Северный Удел (СИ) - Страница 3

– Какого? Предпочитаете жаркое, кусочками, на шампуре, по-старошански, крокеты?

– Крокеты.

– Гарнир?

Я вчитался в меню.

– Картофель, обжаренный с луком.

– Прекрасно! – восхитился официант, черкая в книжице обрезком карандаша. – Напитки?

– Если можно, просто воды.

– Может, подслащенной, с лимоном? Или наливки? Наливочки?

– Не стоит.

Я улыбнулся. Официант, вздрогнув, медленно повернулся к дяде.

Мгновение назад он попытался слегка выйти за рамки простого «подай-принеси». Воздействие было летящее, невесомое, всего лишь стимуляция на алкоголь, но я его засек.

И «щелкнул» официанта по носу.

Нет, а еще говорят, что люди нашего времени вырождаются!

– Бастель, ты позволишь? – Дядя Мувен приложил ладонь к груди.

Я кивнул, разрешая ему пообедать за мой счет.

Официант скосил на меня виноватый глаз.

– Итак, – воодушевленный дядя чуть отклонился в кресле, – во-первых, утку по-восточному, хорошо пропеченную, с черносливом, в соусе «дю бон».

– О! – сказал официант.

Карандаш коротко чиркнул.

– Да-да, – важно качнул головой дядя. – Во-вторых, мясо по-старошански, с петрушкой, острой подливой и гречкой на гарнир. Ну и… – Он задумался. – Бастель!

– Да, дядя.

– Может, маринованных грибков с черемшой?

– Как хотите.

– Просто ты угощаешь… – Дядя поерзал, словно ему было неловко. – Или для легкости блинов в сметане?

Я лениво повертел бокал в пальцах.

– Берите и то и то.

– Прекрасные слова! – Дядя одним глотком опрокинул в себя херес. – Вот за что я люблю тебя, мой мальчик, так это за то, что ты не мелочишься!

И он скривил губы, видимо вспомнив, что все остальные как раз наоборот.

– Нап… – Официант запнулся, но продолжил: – Напитки?

– Коньяк, – дядя поднял палец, – готтардовский! Графинчик!

– Несомненно. Мясо будет через пятнадцать минут…

Официант поклонился, гримасничая, скороговоркой прошептал мне: «Прошу прощения за недоразумение» и удалился. Дядя потер ладони.

– Ах, Бастель, Бастель, тут такие закручиваются дела!

Я неспешно допил ост-клеро.

– Какие?

– Такая грызня!

– Из-за чего? По-моему, матушка все держит в своих руках. И распорядитель Террийяр – надежнейший человек.

– Ах, так-то так.

Дядя почему-то погрустнел. Глянул на меня, потянулся за хересом.

– Что не так, дядя?

– Понимаешь, Бастель, здесь все непросто…

Я пожал плечами.

В полупустой зал в это время спустился высокий и худой посетитель в застегнутом на все пуговицы сюртуке, потоптался, оглядываясь, потом выбрал столик у окна. К нему подскочил официант, наклонился, принял заказ.

В свете синей лампы лицо посетителя походило на лицо мертвеца.

Я чуть потянулся к нему кровью, но отклика не получил. То ли он был «закрыт», то ли мои способности дали осечку.

– Тебе сколько сейчас, Бастель? – спросил дядя.

– Двадцать восемь.

– А мне пятьдесят два. Да. И у меня, уж поверь, опыт. И об этом я молчать не стану.

Я вздохнул.

– О чем?

– Видишь ли, мой двоюродный брат и, соответственно, твой отец пропал…

– Я знаю.

– Погоди, – сердито вскинул ладонь дядя Мувен, – дай договорить. Уж очень вовремя он пропал. Вообще-то мы не были близки, он постоянно носился с какой-то рухлядью, старыми книгами, что для человека его крови… ну, скажем так, несколько экстравагантно, что ли. А я больше по лесам, со сворой, с егерями, где косулю, где лису. Но!

Круглые дядины глаза уставились на меня, словно пытаясь внушить мне, что это «Но!» неспроста. Очень важное «Но!». Очень.

– Но! – повторил дядя Мувен.

И умолк. Взгляд его ушел в сторону. Повернулся и я.

Нам несли утку. Нет, не так. По воздуху меж столиков, поддерживаемое официантом снизу, но будто бы и само по себе плыло белое гигантское блюдо. Утка золотилась на нем, выставив вверх огрызки крыльев и приподняв шею. Впереди нее торопился будоражащий мясной запах.

Я передвинул бутылки на край.

Утка приземлилась перед дядей. Официант, предварительно протерев, выложил на стол вилки и ножи.

– Ваша утка.

Дядя склонил голову.

– Благодарю.

– Сейчас принесу крокеты, – сказал официант.

– Так вот, – сказал дядя Мувен, едва мы остались втроем: я, он и утка, – пусть мы с твоим отцом пересекались достаточно редко, он всегда шел мне навстречу. По-братски шел. Три года назад, когда мои дела пошатнулись…

Тут дядя скорбно поник, и левый глаз его блеснул влагой.

Дядя Мувен был известный прожектер. Каким-то образом он умудрялся поучаствовать – капиталом ли, именем, своей ли деятельной натурой – во всех мало-мальски безумных начинаниях от осушения кешонских болот до жиротопленной ассоциации. Дважды находился под следствием, однажды был избит, почти всегда оставался кому-то должен, спустил все свое состояние, но при этом истово, до последнего, верил в каждый проект.

Нет, со слезой он не играл.

– Ты, наверное, знаешь, что он назначил мне пансион?

– Знаю, – сказал я. – Он писал.

Дядя вооружился столовыми приборами, повернул блюдо понравившимся ему местом. Утка содрогнулась.

Я невольно сглотнул слюну.

В зал, гогоча, спустилось каре доблестных блезан. Темно-синие мундиры, посеребренные пуговицы, эполеты. Три поручика, один подпоручик. Все при парадных шашках. Судя по виду, где-то уже надрались и решили добавить в цивильном заведении.

Посетитель в сюртуке мрачно жевал какой-то «вегетабль» – то ли капусту, то ли салат. То ли и вовсе нечто экзотическое, с фруктами.

Наконец принесли и мой заказ.

Крокеты пахли не хуже утки. Даже так – одуряюще пахли. Хоть полчаса назад мне и казалось, что ничего в горло не полезет – растрясло, да и мысли каретные не располагали к приему пищи, – сейчас я готов был взять свои прежние ощущения обратно.

– Ммм… – промычал дядя, жуя и закатывая глаза.

Тот же официант, мелькнув тенью, поставил нам грибы, порцию мяса по-старошански и графинчик с коньяком.

Какое-то время мы ели. Я, правда, не забывал присматривать за блезанами, которые почему-то вдруг притихли, и посетителем у окна.

Вроде бы ничего подозрительного.

Дядя, отбросив вилку и манеры за ненадобностью, орудовал пальцами, отщипывал и ломал, хрустел утиными костями, утирал жир. Бедный розовый салфетный лебедь, от него остался один огузок!

Я потрошил крокеты и мешал их с картофелем.

– И представляешь, – сказал дядя, отвлекшись от утки, – твой отец исчез как раз тогда, когда должны были утверждать новые пансионы. Совпаденьице, да?

Я фыркнул.

– Дядя, неужели вы всерьез…

– Мой мальчик, людей убивали и за меньшее.

Я подобрался.

– Дядя, вы полагаете, моего отца убили?

Дядя Мувен испуганно расширил глаза.

– Что ты! – Он чуть не перекрестил меня наискось утиной ножкой. – Пока говорят только об исчезновении. Но если тебе кажется смешным про пансионы…

Он замолчал.

Я терпеливо выдержал его взгляд. Дядя Мувен, похоже, не знал, стоит ли мне доверять, и нерешительно покусывал губу.

– Понимаешь, Бастель, – наконец медленно начал он, – мы тут с Аски замыслили одно дело… Пансион – что? Ерунда пансион. Хотя, может быть, оно все одно к одному… – Дядя задумчиво почесал нос. – Ну да, наверное, мне таким образом мстят.

Я мотнул головой.

– Ничего не понимаю. Дядя, вы можете по порядку?

– По порядку? По порядку этот твой Террийяр встал на дыбы, как дрессированный конь мадам Сю! Знаешь, что он сказал Аски? «Не позволю!» – он сказал. Распорядитель – владельцу. Рас-по-ря-ди-тель – владельцу! Каково?

О, кровь моя!

Отец не писал мне ничего о деле с дядей Мувеном. Не успел? Или не посчитал нужным известить? Стоит ли пустячное дельце капли крови для тайнописи?

Террийяр вот считал, что нет, даже денег не стоит.

От столика с блезанами донесся гогот. Обер-офицеры, видимо, не терпели долгих смирения и тишины.