Шаги в глубину - Страница 4

Я рухнула на крест пилотского ложа. Надо мной сгустился из ничего сияющий цифровой канал.

Поле зрения пошло трещинами, прогнулось и лопнуло, когда копье из света пробило мне голову. Вокруг горели сотни кнопок, существующих только в уме — уме «Тиморифора», — и по этим кнопкам сейчас надо барабанить так быстро, что сгорят воображаемые пальцы.

Внешний сигнал — отсечь.

Шлюзовый стык — отсоединить.

Реактор — пакет сверхтоплива пошел. Пошел, я сказала!

Поле зрения изменилось: часть кнопок исчезла, и я просто смотрела на ангар. Здесь все было спокойно, но где-то за сотни метров уже разгоралась тревога. Сейчас несколько команд, и пленка зарастет так, что я не пробьюсь без стрельбы.

Только это вы хрен успеете.

Я всем телом подалась назад — это как гребля, когда рвешь спину, не видя, куда плывешь, когда чувствуешь русло, когда опыт за тебя, — и впервые против тебя все остальное. Толчок — и я в стартовом пространстве, а прямо перед лицом разворачивается башня зенитного скорчера.

А еще в канале висит готовый к старту крейсер, который еще ничего не знает.

В животе уже очень горячо. Достаточно горячо, чтобы управлять телом так, как надо. А надо — «чакру Фролова». Я рванулась вперед, пропуская первый залп зенитки левее — мимо, дружочек, и прощай девятый наблюдательный пост. По курсу был крейсер, старый добрый мультикласс, а значит, — неповоротливая дура.

Ствол зенитки плюнул еще раз, и я пропустила его залп в кульбите.

Если вам кто-то скажет, что обратный кульбит с радиусом в свой корабль — это невозможно, посмотрите эту запись, вам понравится. Можете сказать, что это монтаж.

А мне плевать: я на свободе.

Скорчер проделал огромную дыру в дюзах крейсера, и я, вернувшись из петли, прошла сквозь нее. Ноги свело судорогой, но передо мной горели звезды. И побоку перехватчики: я от всех уйду.

«Ты отличный капитан, Алекса».

«Тиморифор» кувырками уходил от наружных батарей и вскоре оказался в недосягаемости для них.

Теперь пришла пора поболеть голове.

«Астрид, подмодуль расчета прыжка».

«Куда, Алекса?»

К фронтиру, куда же еще. Подальше от звезд — новых, бывших, будущих и черных. Подальше от планет, подальше от людей и иже с ними… Карта зоны стремительно теряла возможные точки выхода из прыжка, я отметала их сотнями, за мной увязались перехватчики и даже один инквизитор, но меня это не гребло.

У меня голова болела.

«А-а, плевать. Да святится случайность».

Я пылала, тело готовилось исчезнуть, утонуть в изнанке космоса. Страшно. Как всегда страшно. На этом сгорали тысячи новичков, уходивших в прыжок. «Бои-иш-шься?» — шепчет изнанка. Она чует этот страх, чует все возможные ошибки и делает их все реальными.

Это ведь, чтоб ее, изнанка.

Я отстрелила мультипликаторы и прыгнула. Сейчас в изнанку ушли сотни три векторов, и у всех моя подпись: «С любовью, Александра Кальтенборн-Люэ». Меня несло, утаскивало в исподнее космоса, я хохотала, как идиотка, и это было восхитительно, это не шло ни в какое сравнение с погоней за дичью, с поцелуем того болвана, с первым удачным пуском.

«Свободна!»

Их градары меня теряют, градары сходят с ума от свистопляски мультипликаторов, борткомпьютеры греются, капитанов корежит мигрень, а я хохочу, уходя в изнанку этого великолепного, восхитительного, свободного космоса.

И они ничего этого не видят.

«Невидима и свободна!»

Я ковырялась в схемах компьютера и жевала сухой кофесинт. Это так забавно — просто поставить градар на оповещение, грызть какую-то ерунду и болтать ногами, затыкивая тестером схемы.

— Три нановольта, Алекса.

— А здесь?

— Три четыреста двадцать три нановольта.

У Астрид тоже началась депрессия. Виртуальный интеллект оказался не готов к дезертирству, и теперь эта недо-личность с именем моей мамы пыталась оправиться от шока. Я всерьез подозревала, что логические схемы она пожгла себе сама: я так иногда себе лишний миллиметр ногтя отхватывала, когда жизнь не ладилась.

«Интересно, как определяют пол виртуальным интеллектам? Не верю, что случайно».

Я откусила от палочки еще коричневой горечи и вздохнула. Все это было не по-настоящему. Пустое заговаривание совести: думай о чем-то, Алекса, и не думай, что ты натворила.

«А, собственно, что здесь такого? Хотела чистую файловую систему? Так вот она».

Из трущоб люди выбиваются в космос наемниками, матросами на мультиклассы, пушечным мясом, донорами — да кем угодно. Они вкалывают годами, чтобы накопить на свое дело, чтобы купить членство в корпорации и начать наконец зарабатывать деньги. Жалкие посудины новичков сразу же берут на прицел пираты, рэкет, они копаются в самых захудалых системах, не высовывая носа, не мечтая о профсоюзах и в конце концов выясняют, что свобода в космосе — это такая же чушь, как и свобода на планете. Только там тебя порежут на органы по плану, а здесь — по чистой случайности.

А вот я — я другое дело. Я вольный стрелок на быстром и мощном корабле, я пилот-сингл-класса, у меня есть грузовой трюм, я в курсе расценок и немного — межсистемной политики, я много знаю о контрабанде и способах ее перехвата. Отформатировать цифровые подписи и метки корабля, приказать Астрид слегка изменить дизайн — и можно брать неплохие заказы. Я пожевала палочку, обнаружила во рту кусок обертки и выползла из серверного блока поплеваться.

— Астрид, все. Заливай схемы рабочей жидкостью и больше так не делай.

— Принято, Алекса.

Вторую палочку я залила кипятком и пошла в каюту.

— Потолок — прозрачность.

Старая система М2045, где выжили только две планеты. Даже имени звезде не дали — да и на что имя красному гиганту? «Тиморифор» висел у большого железистого планетоида, и звезда как раз всходила над его изъязвленным краем. Поставлю вспомогательное геологическое оборудование, решила я, изучая блестящий край планетоида. Буду перебиваться еще и ценной рудой — тоже нормальный хлеб, если знать, кому загнать и где что выгодно. Алый рассвет поначалу умиротворял, а понимание того, что даже прицельное сканирование не найдет мой фрегат рядом с фонящим куском железа, — вообще расслабляло.

Я отслужила Империи, заимела стартовый бонус — приличный такой бонус. О чем жалеть-то? Только в старину оставались могилы, к которым надо возвращаться. Только идиоты жили убеждениями и «все за Мономиф». Я не идиотка, у меня не водилось друзей, да и если разобраться: что у меня вообще было? На Нуклеусе — хоть отбавляй одиночества, в дальних рейдах — тоже.

Да, я там служила винтиком. Очень ценным винтиком — таким супердержава прощает многое. Меня смазывали, иногда мне делали подарки и поощряли, иногда ввинчивали до упора, так что я вся скрипела, но всегда был док, где заправляли и перезаряжали мой фрегат, была столовка, в которой меня кормили, и касса, где выдавали кредитку на месяц. Теперь придется проверять каждый космопорт, куда хочу зайти, сканировать купленные харчи: а вдруг туда подмешали чего-нибудь?

Блестки звезд скрылись в красном свечении, и чем дольше я смотрела на безымянную М2045, тем яснее понимала, что зря я тут повисла, зря остановилась у этой звезды — моей первой звезды свободной жизни. Алый рассвет полыхал во весь потолок, поверхность планетоида потихоньку подергивалась дымкой испаряющихся газов, а я лежала на нескромной капитанской кровати и смотрела вверх. Я лежала и считала, сколько отделяет меня от вакуума. Внутренняя органика со свойствами кондиционирования — шестнадцать миллиметров, броня с изменяемым изотопным составом — еще двадцать, внешнее покрытие… Если считать с поглотителями — то выйдет тридцать два миллиметра. Итого до Великого Ничто чуть меньше семи сантиметров.

Я гладила теплую мягкую кожу «Тиморифора», смотрела на ужасное умирающее светило, которое в своей агонии переживет и пятьсот поколений моих внуков. И мне было плохо — очень плохо один на один с вечностью.