Северные рассказы и повести - Страница 9
На этой земле родился всемирно известный писатель, автор трилогии « Сказание о людях тайги» ( «Конь рыжий», «Хмель», «Черный тополь») Алексей Тимофеевич Черкасов. Здесь, знаменитый библиофил, предприниматель и меценат Геннадий Васильевич Юдин построил на свои средства начальную школу и народную библиотеку. А возле того самого села Большие Сыры посадил он тогда, в XIX веке, знаменитый ныне «Юдинский бор».
Ну, вот, опять Большие Сыры!.. Да что ж тут такого необыкновенного-то? А всё, начиная с дороги, по которой впервые когда-то ехал я в эту сторону!
Так вот, еду я, еду на «уазике» по дороге в Большие Сыры и вдруг замечаю, что камни-то, которыми отсыпано полотно этой дороги, совсем непростые, особенные! И нигде таких больше не встретишь! Почему? А потому что здешняя дорожная щебенка – не что иное, как полезнейший минерал – цеолит! Этот минерал с порами молекулярного размера, подобно губке, способен вбирать и прочно удерживать самые различные загрязнения. В их числе - тяжелые металлы, радионуклиды, нитраты и нитриты, аммиачные соли, масла, нефтепродукты и еще массу других загрязнений, наличие которых отличает чистую питьевую воду от промышленных стоков. Да, уж, щедра сибирская душа! Богатейшие залежи этого минерала лежат в здешних местах почти на поверхности, вот и попали они даже в дорожную щебенку.
Но главное достояние Больших Сыров - это, конечно, уголь. Почти все взрослое население в селе из поколения в поколение работает на Балахтинском угольном разрезе, который хоть и называется балахтинским, а на самом деле находится рядом с Большими Сырами, можно сказать, за околицей. Хороший здесь уголек, качественный. Со всех соседних районов и даже из Хакасии за ним приезжают покупатели.
Известно здешнее месторождение довольно давно. Добывался уголь сначала подземным способом, из шахт. А в 1965 году здесь открылся угольный карьер. Угли, добываемые здесь по своим характеристикам самые уникальные из всех бурых углей в нашем крае: они самые сухие, при сгорании они отдают наибольшее количество тепла, а после сгорания от них остается очень мало золы. Вот поэтому коммунальщики и стараются топить котельные именно этим, «балахтинским» угольком.
Одна беда у всех углей: льется на них дождевая вода, и начинают они тлеть, дымиться. При попадании внутрь угольной кучи вода вызывает в ней химическую реакцию. Так горят сложенные в кучу добытые угли, так же горят они и в подземных пластах, когда человек экскаваторами вскрывает их и разрезает. Огня-то нет, а дыма много. И водой здесь ничего не погасишь. Одно время часто я приезжал в здешние места. И зимой. И летом. И дымы эти никогда до конца не исчезали. Всё время где-то что-то горело. Хотя люди, шахтеры, горняки, службы пожарные, конечно, старались изо всех сил. Но, видно, душа у здешнего уголька шибко уж горяча!
МИНУСИНСКИЙ СИНЬОР ПОМИДОР
Прошлой зимой собралось в Минусинске на заседание руководство края, составляющего десятую часть территории России. И говорили на нем об одной очень важной персоне – о минусинском синьоре Помидоре. Такой уж это особый помидор, единственный в своем роде.
Когда-то «царские сатрапы» сослали молодого Ильича в Сибирь, в Шушенское. Видно не знали они в своём сыром промозглом Петербурге о том, что не так уж страшны сибирские края, что есть в них такие благодатные, райские, поистине курортные места, как Шушенское и Минусинск, который хоть и чуть севернее, но почти рядом.
И жара летом здесь стоит такая, что совершенно спокойно в открытом грунте вырастают и арбузы, и дыни, и гигантские тыквы, и вишня, и абрикосы… А уж о помидорах что говорить? Агромадных размеров сочные местные помидоры, никакому Узбекистану с ними не сравниться! Вот же повезло будущему вождю мирового пролетариата! Он ведь и жену сюда перевез, и тёщу, и служанку на зарплату «царского изгнанника» нанял! Здесь ему: и грибы-ягоды, и охота, богатая добычей, и коньки зимой, и пляжи летом – кто б нас так удачно сослал, в ножки бы поклонились. В швейцариях-то Ульяновым явно было куда тяжелее.
Первые сведения о выращивании в здешних краях помидоров относятся к концу XIX века. Жил в те времена такой замечательный минусинский огородник по фамилии Старухин. Именно он и вывел свой особый сибирский сорт, отличающийся прекрасным вкусом, хорошей урожайностью и крупным размером. Самый увесистый помидор, который ему удалось вырастить, достигал 43 сантиметров в диаметре и весил 745,5 грамм.
С тех пор местные огородники шагнули, ну, оооочень далеко вперед. В последние годы в августе месяце здесь даже стали проводиться местные фестивали – День Помидора… Так вот, недавний рекордсмен праздника весил уже 1 килограмм 540 граммов!
По всему краю на всех рынках ценятся минусинские помидоры. Очень уж вкусны они: и в сыром виде, и в солёном, и в маринованном, и в жареном, в любом…
И предложил губернатор края, простирающегося с юга на север на 3000 километров, края, в котором пол-Европы спокойно может поместиться, учредить краевой официальный праздник - День Помидора. Вот тебе и Сибирь-матушка!
ТЕЧЕТ РЕКА МИМО ГОРОДА
Течет река мимо города. Дует ветер навстречу. Мигает река от ветра отражениями ночных огней, хлопает ресницами волн, шумно вздыхает. Разбежалась и прошла через ветер.
И опять течет река мимо города. А навстречу солнце. Рассвет. Жмурится река белобровыми туманами. Ёжится рябью спросонья. Просыпается, прыгает по перекатам, блестит золотинками на солнышке навстречу новой заре.
А вот и день.! И течет весь день река мимо города. Падают, отражаются в ней гранитные набережные. А за ними – высотные здания-подростки и длинноносые строительные краны А дальше и выше - зеленые холмы со смешными мохнушками кустов и деревьев. Улыбается терпеливым рыбакам на дальнем причале. Смеётся синяя река, радуется небу голубому. Волнуются в ней отражения. Перемежаются облаками. Волнуется река в порту, разглядывая длинные железные баржи, белые теплоходы, снующие всюду катера, замирая перед величавыми крылатыми парусниками...
О путешествиях мечтает, о дальних странах. И снова течет река мимо города. И наступает вечер. И течет вечер, как река. И не кончаются в ней вечерние и ночные звёзды. И летят, и летят через неё мосты с берега на берег.
И не кончатся мосты, и не кончатся звёзды, и набережные, и дома, и паруса, и туманы. Волшебная река. Всегда течёт мимо города, никогда не кончается.
О ЧЕХОВЕ
к 150-летию со дня рождения.
Для меня Чехов – это память о белоснежной птице-теплоходе «Чехов», летящем над енисейскими волнами – белое на синем…
Для меня Чехов - это мои дети, бегающие, хохочущие, играющие в прятки возле каменного памятника человеку с интеллигентным лицом…
Для меня Чехов – это голос писателя Русакова, упоенно читающего очередной свой шедевр, снова и снова неуловимо напоминающий чеховскую улыбку…
Для меня Чехов – нескончаемая осенняя козульская дорога меж золотистых берез и темно-изумрудных елей, тот самый отрезок сибирского тракта, о котором написал он когда-то несколько строчек…
И кажется иногда: обернешься нечаянно, а за спиной - живой и здоровый Антон Павлович - глядит сквозь круглые очки свои вдаль на нашу раздольную сибирскую реку, на нашу прошлую, нынешнюю и будущую жизнь…
НА ЧАПЕ
Жила-была речка Чапа. Далеко жила, на самой границе Эвенкии и Северо-Енисейского района. Веселая она была, особенно летом, когда чистая, прозрачная вода шумит, омывая здоровенные гладкие валуны. Довольно широкая – метров от сорока до ста. На югах такие даже реками называют, а здесь – так, речка и всё. Извилистая, порожистая, с высокой изумрудной травой по берегам, с трескучими кедровками на ветках деревьев, с пушистыми лиственницами, с шуршащей, летящей на ветру, но не улетающей до поры до времени, березовой листвой…
Впрочем, почему «жила-была»? Она и сейчас на месте. Только нас там нет. А в то давнее, советское ещё время, ехали мы на Чапу порыбачить. На двух «Уралах». Надежная машина – «Урал». Дорога на Чапу только для такой машины и проходима была. Для всего остального – такие колеи непролазны. Ехали в кузове, глазели на окрестную тайгу. Помню, геолог Марк Сидоров – длинный такой, худой, кудрявый, жизнерадостный, всё анекдотами потчевал. А то вскочит, за борт держится рукой ( трясёт же на ухабах) и второй рукой тычет на кусты, кричит товарищам своим: «Медведь! Медведь!». И правда: в кустах мелькнуло нечто бурое. Побежало. Испугался мишка. Не машины, а человеческого голоса. Машины, когда она едет и двигатель работает, звери не боятся. А вот человека – побаиваются. Ещё раз Марк подскакивал, но уже с криком «Копылуха! Копылуха!». Самка глухаря сидела на березе возле дороги - прямо по ходу нашего движения. Большая такая. Красавица. Глаз не оторвать.