Шалава - Страница 36

И вдруг в столе у жены Борис случайно обнаружил фотографии девчоночки с совершенно чарующей внешностью.

И возраст подходящий — не ребенок, но еще и не женщина, даже не вполне девушка. То есть именно то, чего жаждет Арон. А главное, каждый снимок Лиды был собственноручно помечен Ривой: «Невинна».

Выяснив у жены подробности, Борис лично встретился с Лидой, объяснил ей, чего от нее хотят, и сразу предложил огромную сумму. Лида брезгливо отказалась. Клямкин взбесился: капризный Арон грозился немедленно уехать обратно в Америку, если ему не предоставят предмет его страсти.

Беда еще была в том, что Борис поторопился показать клиенту фотографии Лиды, и магнат возжелал именно ее. Иначе отказывался вообще иметь дело с Клямкиным и теми, кого он представляет. Потерять выгодных партнеров Арон не боялся: группировок, подобных сюровской, в России — как грязи, и всем им нужен он, Арон... Борис впал в отчаяние.

Он принял решение похитить Лиду и денька три подержать в заключении, чтобы сделать сговорчивей. Однако предусмотрительная девчонка заранее, сразу после беседы с Клямкиным, оповестила о своих проблемах РУОП. Стоило Лиде исчезнуть, менты мгновенно вычислили похитителей. На дачу, куда привезли девушку бандиты, ворвалась группа захвата СОБР .И началось «маски-шоу»...

Слава Иегове, повторял потом про себя Клямкин, что я нанял для похищения телки ребят со стороны, опытных блатняков, твердивших на допросах, что захватили девку с целью получить от ее родителей выкуп, заставив их продать квартиру... Словом, Клямкина парни не заложили. Нет, не из благородства, просто знали: им еще в тюрьме сидеть, зону топтать, а там и разобраться могут по сигналу с воли... Короче, Борьку пронесло. Но контракт с Ароном сорвался. Обиженный финансовый магнат отбыл домой. По слухам, к нему уже отправились гонцы другой российской банды.

Обозлен был Борька, обозлена была Рива. На семейном совете они решили примерно наказать Лидку. И поручили сделать это своему тринадцатилетнему сыну Эдварду...

Конечно, Сережа, брат Лиды, не мог знать всей подоплеки происшедшего, всех подробностей ситуации, приведшей к состоявшейся расправе. Но в таких подробностях Сатар и не нуждался. Он легко домысливал их самостоятельно.

— У Эдьки своя команда, — продолжал рассказывать Сережа, вытирая слезы. — Пятнадцать человек, все мои одногодки и для всех для них Эдька — бог, потому что богатый, и папаша у него — крутейший в городе бандит... Они поймали нас с Лидкой после школы, Луиса-Альберта убили железными палками, набросились на меня... Троих я вырубил, но остальные навалились кучей... Я-то — ладно... А Лидку... Лидку... — он опять разразился неудержимым плачем.

Лиду малолетние подонки распяли на земле, раздели и начали употреблять в очередь. У них лихо получалось: несмотря на нежный возраст, щенки имели приличный сексуальный опыт. Особенно отличился Эдик Клямкин: он отметился на Лиде пять раз...

— А потом... — Сережа задыхался. — А потом он засунул ей туда... ну, туда, вы понимаете!.. Засунул ей туда пустую бутылку из-под пепси-колы и бил ногой... пока не разбил... А-а-а! .. — вновь зашелся парнишка.

— Я понимаю тебя... — сказал Сатар серьезно. — Попробуй успокоиться, ты же мужчина. Где сейчас Лида?

— В больнице... Я «неотложку» вызвал... Но поймите, поймите, им же за это ничего не будет! Им нет четырнадцати, их даже посадить не могут! А от спецшколы Эдьку Клямкина папаша отмажет! Эдька так и сказал: я возьму все на себя, а «шнурок» отмажет!

— Какой шнурок? — не понял Сатар.

— Отец!

«Ага, новомодный детский жаргон, — догадался Сатар. — Однако я уже совсем старик — перестал понимать язык молодежи!..» — усмехнулся он про себя.

— Я бы убил Эдьку! — выкрикнул Сережа. — Но меня-то тогда никто от спецшколы не отмажет! А там я удавлюсь, я знаю! Но я еще подумаю! Эдьке все равно не жить!

— Вот что, Сергей, — Сатар погладил мальчишку по голове, — ступай-ка ты домой и не вынашивай никаких планов мести. Твои враги вскоре получат сполна. Так получат, что даже ты будешь удовлетворен. Дня через три, максимум — через неделю ты обо всем узнаешь. А теперь иди.

— Вы правду говорите? — поднял глаза Сережа.

Сатар так посмотрел на него, что паренек сразу ему поверил.

— А кто вы? — спросил он робко.

— Меня зовут Сатар. И слов на ветер я не бросаю...

Борис Клямкин проживал с семьей в обычном многоквартирном доме. Но хату имел шикарную — огромную, перестроенную из двух соседних квартир, прекрасно звукоизолированную и внутренне обустроенную с помощью лучших дизайнеров Москвы. Подобное жилище могло служить эталоном жилья типичного «нового русского». Клямкин откровенно гордился образцово-показательностью своей «берлоги» и нередко говорил жене:

— Это раньше мы были евреи, или хуже того — жиды! Теперь никаких жидов и евреев нет! Теперь есть «новые русские»! Именно мы тот добропорядочный средний класс, на который опирается правительство!

— Добропорядочный средний класс! — ухмылялась циничная Рива. — Добропорядочный, да не слишком законопослушный!

— Это потому, что законы несовершенны! — живо возражал Борис. — Уголовный кодекс набит пережитками тоталитаризма! А принять нормальные цивилизованные законы мешают красно-коричневые антисемиты, засевшие в Государственной Думе! То ли дело Америка! Разве там хоть один бизнесмен моего уровня боится попасть за решетку? Да никогда! Тюрьма там — для мелкоты, «отморозков» по нашему! Для нищей шелупони! А людей обеспеченных там защищает закон! Защищает от всякой голожопой шушеры! Вот бы и у нас так! Я верю, что так и будет, только когда?!

Борька, бывший комсомольский функционер, обожал высокопарное словоблудие. Рива же еще до горбачевщины стала бандершей, умудрившись при этом избежать первой ступени данной карьеры — нелегкого топтания на панели. Рива никогда не имела ни убеждений, ни иллюзий, ни идеалов. Единственным ее богом, помимо канонического и в общем-то безразличного ей Иеговы, являлись деньги. А единственным моральным принципом — крепкая еврейская семья. Крепкая не любовью или взаимной верностью супругов — какие, право, мелочи... Крепкая плотной материальной спайкой мужа и жены и общим оголтелым желанием любой ценой воспитать здоровых, предприимчивых, лишенных слюнявой романтической дури детей. Детей, которые никогда не будут ни в чем знать отказа, которые родятся богатыми и, когда подрастут, приумножат это богатство. Дети и богатство — вот какую религию исповедовала Рива. И ради этой религии она готова была растлить, продать в рабство, истерзать до смерти десятки, сотни чужих детей. Никакие моральные соображения ее не останавливали.

Должно быть, за равнодушие к вере предков Иегова наказал Риву — позволил ей родить только одного ребенка. Но зато Эдвард получился именно таким, каким она и хотела видеть своего сына. Теперь Рива ждала, пока он окончательно вырастет и подарит ей внуков. Много внуков...

Сейчас семейство Клямкиных в полном составе сидело у себя в гостиной и смотрело видак. Эдвард ерзал.

— Па! — обратился он наконец к отцу. — А мне, правда, ничего не будет за эту телку?

— Не будет! — заверил Клямкин. — Они все у меня во где сидят! — Он показал огромный, крепко сжатый кулак.— Ты все правильно сделал, Эд. Девка поперла против нашей семьи. Мы такое не прощаем!

Рива, слушая, одобрительно кивала. «А молодец у меня мужик, хоть иногда и заносит его... порассуждать», — думала она.

...Тем временем Сатар вскрывал отмычками многочисленные замки на стальной двери квартиры Клямкиных. У Бурого Таранов выяснил, что телохранителей Борис не держит, но жилище оборудовано специальной сигнализацией. В случае непредусмотренного визита незваного гостя на пейджеры дежурных бойцов группировки Сюра поступает сигнал опасности и парни меньше чем через минуту должны оказаться здесь. Отключал сигнализацию только набор цифрового кода на двери. Код Клямкины меняли ежедневно. Конечно, Сатар не мог его знать. Зато он знал другое: никто уже не примчится защищать Борю Клямкина. Некому...