Шайенский блюз - Страница 66

В лесу было уже темно, и только верхушки сосен еще ярко зеленели в лучах солнца. Темнота не мешала продвигаться. Наоборот, благодаря ней он быстро заметил впереди мерцающую точку костра. Подобравшись к огню настолько, что ощущался запах тушеных бобов, Степан остановился. Он уложил винтовки и снял сапоги. Дальше надо идти босиком и налегке. Лишь бы они не додумались выставить дозор.

Они не додумались. Они сидели у костра. Один — лицом к Степану, второго он видел со спины. Еще несколько минут он стоял за поваленной сосной, прислушиваясь к разговору и пытаясь понять, нет ли в лесу еще кого-нибудь, кроме этих двоих.

— … А еще хорошо идут перстни, — с набитым ртом бубнил тот, что сидел лицом к Степану, держа на коленях миску. — Самый захудалый перстенек ушел бы не меньше, чем за доллар. Слышь, рыжий? Говорят, у них серебряные и золотые перстни у каждого мужика. А бусы? Есть, конечно, дрянные, ракушечные. А есть и такие, что уходят по пятерке. Знаешь, из такого голубого камня. Вот те, голубые, можно и за десятку загнать, если встретишь любителя. Неплохо, да, рыжий? Чего ты не ешь-то?

Второй, не ответив, лег на бок и принялся ковырять палкой в огне.

— Ты не поднимал бы искры, слышь, рыжий? Лес сухой, как бы хвоя не занялась. Загорится, вдвоем не погасим.

Он облизал миску и отбросил ее в сторону.

— Ну вот, теперь можно и поспать. Покараулишь, рыжий? Ночью-то они в ущелье не полезут. На рассвете ждать надо. А на рассвете-то как раз самый сон. Не проспать бы. Крэк душу вынет, если проспим. Не проспишь, рыжий?

Не дождавшись ответа, каратель махнул рукой и вытянул из-за пазухи фляжку.

— Раз ты такой молчун, тебе и выпивка не полагается, — обиженно буркнул он.

Вытряхнув в рот последние капли, «красноногий» утер губы рукавом и закурил огрызок сигары.

«Их двое, — думал Степан, сжимая рукоятку револьвера. — Их можно взять живьем. Только — зачем?»

А каратель заговорил снова. Сытый и захмелевший, он быстро простил молчаливость угрюмого партнера.

— Ты, рыжий, здорово придумал. Нам бы еще долго пришлось бы гоняться, если б не ты. А так — хлоп, и готово. Одно плохо, сколько добра пропадет. Не полезешь ведь вниз, откапывать эти перстни да бусы. Долларов на двести разного добра. Но, все равно, это ты здорово придумал. Завалим дикарей — и по домам. Я уже три недели дома не был. По детишкам соскучился. У тебя есть дети? А у меня четверо. И всех кормить-одевать надо. Лишний бы доллар не помешал…

Он бубнил еще что-то о детях, но Гончар его уже не слышал. Все его тело наполнилось звенящей силой. Он вскинул невесомый револьвер и вышел из-за коряги.

— Вы люди Крэка? — спросил он. И выстрелил дважды. — Так отправляйтесь к нему.

Он еще постоял неподвижно, слушая угасающее эхо. Где-то вспорхнула испуганная птица — и всё. В мертвой тишине потрескивал костер, да журчала струйка крови, вытекая из пробитой шеи карателя. Второй, «рыжий», повалился лицом вниз и тихо хрипел.

Гончар подсел к костру и снял с камней кофейник. Отпил из горлышка, не чувствуя вкуса. Горячая влага приятно растекалась по пересохшему горлу.

— Что же ты такое придумал, рыжий? — спросил он, оглядываясь.

На дереве висели две винтовки — винчестер и «шарпс». Под ними Гончар увидел пару узких деревянных ящиков. Они были пустыми, но он прекрасно знал, что за груз перевозят в такой таре. В холщовой сумке рядом он нашел остатки бикфордова шнура.

— Вот оно что! — проговорил Гончар и перевернул ногой «рыжего». — Ты сапер? Инженер?

Тот захрипел и выплюнул сгусток крови.

— Живучий, — покачал головой Степан. — Не повезло тебе.

Он поднял из огня горящую ветку, и в ее свете смог разглядеть лицо раненого.

— Вот так встреча…

Это был Фредерик Штерн. Его глаза открылись, и лицо исказила гримаса невыразимой боли.

— Питерс! Как… Что ты тут делаешь, ублюдок …

— Я-то здесь по делам, — Степан присел на корточки, разглядывая окровавленную грудь Штерна. Пуля прошла навылет, не застряв ни в сердце, ни в позвонках. С такими ранениями, бывает, выживают. — А ты как сюда попал?

— Мелисса… Монах, который перевязывал Фарбера… Он сказал, что его дочь в Черном лесу… Я поехал туда с кавалеристами… Поздно, Питерс… Она погибла… Из-за тебя, из-за твоих краснокожих… Что б ты сдох, Питерс…

— Где заложен динамит? — спросил Гончар. — Можешь не отвечать. Но лучше скажи. Помоги мне, тогда и я тебе помогу. За все приходится платить, верно?

— Что б ты сдох, — твердо повторил Штерн и уронил голову.

Из уголка рта потянулась черная струйка. Открытые глаза застыли. Гончар поднес огонь ближе и увидел неподвижную щель зрачка.

— Теперь ты знаешь, каково это, получить пулю в спину, — сказал он и набросил на разгладившееся лицо шляпу, валявшуюся рядом. — А динамит я и сам найду.

Горло снова сжала острая сухость. Он снял с пояса Штерна флягу, открутил крышку и понюхал. Вода. Она показалась ему слаще шампанского.

«Хорошо бы сейчас полежать у огня, вздремнуть, — подумал он. — Я заслужил небольшой отдых. Да вот беда. Стоит только на минуту прикрыть глаза, и они больше никогда не откроются».

Револьвер казался тяжелым, как пудовая гиря. Но и сбросив с себя оружейный пояс, Гончар не почувствовал никакого облегчения. Ноги волочились по листве, и он часто останавливался, обняв дерево и стараясь отдышаться. Луна еще не взошла, но он видел перед собой тропу, натоптанную карателями. Хорошо еще, что она вела под уклон. Теряя последние силы, Гончар добрался до края обрыва и там услышал шум бегущей внизу реки.

«Вот и ущелье, — понял он. — Вот мы и пришли». Его ноги подкосились, и он повалился на камни.

— Но-но, — сказал он. — Не хватало еще свалиться в пропасть. Вставай и иди дальше. Или ползи, по крайней мере.

Он прополз несколько метров вдоль обрыва, когда его руки наткнулись на липкий шнур. Рядом в жестяной банке были спички, обернутые в промасленную бумагу. Штерн предусмотрел все — и внезапный ночной дождь, и утреннюю росу. Степан был уверен, что и динамит на осыпях люди Крэка разместили именно так, как того требовал педантичный Штерн. Значит, можно не волноваться. Все сработает, как часы. Лишь бы не проспать на рассвете.

Он сдвинул несколько камней так, чтобы опереться на них спиной, и сидел на краю обрыва. Внизу, под ногами, неумолчно бормотала река.

Ночь пролетела быстро. Гончар еще успел полюбоваться ярким и стремительным восходом. В утреннем свете стало видно, что от того места, где он устроился, вверх по осыпям уходит не один шнур, а сразу три. И снова он мысленно похвалил Штерна за тщательно выполненную работу.

Эскадрон вошел в ущелье незадолго до полудня, когда Гончар, измученный жаждой, уже выпил всю воду из фляги. Он с трудом дождался, когда вся колонна покажется внизу, на галечном берегу. Всадники ехали парами, опасливо поглядывая вверх. Но они, конечно, не могли заметить ни зарядов, спрятанных под валунами, ни бегущих по осыпи огоньков, оставляющих дымный след.

Степану очень хотелось увидеть, как сработает динамит, но он понимал, что опасно оставаться на краю обрыва. У него не осталось сил, чтобы встать на ноги, и он пополз вверх, впиваясь пальцами в камни. Еще рывок, и еще один… Склон вздрогнул так, что Гончара подбросило. По ущелью прокатился раскат грома. Еще один удар, и еще! Навстречу Степану сверху покатились мелкие камни. А за его спиной все нарастал оглушительный шум сходящей лавины. Воздух заволокла пыль. Гончар почувствовал, что земля под ним вздрагивает, вздымаясь и опускаясь, как лед над волнами. Он понял, что еще немного — и этот участок склона обрушится вниз. Страх придал ему сил, он вскочил на ноги и, хватаясь за все, что попадалось под руки, рванулся вверх. Он уже ничего не видел в густой пыли, а земля уходила из-под ног. Мрак и холод окутали его, и он подумал, что наконец-то добрался до леса. Руки наткнулись на холодную землю, он поскользнулся и рухнул на склон, обхватив угловатый обломок скалы и прижимаясь к нему грудью.