на нее взгляд отца был суровым.

— О, папа, подумать только, что все это из-за меня. — Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Ба! — Траерн оживился в своем кресле, словно его отпустила боль, и заговорил, обращаясь к вставшему рядом с Шанной Рюарку: — У меня начинают болеть все косточки, когда она смеется без всякой причины. Берегитесь, сын мой, вы с ней еще наплачетесь.

— Я знаю, — рассмеялся Рюарк, — но не променяю ни на что эти слезы.

Шанна взяла мужа за руку и ласково сжала ее, потом села на подлокотник отцовского кресла и обняла отца за плечи.

— Я чувствую себя между двумя зверями. Слева — дракон, а справа — рычащий медведь. Должна ли я всегда бояться ваших клыков?

— Береги ее и ребенка, мой мальчик! — Настроение Траерна улучшилось, и он коротко рассмеялся. — Береги ее и ребенка!

— Об этом все мои мысли, сэр. — Рюарк встретился глазами с Шанной, и его взгляд, вспыхнувший любовью, был верным подтверждением этому.

Рюарк стоял у окна, глядя на сероватые полоски зари, расходящиеся по небу. Давно проснулась и лежавшая на кровати Шанна. Он подошел и снова скользнул под одеяло.

— Какой ты холодный, — сказала Шанна.

— Согрей меня!

Они тесно прижались друг к другу.

— Прошел почти год… — пробормотала она.

— Да, и с каждой новой зарей, — прошептал он ей в ухо, — нам приходилось раньше расставаться. Но теперь с этим покончено.

Они замолчали. Рюарк провел пальцем по локону, упавшему на ее плечо.

— Я убил твоего дракона, любовь моя?

— Моего дракона? Нет, и я больше не желаю говорить об этом.

Шанна обвила руками шею Рюарка.

— Пусть дьявол возьмет всех этих сиятельных рыцарей королевства. Иди ко мне, дракон Рюарк, опали меня своим огнем и согрей меня. Наш день только начинается.

Орлан Траерн сидел в небольшой церкви на острове Лос-Камельос и рассеянно слушал проповедь пастора. Мысли его были далеко отсюда.

Остров казался ему в последнее время каким-то пустынным. Чего-то здесь не хватало. Жизнь продолжалась, как обычно, замедляя свой ритм в жаркие дни и ускоряя его, когда приходила пора сбора сахарного тростника или лесосплава. Работали заводы, приумножая его богатства. Собственно, все это и было как раз то, о чем он всегда мечтал, но почему-то радости от этого он не испытывал.

Он думал о дочери и ее муже. Ребенок уже, наверное, родился, но пройдут недели, прежде чем он получит радостное сообщение об этом событии. Траерн взглянул на небольшой, выполненный масляной краской портрет жены, Джорджианы, который висел рядом с семейной ложей в церкви, думая о том, как обрадовалась бы она этой новости. Она наверняка настояла бы на том, чтобы быть вместе с Шанной во время родов. И сквайр представил себе улыбку жены и ее спокойный, все понимающий взгляд.

Думая о дочери, он невольно уносился мыслями к жизни в колониях, и его сердце билось по-юношески, когда он представлял себе выгоду от новых рынков. Ему все больше и больше хотелось окунуться в атмосферу рыночной площади, с пачкой денег в кошельке и грузом товаров на пристани. Он представлял себе, как прокладывает локтями путь через толпу, слышал возбужденный гомон торгующих, ритмичные выкрики аукциониста, ощущал внутренний подъем от удачной сделки.

Даже Питни в последнее время не находил себе места, и то и дело поговаривал о том, как бы уехать с острова искать удачи на новых землях. Траерн догадывался, что он полюбил широкие просторы Виргинии и чувствовал себя на острове скованным и ограниченным в возможностях. По дороге в церковь они увидели причаливавший к острову корабль, и когда Питни свернул с дороги, направляясь на пристань, чтобы его встретить, в глазах его горел огонь охотника за приключениями.

«Боже, как все это соблазнительно, — подумал Орлан Траерн. — Если бы я жил в колониях, я мог бы часто видеться со своим внуком. — Его глаза устремились на портрет. — Я буду часто возвращаться сюда, Джорджиана, и всегда буду хранить память о нашей жизни на острове».

Пастор закончил проповедь и предложил прихожанам встать, чтобы пропеть церковный гимн, но вдруг замолчал. Прежде чем Траерн успел поднять голову, его плечо сжала могучая рука, и, обернувшись, он увидел склонившееся к нему широко улыбавшееся лицо Питни.

Траерн нахмурился и стал подниматься. Когда он выпрямился, на его согнутую руку осторожно положили небольшой, завернутый в одеяло сверток. Едва он успел разглядеть черные волосы младенца, как на другой его руке оказался второй такой же. Траерн взглянул на него и увидел на этот раз золотистые волосы.

Сквайр оторопел. Подняв удивленный взгляд, он увидел ослепительно сиявшее лицо Шанны.

— Мальчик и девочка, папа.

— Эту новость письмо не выдержало бы, — улыбнулся Рюарк. — Мы просто обязаны были явиться к вам сами.

Орлан потерял дар речи. Он снова посмотрел на близнецов и впервые в жизни не смог найти слов, чтобы выразить свою радость. Тогда он взглянул на висевший на стене портрет и прошептал задрожавшими губами:

— Это больше того, о чем мы могли мечтать, Джорджиана. Гораздо больше…