Шалава - Страница 13

— Значит, я овца? — спросил Сашка тихо.

— Самая настоящая! — заявила Инга торжествующе.

— А те, кто убивает ради денег, — настоящие мужчины?

— Именно так! Во все времена, во все века люди уважали одну лишь силу! Силу и богатство! Англичане не один век грабили полмира, и что же? Ограбленные до сих пор преклоняются перед своими грабителями! Перед нацией насильников и убийц! И везде так. Кто смел, тот и съел! Только грабить надо уметь!

— А умей я грабить, ты не бросила бы меня?

— Тогда ты был бы совсем другим человеком! Что об этом говорить?!

— Ладно... — Таранов встал, прошелся по комнате.— Зови своего супермена. Мне уже все понятно.

Инга вышла. Тотчас вернулась с Семеном.

— Ну что, ты согласен, наконец? — спросил бандит насмешливо.

— Согласен, — вздохнул Сашка. — Можно мне сегодня переночевать здесь? Идти мне некуда. Да и завтра удобнее будет, сразу поедем в твой город, закончим наши дела...

— Ночуй последнюю ночь, — разрешил Семен. — Если, конечно, тебе доставят удовольствие звуки, которые будут доноситься из нашей спальни.

...Сашка действительно не спал почти всю ночь, слушая любовные стоны Инги и до крови искусывая губы. Он только сейчас со всей ясностью осознал, как глубоко его оскорбили, надругались над ним. До этого Таранов воспринимал происходящее словно сквозь туман: КПЗ и совершенно незнакомая, никогда раньше на себя не примерявшаяся роль подследственного, кандидата в уголовники полностью ошеломили его. Теперь вызванная стрессом моральная анестезия прошла, и Сашка совершенно отчетливо понимал, в какую яму с дерьмом его окунули. Таранову хотелось орать благим матом от стыда, унижения, от собственного бессилия. И сознавая это бессилие, он молчал, лишь яростно грызя губы...

На следующее утро все трое первым делом съездили в город Семена, где оформили развод Сашки с Ингой и дарственную на квартиру. Затем вернулись.

— Можешь позвонить своему оперу, убедиться: ребята наверняка уже забрали заявления, — сказал Семен Таранову.

Сашка так и сделал. Артем Иванович подтвердил: действительно, заявления забрали. Таранов свободен.

Сашка упаковал в дорожную сумку свои пожитки, потом снял телефонную трубку, набрал рабочий телефон Любы.

— Люба? Ты можешь сейчас отпроситься со службы? Беда у меня...

— Что случилось, Саша? — спросила Люба озабоченно.

— Беда... Большая беда... Так ты отпросишься?

— Хорошо, сейчас договорюсь. Трудно, конечно, но... договорюсь.

— Тогда я прямо к тебе приеду, ладно?

— Приезжай, жду. Не прощаюсь.

— Я так и знала, что ты поддерживаешь связь с этой сукой! — заявила Инга, когда Сашка повесил трубку. — Вот и катись к ней, к дешевке этой. Она как раз по тебе! Каждая женщина сама назначает себе цену! Любке отлично подходит роль дворничихи, потому что цена ей — грош! А вот я стою дорого! — Она заносчиво вскинула голову.

— Дорого, дорого, — усмехнулся Семен, обнимая Ингу. — Ладно, Сашок, катись отсюда, не отнимай у людей время!

Юрьев открыл входную дверь, сделал характерный жест рукой.

Сашка вышел, и тут же сильный пинок под зад швырнул его на пол — Таранов даже сумку выронил.

— Это тебе для скорости! — осклабился Семен. — Что-бы не задерживался здесь!

Дверь бывшей Сашкиной квартиры шумно захлопнулась.

Люба вытянула из пачки сигарету. Таранов поднес зажигалку. Девушка прикурила, глубоко, отрешенно затянулась, неосознанно изящным поворотом руки отвела кисть в сторону и выдохнула дым красивой длинной струйкой. Кажется, Сашка только сейчас заметил, насколько грациозно каждое движение Златниковой, каждый, даже самый мелкий, ее жест.

— Почему ты не взяла фамилию Кирилла? — спросил Таранов.

— Сначала не хотела, — отозвалась Люба задумчиво.— Не верила, что у нас надолго. А потом... Я собиралась менять фамилию, но ждала, пока появится ребенок. Он связал бы нас с Кириллом окончательно. И вот... ни ребенка, ни Кирилла. А я по-прежнему с девичьей фамилией. Судьба.

— Жалеешь?

— Ни о чем не надо жалеть в этой жизни. Просто у меня все вернулось на круги своя. Я все та же влюбленная девчонка, только теперь при квартире, при московской прописке и при профессии — какой-никакой. А вот ты, Александр Васильевич, похоже, все потерял.

Люба часто с мягкой иронией называла Сашку по имени-отчеству, словно напоминая ему их бывшую разницу в общественном положении, смешную теперь им обоим.

— Да... — вздохнул Таранов. — Сначала любимого дела лишился, потом потерял и жену, и квартиру... И самого себя, кажется, тоже потерял... Уважать перестал.

— Вот это зря, — возразила Люба. — Что ты мог сделать, когда тебя предала жена? Предал самый близкий тебе человек, знающий все твои слабости.

— Но меня унизили! — воскликнул Сашка страстно. — Унизили как мужчину, смертельно оскорбили, опустили так!.. Я больше не чувствую себя человеком, мужиком! Щенком каким-то чувствую...

— Брось! — перебила Люба. — Не бери в голову. Тебя подставила Инга. Не сделай она этого — ничего бы не было.

— Но я-то, я-то сам!.. Что ж я, полный тюфяк?

— Ты нормальный... очень хороший человек, Саня. А потому доверчивый. И, кроме того, любовь слепа. И зла. Я не стану повторять всякие пошлости типа: мы же вас прэдупрэждалы. Не стану, поскольку знаю: ты не виноват. И... успокойся. Если вокруг властвуют бандиты, ты не должен комплексовать только из-за того, что ты не бандит. И не должен становиться бандитом, чтобы кому-то что-то доказать. Оставайся самим собой.

— Оставаясь самим собой, я остаюсь побитым щенком,— сказал Сашка горько. — И не побитым даже, а ошпаренным горячими помоями чужой кухни. Больно... Мне кажется, я должен отомстить.

— Не надо! — резко отозвалась Люба. — Не надо. Они сами себе отомстят. Им будет очень плохо... просто в результате того, что они такие, какие есть. Поверь мне.

— Не могу... — склонил голову Сашка. — Внутри все так и кипит. Мне кажется, я готов убить их.

— Брось! — произнесла Люба жестко. — Убить он готов... Выдумал тоже!

— Хорошо, но что мне делать?! Как жить дальше? И где жить?!

— Живи пока у меня. Слава богу, мы с тобой не чужие. Живи сколько угодно, комнат две, а мне с тобой лучше, чем в одиночестве. Замуж я теперь вряд ли выйду...

— Почему? Ты такая красивая...

— Вряд ли, — повторила Люба. — Потому что едва ли найдется человек, который полюбит меня так же сильно, как Кирилл. Но даже если найдется... Сомневаюсь, что он сумеет разбудить меня, вновь вызвать во мне чувство благодарности, ответной привязанности. Мне уже не восемнадцать. А сама я влюбиться не смогу. Я однолюбка, Саша!

— Извини... — опустил глаза Таранов.

— Проехали! — вдруг заявила девушка, изо всех сил стараясь говорить весело. — А давай-ка сегодня выпьем, Александр Васильевич! Когда мы последний раз вместе пили? А? Кажется, еще при Кирилле?

— Кажется...

— Вот давай и отметим твое новоселье! Беги-ка ты, Саша, за водкой! Деньги-то есть?

— Имеются, — он кивнул.

Уходя от жены, Сашка захватил с собой все свои деньги, справедливо рассудив, что Инге они не понадобятся — ее теперь будет содержать Семен.

— Вот и беги. Оттянемся в полный рост, как в юности...

С прежней работы Сашка уволился — слишком долго и неудобно ему было ездить каждый день из окраинного района, где жила Люба, в центр столицы дворничать. Решил поискать места поближе. А пока он занимался выпиской из своей бывшей квартиры. Необходимые документы он уже оформил и сегодня должен был зайти в милицию забрать паспорт с окончательным штампом о выписке.

Стоя у окошка паспортного стола, Таранов мысленно прощался и с тем кусочком Москвы, который всегда считал «малой родиной», и вообще с прежней жизнью. Он чувствовал — новая жизнь будет иной, хотя внутренне Сашка вовсе не хотел что-либо менять. Но перемены наступят. Таранов знал, однако не желал признаваться в этом даже самому себе.