Шаг в сторону - Страница 35

"И?.." "Поскольку пострадала и арабская правящая элита, президент Федерации дал приказ ответить. Багдада и Дамаска больше нет. Вообще. Каир и Александрия в руинах, хотя по ним был нанесен не атомный удар. Просто там дома оказались настолько перенаселенными и ветхими, что жертвы неисчислимы. Циклопические города буквально рухнули от обычных бомб и ракет." "А Саудовская Аравия? Ее армия была соразмерима с нашей!" "Воздержалась. И вообще весь мир был в шоке." "А НАТО? Миротворцы?" "Им-то какое дело? В конце концов, воюет одно арабское государство против других, как Иран с Ираком. Кого интересовали тогда миллион жертв и почти столько же пленных с обеих сторон? Это Израиль всегда боялся всенародного осуждения. К тому же, западные страны запретили своим флотам приближаться к Палестине, опасаясь непереносимых потерь от ядерного возмездия из-под воды." "А палестинское население?" "Во время арабской химической атаки ветер был в их сторону, а противогазов не было... Уцелевшие стали тише воды, ниже травы, хотя стали жить еще беднее - разрушения все-таки были по всей стране достаточно серьезными, а экономика и без того - жалкое подобие израильской. Беднейшие слои Палестины теперь даже и не надо вытеснять в Иорданию и на Синай. Сами туда просятся. Только у Египта своих голодранцев больше половины населения, не говоря о и без того палестинской Иордании." "Хоть оценило проарабское правительство и элита Палестины авторов победы?" "Не думаю. Когда прошел первый шок, весь мир заявил, что во всем виноваты евреи и что президент ими куплен, чего я вовсе не исключаю. Уже сняты все ограничения на продажу арабским странам атомного оружия и..." "А почему его не дали сирийцам и иракцам немедленно после нашей ядерной атаки?" "В столицах великих держав были задержаны два израильских агента с атомными радиоуправляемыми зарядами в чемоданчиках. Сколько их всего, не знает никто, но ясно, что евреи способны на возмездие дарителям, кем бы они ни оказались. Тем не менее, поток беженцев из Палестины более чем вероятен.""И как ты видишь исход евреев с Ближнего Востока в Сибирь? Без сильной армии евреи пригодны только на то, чтобы их добили по дороге сюда."

"А мы на что?" "Вы? - удивился я. - Вы же изоляционисты. О вас никто в мире и не знает! Да у вас и армии-то нет."

"У нас есть кое-что посильнее армии."

"И давно?" - я уже не скрывал своего ехидства. Как мне была знакома эта еврейская бровада!

"Что давно?" "Давно у вас такая неслыханная мощь?"

"Я понял, - усмехнулся Бени. Иудейцы вообще отличались сообразительностью. - То есть, где мы были в годы Холокоста?" "Вот именно. Или и вам, - я даже скрипнул зубами от мерзких воспоминаний, - как нашим сефардским религиозным авторитетам, дети "нечистых" европейских евреев не казались достаточно достойными вообще жить на свете?"

"Отнюдь. Просто сеть была еще недостроенной. Но кое-что нам удалось сделать и тогда. Что же касается "чистоты", то мы ее стараемся веками соблюдать по мере наших сил. Во всяком случае, у нас нет воинствующих атеистов и антисемитов-евреев, которыми кишел не только Советский Союз."

"Увы, ими кишел и Израиль в мою бытность. Чуть ли не треть населения поддерживала крайне левых."

9.

1.

Накануне наступления Шабата - субботнего отдыха - дом Моше становился похожим на святилище.

Менялись тысячелетия, века, правители, страны, измерения, приорететные течения в иудаизме, а во всех еврейских семьях раз в неделю на столе появлялась белая хала, специально испеченная таким образом, чтобы ее можно было есть, не пользуясь ножом. Хала напоминала о двенадцати хлебах, возлагавшихся некогда в давно разрушенном и оскверненном Храме. Наподобие храмовой меноре, зажигались свечи, а сам стол становился микрожертвенником для вкушения пищи с целью восстановления сил, необходимых для служения Всевышнему. Сотрапезники не просто ужинали - священнодействовали.

Свечи зажигала Малка - нарядная и обаятельная жена Моше. По случаю праздника она была одета скромно и со вкусом, как и маленькая Эстер, удивительно серьезная, с возбужденно сияющими огромыми серыми глазами.

"У меня такое ощущение, - шепнула мне Ира, - что тут все похожи на нашего Толю. Я могу продолжать?" "Да. А что?" "Ты же опять такой надутый и напряженный... Так чем ты опять недоволен, горе мое? Сидишь, как на похоронах. Вот уж кого я бы в евреи не пустила, так это Марка Арензона..."

"Просто у меня такое чувство, - тихо ответил я, - что меня на машине времени вернули в первые месяцы нашего пребывания в Израиле, когда нас в ульпане не столько учили языку, сколько навязывали вот такие традиции."

"А почему еврею такие красивые обычаи надо навязывать? Я сроду не слышала отаком воплощении женского начала на главном празднике."

"Символы ритуала встречи Шабата, - расслышал Моше последнюю фразу своей гостьи, - связано с женской природой, подчеркивая роль женщины в системе миров. Именно поэтому здесь правит хозяйка еврейского дома."

"Халы, - подключилась к разговору Малка, - символизируют манну небесную, которая во время скитаний евреев в пустыне выпадала во все дни, кроме субботы, но в пятницу - в двойном количестве." "А салфетки, которыми накрыты эти халы?..." "...напоминают о росе, покрывавшей выпавшую манну."

За столом начали петь песню, прославляющую женщину.

"Этот гимн не мне лично, - охотно поясняла Малка, - а сфире Мальхут, которая является выражением женского начала в мироздании." "И твое имя?.." "Мальхут - царство, а Малка - королева."

Между тем, за столом перешли к кидушу - освящению субботы - исполнению четверной заповеди, начертанной на Скрижалях Завета - помни день субботний, отделяй его от будней. Хозяева и гости стали пить вино.

"Гематрия слова кос - бокал, - тревожно заглядывала Малка в отчужденные, тоскливые глаза своего странного гостя, которого здесь особо почитали, как спасителя семейства, - то же, что у имени Всевышнего - Элоhим. Красное вино связано с проявлениями Божественного в материальном мире, символизирует щедрость, изобилие и благословение... Морди, ты ведь и сам все это знаешь? Я сказала что-то не так, как учила тебя твоя мама? Почему ты так морщишься?..."

"Ничему подобному меня мои родители не учили, - глухо сказал я. - Во времена моего детства за соблюдение Шабата мои родители могли угодить в сталинский концлагерь, если бы я на них донес. А это было более, чем вероятно при культивировании образа Павлика Морозова, выдавшего властям своего отца. Я сам от всей души пытался потом, в Израиле, наверстать упущенное и ходил на подобные ужины, но чем больше я на них сидел, тем скучнее мне становилось, так как я был бесконечно чужим тем людям, что совершали все эти процедуры. Поэтому я честно пытался отказаться от участия в этом застолье, но Моше, по мнению Ирит, мог обидеться... А я насилия не переношу. Сначала я всю жизнь боялся обидеть сослуживцев и не выпить с ними водки, которую я просто не переносил, потом, на исторической родине, я должен был присутствовать на бесконечных ритуалах, в которых я не видел ничего, кроме примитивного и тупого мироощущения... Простите, но вы сами спросили... Прости меня, Эстер, милая. С этим надо либо родиться и вырасти, как ты, либо не соприкасаться вовсе. Есть немало других путей к святости жить, не устраивая засад, не врать, не подличать, не предавать, не грабить. Чтобы потом, на Йом-Кипур - Судный день - не надо было ни в чем и не перед кем каяться. А то все вокруг меня одной рукой трепетно соблюдали все эти традиции, а другой - грабили и унижали беззащитных людей только за то, что те выросли и воспитаны иначе..."

За столом настала тяжелая тишина. Эстер что-то горячо шептала папе на ухо. Малка растерянно теребила конец белой скатерти.

"Сейчас нас отсюда попрут, - шепнула Ира. - А потом вообще отовсюду. Вольно тебе вечно со всеми откровенничать, дурак..."

"Вот что, - взорвался я. - Человек может только то, что он может. А честный человек - тем более. Простите за испорченный праздник. Впрочем, можете и не прощать. Но я хочу сказать и еще кое-что. Это не имеет отношения к хозяевам этого милого дома. Я прожил с моей первой и, как я полагал, последней женой четверть века. И без конца слышал в свой адрес "дурака", пока мне это не надоело. С тех пор я уже много лет ее не видел и ничего о ней не слышал. Терпеть все это еще раз дольше одного "дурака" я не намерен. Так вот, я прошу тебя Моше, если вы все меня после сегодняшнего не упечете в тюрьму и не выгоните с работы, сделать так, чтобы мы с этой... Ирит работали в разных местах. Лучше всего, в разных городах. В противном случае, я сделаю это сам. Но больше я с ней не встречусь. Прощайте."