Шаманка. Песнь воды (СИ) - Страница 7

Готова ли я променять спокойную семейную жизнь на возможности, что мне даст статус колдуньи?

– Ка…какие спсособ…ности?

– Я не знаю, у всех по-разному. Енини могла смотреть в прошлое, приоткрывать завесу будущего, и призывать несильные песчаные бури.

О-о, как интересно! Но иметь детей мне всё же хотелось больше. Да и зачем мне жизнь в одиночестве? Я, кажется, такой уже хлебнула сполна.

– Семь-я, – прошептала я, смаргивая слёзы от усилий.

Мы помолчали немного, но я решила попробовать ещё раз:

– От-ре-зать языки…

– Двое из них обучены грамоте, – вздохнул отец и устало провёл широкой ладонью по лицу. – Не словом, так письмом расскажут… Ты думаешь, что вина на тебе будет? Но не ты приняла такое решение, не тебе и тревожиться. Не скажу чтобы ты забыла это, как страшный сон; скажу: помни, чтобы не совершать необдуманных поступков в будущем.

– Мож-жет… есть иной… путь? – я смотрела в чёрные омуты глаз собеседника и понимала – не переубедить: вождь принял решение и не намерен от него отступать. Горн любил семью больше своей жизни. – Ду-ша… её бес-смер-тие… слиш-ком боль-шая плата…

Правитель наннури резко встал, тряхнул упрямо головой и вместо ответа, сказал:

– Вижу, как тебе плохо. Дождись мать, она тебя подготовит ко сну. Тебе нужны силы, чтобы полностью восстановиться.

И ушёл.

Устало смежив веки, откинулась на подушки. Я попыталась. Но моего лепета не хватило, чтобы убедить папу.

Газиса пришла, когда я почти провалилась в сон, полный тревог и теней моего прошлого из другого мира.

– Прости, милая, задержалась, с твоим отцом говорила, – начала женщина, ловко меня раздевая, и стараясь лишний раз не трясти, – его не убедить. Если Горн что-то решил, – она бессильно махнула тонкой рукой, словно говоря, насколько сие бесполезное занятие, и замолчала, сосредоточенная на мне.

Над небольшой ванной из полированного светлого дерева, выполненной с невероятным мастерством, едва заметно клубился белый пар. Воды была горячей, но не обжигающей и пахла какими-то травами. Дом стремительно остывал, как и пустыня вокруг Зэлеса.

– Потерпи, Эльхам, горячо будет, но твоему телу так нужно, – приговаривала мать, помогая мне устроиться в лохани. – Мышцам твоим расслабление надобно, давай чуток им поможем.

Ох, это такое наслаждение откинуться на бортик ванной и прикрыть веки. Тем временем Газиса куда-то вышла, оставив меня одну.

Я почти уснула, когда она вернулась.

– Милая, просыпайся. Давай подсоблю подняться, – меня бережно обернули в большой отрез ткани и довели до кровати. Было заметно, насколько мама устала, но она держалась ради меня, чтобы помочь своей единственной дочери хоть немного уменьшить телесную боль.

– Приляг, вотру мазь, – распорядилась Газиса, эти манипуляции раньше совершала Жасмина, почти каждый вечер нянька массировала тело Эльхам, не сказать, что тщательно, но хоть что-то. В этот раз мной занялась мама. И должна заметить, разницу я ощутила мгновенно – давили правильно, с нужной силой и на верные точки. – Пока я буду твоей сиделкой, Шариз. Доверься мне. Надеюсь, каждодневные проблемы Зэлеса не будут забирать у меня слишком много времени, чтобы я успевала уделить тебе достаточно внимания.

Я знала, что женщина в течение дня очень занята: на её хрупких плечах лежали, кажется, бесконечные заботы жителей оазиса, и без её чуткого руководства многие не могли обойтись.

Жизнь моя внешне нисколько не переменилась. Всё так же большую часть времени я проводила в свой комнате. Еду слуги приносили в одну и ту же пору, кто-нибудь из них меня кормил, молча, пряча глаза, а после уходил, унося грязную посуду.

Что касается моего телесного здоровья тут было не всё так просто, как могло бы показаться на первый взгляд. Вроде вот оно – тело, послушное, юное. Бери да владей! Ан-нет.

Каждое движение давалась с превеликой болью, иной раз слёзы из глаз от усилий. Но я продолжала работать над собой, каждый день посвящая упражнениям. Сначала сгибала пальцы на руках, затем прокручивала кисти, после работала с локтями. Поворачивала шею, делала головой наклоны вправо-влево, вперёд-назад; двигала плечами вверх-вниз, крутила их почасовой и против. После передышки всё то же самое, но с ногами. Короткая передышка и ещё один подход.

Все упражнения первые дни давались мне невероятно мучительно! Но чем упорнее я трудилась, тем легче становилось, постепенно проходила скованность, с каждым днём я ощущала тело всё более своим, если так можно выразиться. Оно срасталось с инородным сознанием, чуждой ему душой, словно привыкало ко мне.

И я намерена была победить в этой битве!

Тем временем жизнь города вернулась в привычное русло.

Рондгул ко мне не приходил, он будто забыл о моём существовании и проводил основную часть времени за пределами дома, помогая матери в ратуше или на большом складе, где хранились продукты.

Отец уехал. Как решилась судьба Жасмины и тех двух воинов я не знала, но подозреваю, что печально. Если верить Газисе, Горн не из тех людей, что бросают слова на ветер.

Думала ли я, что виновата в произошедшем? Возможно, отчасти. Но моё пробуждение было шоком и для меня тоже, чувства рвались наружу и скрыть своих ощущений в тот момент я никак не могла. Это же такой взрыв эмоций, когда можешь наконец-то поднять руку, согнуть ногу, открыть рот, чтобы что-то молвить! И невольные свидетели моего так скажем "воскрешения", оказались просто не в том месте.

Я работала, буквально в поте лица, сцепив зубы до скрежета, но нацеленная на результат. Первый раз на ноги мне удалось встать через пару недель. Дрожа, как суслик под проливным дождём, держась за спинку кровати. Зато сама. Впервые за восьмилетнюю жизнь Шариз-Эльхам, босыми ногами ощущая приятную прохладу деревянного пола.

И это была победа!

– Один, два, три… десять, – облегчённо выдохнула я, плюхаясь назад, на мягкую перину.

Хорошо.

В комнате в эти часы было тихо, никто не смел тревожить и нарушать прямой приказ хозяйки дома – моей матери и заходить ко мне после обеда и до полдника. Но если вдруг, то каждый был обязан для начала постучать.

Через ещё пять дней я смогла сделать свои первые шаги.

И в тот же вечер вернулся отец. Я встретилась с ним на общем ужине, куда меня снёс один из охранников.

Горн был темнее тучи, мне даже показалось, что в его густой чёрной шевелюре добавилось седых волос.

Ели в звенящей тишине. Мама помогала мне, делая вид, что я всё такая же беспомощная. Рондгул не глядел в мою сторону, опустив взор в свою тарелку.

– Северные варвары пришли на нашу землю с одной целью – захватить оазисы, а наши народы низвести до статуса рабов, – закончив с едой, отец наконец-то заговорил. – Есть подозрения, что это был разведывательный набег и основные силы подойдут к стенам Зэлеса и иных городов аккурат после сезона песчаных бурь.

– Как мы можем им противостоять? – спокойно уточнила мама, – что решили?

– Совет клана постановил собрать войско, и выставить его на границе с Лондэ.

– Первое оазисное поселение с северной стороны, – кивнула мама.

– Я заберу половину мужчин, из тех, что способны держать оружие, – вздохнул Горн вставая. – Я сам отнесу Эльхам в её комнату, – остановил он шагнувшего было в мою сторону стражника.

Оказаться в бережных объятиях отца – великое счастье. В той жизни папу я не знала, впрочем, и маму-то помнила с трудом, лишь размытые образы.

– Как ты, дочка? – спросил Горн, когда мы втроём и мама тоже, оказались внутри моей комнаты за плотно прикрытыми дверями. Отец заботливо уложили меня на кровать и присел рядом.

– Папа, – улыбнулась я ему, сбрасывая восковую, до чёртиков надоевшую, маску с лица, и достаточно складно без особых пауз, попросила: – Постой вон там, – указала в центр комнаты. – Покажу кое-что.

Мужчина заинтригованно-удивлённо вскинул густые чёрные брови, но просьбу выполнил. Мама молчала, загадочно блестя глазами – она-то знала, что именно я хочу продемонстрировать.