Сезон гроз - Страница 6

Лавку одесную от судей занимал исполняющий обязанности обвинителя асессор трибунала. Выглядел он серьезно. Достаточно серьезно, чтобы остерегаться встречи с ним на темной улочке.

На противоположной же стороне, слева от судейского состава, стояла лавка для обвиняемых. Место, ему предписанное.

Дальше пошло бойчей.

– Геральт, именуемый Геральтом из Ривии, по профессии – ведьмак, обвиняется в злоупотребленьи, в завладеньи и присвоеньи средств, принадлежащих Короне. Действуя в сговоре с иными персонами, коих он коррумпировал, обвиняемый завысил размер выставленных за свои услуги счетов, намереваясь завладеть оными избытками. Что повлекло за собою траты из казны государства. Доказательством является донос, notitia criminis[8], каковой обвинение прилагает к акту. Донос оный…

Скучающее выражение лица и отсутствующий взгляд судьи свидетельствовали, что степенная дама мыслями находится далеко. И что совершенно иные занимают ее вопросы и проблемы – стирка, дети, цвет занавесок, подходящее тесто для макового пирога и предвещавшие кризис счастливого супружества складки на ягодицах. Ведьмак смиренно принял тот факт, что сам он – куда менее важен. Что не конкурент подобным материям.

– Совершенное обвиняемым преступленье, – продолжал без эмоций обвинитель, – не только рушит страну, но и порядок общественный расточает и подрывает. Правопорядок требует…

– Приложенный к акту донос, – прервала судья, – суду придется воспринимать как probatio de relato, доказательство со слов третьего лица. Может ли обвинение предоставить другие доказательства?

– Других нет… Хотя… Обвиняемый, как сказано, ведьмак. Это мутант, пребывающий вне людского сообщества, презирающий законы человеческие и ставящий себя над ними. В своей криминогенной и социопатической профессии он общается с преступными элементами, а также с нелюдьми, в том числе и с расами, человечеству традиционно враждебными. Нарушение закона – у ведьмака в самой его нигилистической природе. В случае ведьмака, Высокие Судьи, отсутствие доказательств – наилучшее доказательство… Доказывает коварство и…

– А обвиняемый… – Судью, похоже, совершенно не интересовало, что еще доказывает отсутствие доказательств. – Обвиняемый признает ли свою вину?

– Не признаю. – Геральт не обратил внимания на отчаянные сигналы госпожи адвоката. – Я невиновен, не совершал никакого преступления.

Был у него определенный опыт, приходилось иметь дело с законниками. А еще он поверхностно ознакомился с соответствующей специальной литературой.

– Я обвиняем в результате предубеждения…

– Протестую! – крикнул асессор. – Обвиняемый провозглашает речь!

– Отклоняю.

– …в результате предубеждения относительно моей личности и профессии, то есть, в результате praeiudicium, что наперед предполагает ложь. Кроме того, я обвиняюсь на основании анонимного доноса, вдобавок – единственного. Testimonium unius non valet. Testis unus, testis nullus[9]. Ergo, это не обвинение, но предположение, сиречь praesumptio. А предположение оставляет сомнения.

– In dubio pro reo[10]! – очнулась защитница. – In dubio pro reo, Высокий Суд!

– Суд, – судья грохнула молотком, пробудив выцветшего подьячего, – постановляет установить имущественный залог в размере пятиста новиградских крон.

Геральт вздохнул. Его интересовало, пришли ли оба его сотоварища по камере в себя и извлекли ли из произошедшего хоть какие-то уроки. Или же придется их бить и пинать сызнова.

На самом краю людного торжища стоял небрежно сколоченный из досок прилавок, обслуживаемый старушкой в соломенной шляпке – божьим одуванчиком, округлым и румяным, словно добрая ворожка из сказки. Над старушкой виднелась надпись: «Счастье и радость – только у меня. Огурец бесплатно». Геральт задержался, выудил из кармана медяки.

– Нацеди, бабка, полкварты счастья, – потребовал хмуро.

Вдохнул поглубже, выпил махом, выдохнул. Вытер слезы, которые сивуха выжала у него из глаз.

Был он свободен. И зол.

О том, что свободен, как ни забавно, узнал он от персоны, ему известной. Внешне. Был это тот самый преждевременно облысевший юнец, которого на его глазах спустили со ступеней австерии «Natura Rerum». И который, как оказалось, служил трибунальским щелкопером.

– Ты свободен, – объявил ему лысеющий юнец, сплетая и расплетая худые, испятнанные чернилами пальцы. – Залог выплатили.

– Кто выплатил?

Информация оказалась конфиденциальной, лысеющий щелкопер отказался ее предоставить. Отказался также – и тоже наотрез – вернуть реквизированную сумку Геральта. Где содержались, кроме прочего, наличность и банковские чеки. Движимое имущество ведьмака, разъяснил он не без иронии, было воспринято властью cautio pro expensis[12], в качестве взноса в счет судебных издержек и будущего наказания.

Ругаться было бесцельно и бессмысленно. Геральту следовало радоваться, что на выходе ему отдали хотя бы те вещи, которые при задержании находились у него в карманах. Личные безделушки и мелкие деньги. Настолько мелкие, что никому не захотелось их красть.

Он пересчитал оставшиеся медяки. И улыбнулся старушенции.

– И еще полкварты счастья, пожалуйста. За огурчик спасибо.

После бабкиной сивухи мир заметно похорошел. Геральт знал, что это ненадолго, а потому ускорил шаг. Оставалось уладить еще кое-что.

Плотва, его кобылка, счастливо избежала внимания суда и не вошла в список cautio pro expensis. Пребывала там, где он ее оставил, в конюшне, обихоженная и накормленная. Подобное ведьмак не мог оставить без награды, независимо от состояния собственного кармана. Из горсти серебряных монет, что уцелели во вшитом в седле тайничке, несколько сразу досталось конюху. У сердяги от оной щедрости аж дыханье сперло.

Горизонт над морем темнел. Геральту казалось, что он примечает там искорки молний.

Перед входом в кордегардию он предусмотрительно набрал в грудь свежего воздуха. Не помогло. Госпожи стражницы, видно, употребили сегодня больше фасоли, чем обычно. Значительно, значительно больше. Как знать, может, нынче было воскресенье.

Одни – как обычно – ели. Другие играли в кости. Увидав его, поднялись из-за стола. И окружили Геральта.

– Гляньте-ка, ведьмак, – сказала комендант, стоя почти вплотную. – Взял и прилез.

– Я покидаю город. Пришел забрать свое имущество.

– Ежели мы позволим, – вторая стражница толкнула его локтем, словно бы случайно, – то что нам за это будет? Выкупить надобно, братка, выкупить. Верно ж, девки? Что мы прикажем ему сделать?

– А пусть каждую в голую задницу поцелует!

– И лизнет! Да поглубже!

– Да ну-у… Вдруг заразу какую занесет!

– Но ведь должен он нам, – еще одна наперла на него бюстом твердым, будто скала, – чо-нить приятное сделать, нет?

– Песенку пусть нам споет, – другая громко перднула. – А мелодию под этот мой тон подберет!

– Или под мой! – другая перднула еще сильнее. – Потому как мой погромче будет!

Остальные дамы аж за бока от смеха хватались.

Геральт прокладывал себе дорогу, пытаясь не переусердствовать с применением силы. В этот момент дверь склада депозитов распахнулась и на пороге появился милсдарь в бурой епанче и берете. Депозитарий, Гонсхорек, или как там его. Увидав ведьмака, раззявил широко рот.

– Вы? – выдавил. – Как же оно?… Ваши мечи…

– Именно что. Мои мечи. Попрошу их отдать.