Шальные миллионы - Страница 18

Три года назад выпускник Московского архитектурного института Олег Суворин по своей воле решил один восстанавливать станичную церковь. Не было материалов, никто не давал ему денег даже на жизнь, и только школьники изредка ему помогали, да старушки богомольные приносили еду. Олег работал по двенадцать часов в день и за год поставил золоченый крест, покрыл и покрасил колокольню, повесил большой колокол и три малых, выложил кирпичом, застеклил окна и спустился вниз на два первых этажа.

На крест и золото, и на краску отпустил деньги архиепископ саратовский, астраханский и волгоградский Пимен, в миру Дмитрий Евгеньевич, и он же помог приобрести кирпичи и доски. На том и кончились ассигнования работ.

А дома случилась беда: болезнь позвоночника приковала к постели его жену. И дом, и двое детей остались на руках у тещи.

Олег своей работы не прекращал.

Анна поднялась по трем ступенькам и постучала в дверь. Скрипнула железная койка, и дверь растворилась. На пороге в халате показался богатырь с бородой полярника.

— Нюра, ты?

Он звал ее на старорусский манер Нюрой.

Наскоро оделся и пригласил девушку войти. Не удивлялся ее вторжению, хотя раньше Анна так рано к нему не приходила. И ничего не спрашивал. Ждал, когда гостья заговорит сама.

Анна смотрела на него своим неистребимо влюбленным взглядом и улыбалась.

— Ты чего? — буркнул Олег, в растерянности оглаживая бороду. Он любил Нюру, она любила его, но об этом своем великом и святом чувстве они никогда друг другу даже намеками не говорили. Они немного стеснялись друг друга. Но сегодня девушка задорно, демонстративно улыбалась. И — молчала.

— Ну, говори. Разбудила в такую рань.

— Ты недоволен?

— Ты знаешь: я всегда тебе рад.

— Всегда-всегда?

— Конечно.

— Олег, милый, я имею возможность немного тебе помочь. Хватит тебе бедствовать.

— Я не бедствую. Я очень богатый.

— Ладно, ладно. Знаю, какой ты богатый. Лекарства Дуняше не на что покупать, масло сливочное, сахар, фрукты, — вон как все дорого!

— И что? Чем же ты можешь мне помочь? Часть зарплаты своей выделишь?

— А ты меня угощай чаем, тогда и узнаешь все.

— Чаем можно, вот только сахара…

— Ну вот! А еще хорохорится.

Не сводила с него глаз, следила за каждым его движением, счастливая близостью любимого человека. Кажется, вот коснись он ее своей сильной рукой, и она растает, как сахар в стакане с чаем. Анна самозабвенно, до потери всех тормозов, любила Олега и готова была на все мыслимые и немыслимые подвиги ради этого бородатого сероглазого человека, но Олег ничего не требовал от нее и не ждал никаких жертв. Сам так же страстно, а может, еще более глубоко любил Анюту и потому относился к ней нежно и целомудренно, — боялся дышать на нее, не смел оскорбить неловким и скорым словом.

— Ты поедешь жить в мой дом. Перевезешь Дуняшу, детей и маму, — все будете жить у меня.

— Как?

— А так, — переедете и все. Хватит вам жить в развалюхе. Дуняше нужен покой, а вы все в одной комнате. И детям негде уроки готовить, и мама устала, а ты здесь…

— Погоди, Нюра. А ты где будешь жить?

— Я?

Анюта вдруг погрустнела, — слетела с губ улыбка.

— Я?.. Я в Питер поеду, к дедушке. Он болен, и за ним нужен уход.

Эти слова камнем придавили Олега. Сник богатырь, — враз, в одну минуту. Понял, что Анна одним ударом разрубает их нелепый любовный узел. У него больная жена, двое детей. А если уж случилась любовь между ними, надо разом покончить с нею.

Свесил над столом голову, молчал. И она молчала. И вдруг — расплакалась.

Олег подошел к ней, тронул за плечо.

— Не надо, Аннушка. Не рви душу. Для меня и так все рухнуло в миг единый. Все, что я делал, делал для тебя и с думами о тебе, а наградой и счастьем было видеть, слышать тебя. Но ты решила. Значит так надо. Когда едешь?

Справилась со слезами, заговорила деловым тоном.

— Сегодня еду. Из Питера буду звонить. А сейчас слушай меня, Олег. Мы поедем ко мне на мотоцикле, и ты поможешь мне собраться. Я же покажу тебе, где и что лежит.

Выйдя из вагончика, посмотрела на ту сторону Дона, — парома еще не было. Машины, выстроившись в рядок, ожидали.

Мотоцикл стоял во дворе Евгения Владимировича. Анна вывела его, и они поехали на хутор. И через несколько минут входили в дом.

— Исполни мои поручения и не возражай, — говорила Анюта, усадив Олега за стол и угощая холодным мясом. — Во-первых, отвези в Волгоград, в издательство, рукопись моей повести, — вот она. Сейчас напишу тебе и доверенность, чтобы ты все финансовые дела по рукописи от моего имени вел. А во-вторых, вот тебе деньги.

— Деньги?.. Еще чего! — отстранил их Олег.

— Здесь пятьдесят тысяч рублей и двадцать тысяч долларов.

Сильный парень Олег, могучий и телом, и духом, а тут и он опешил.

— Откуда у тебя такие деньги?

— Не беспокойся, деньги эти заработаны честно и мне дадены хорошим человеком. Костю Воронина знаешь?

— Знаю.

— Костя мне и дал деньги. А ты слушай мою инструкцию. Рубли все на семью расходуй, а половина долларов — на починку церкви. Хватит тебе одному горбатиться, и бесплатно. Найми двух-трех рабочих, купи кирпича, леса, показывай им, а они пусть делают.

Олег наконец справился с волнением первых минут, пришел в себя, поверил в реальность происходящего.

— Двадцать тысяч долларов — это же миллионы рублей! Если уж на тебя напал стих благотворительности, я приму гуманитарную помощь. Но первое, что я бы хотел, — автомобиль. «Жигули» почти новые две-три тысячи долларов стоят, а то и меньше.

— Покупай хоть «Волгу». Деньги твои и без отдачи. И не перечь. Но одно условие обязательно: быт семьи устрой. Лекарства Дуняше, белье, одежду детям купи и себе пальто зимнее или куртку купи непременно. Я так хочу — слышишь? Обстановка в доме есть, и ковры, и гардины… Дуняшу помести в мою комнату, дети пусть в большой, а ты отцов кабинет займешь. Я приеду — проинспектирую. Если что не так — накажу. Сильно. А повесть мою в частное издательство сдай, — недавно открылось в Волгограде. За счет автора издают. Деньги на издание — вот.

Отсчитала еще три тысячи долларов, сунула в ящик стола — туда, где рукопись.

— Нужно будет больше — позвони. Прилечу — расплачусь. А сейчас тороплюсь я. Мне надо нынче же быть в Петербурге.

Анна скоренько собрала свою походную сумку, и они вышли во двор.

Над Доном и лесом радостно возвещала миру грядущий день заря, а казаки еще не тревожили сон паромщиков.

— Ключи от дома — на, бери.

— Но ты…

— Если вернусь, буду жить у Евгения Владимировича. Он давно зовет меня. А не то и другой дом купим.

Присели на крыльцо по русскому обычаю, помолчали.

Анна поднялась решительно, подала Олегу сумку.

— Держи, а я сяду за руль.

Перекрестила дом, сказала:

— С Богом!

И они поехали в аэропорт.

Машины прибыли в Петербург вечером, на третьи сутки. Костя сидел за рулем первой машины, — так приказал Старрок. Сам генерал ехал во второй.

Едва они вошли в Костин кабинет, раздался звонок.

— Костя, вы?.. — кричала Анна. — Все в порядке! Все в порядке! Звоню из автомата.

— Хорошо. Я скоро буду дома.

— Кто звонил? — насторожился Старрок.

А Костя подумал: «Хорошо, что генерал не видел Анюту. И ничего о ней не знает».

— Приятель, — спокойно ответил майор.

— Хочу ехать сейчас, — предложил генерал.

— Как будет угодно, но — одно условие: к месту клада мы пойдем вдвоем.

Старрок хмыкнул, опустил голову. Прошелся по ковровой дорожке.

— Чего вы боитесь?.. Там, у камня, я вас не тронул.

— Но в чем дело? Почему вдвоем?

— Хочу иметь свою долю и делить без свидетелей. Мы договорились: делим на три равные части.

— Хорошо, хорошо. Я помню.

— И поедем тоже вдвоем. И так, чтобы без хвоста. Я буду сидеть за рулем.

— И на это согласен. Отныне в наших отношениях — все на доверии.