Северное сияние - Страница 14
Завыванию ветра вторил надрывный кашель туберкулезника, не желающего становиться восемьдесят девятым.
Я попытался представить, как шумят сосны там, наверху, в горах на Похорье, среди нескончаемого леса, как могучие сосны тянут и тянут свою протяжную песню. Попытался представить, какие у нее глаза, когда ей страшно.
Положила мне голову на грудь, я гладил ее по волосам, и она сказала, что слышит, как бьется мое сумасшедшее сердце.
Творится что-то неладное. Какие-то люди опять меня разыскивают. Вот уже третий день портье сообщает, что обо мне справлялся некий господин. Говорит он это таким голосом, будто и вправду что-то происходит.
Долго раздумывал над тем, где я впервые увидел Маргариту. Почему-то меня не покидало чувство, что я уже видел ее до визита к ним. Кажется, это было возле представительства фирмы «Форд» на Александровой улице вскоре после моего приезда. Я стоял и разглядывал витрину, а за моей спиной две женщины разговаривали об автомобилях. Это меня настолько поразило, что я обернулся и тут увидел ее. Молодая дама рассуждала об автомобилях и, по всей вероятности, ездила на них, разумеется, на «фордах». И как я не вспомнил ее, когда пришел к ним впервые?.. Хотя возможно, что это и не соответствует действительности. Дело в том, что чем дальше — тем больше уверенности, будто я уже встречался с ней где-то, может, в другом городе. Несомненно, я видел ее раньше, ведь она была той единственной, которую я должен был рано или поздно встретить.
Господин, о котором говорил портье, не выходит у меня из головы. Разыскивает меня в гостинице, когда меня там нет. Вот и сегодня во время обеда я думал о нем. Отчего бы, черт побери, ему не явиться вот сейчас, во время обеда. Ведь ясно же, что в это время я нахожусь в гостинице. И вдруг меня прошиб холодный пот: он справляется обо мне, когда я с Марьетой.
Думая об этом, я долго бродил по городу. Перед биржей труда выстроилась длинная очередь. И на что они могли рассчитывать после полудня? Перед интендантским складом офицер, кажется поручик, влепил солдату оплеуху. Меня это покоробило. Я видел удивленные, широко раскрытые глаза солдата. Слышал звук удара по лицу. Такая жестокость посреди улицы показалась мне безумием. У офицера был гладко выбрит затылок, как у того неизвестного, который сидел в кабаке Лента с Федятиным. Неожиданно для себя я очутился на вокзале. Отъезжающие толпились в ожидании поезда. Пыхтение локомотивов, грохот сцепливаемых вагонов. Под тяжелым товарняком дрожала земля. Я сел на лавку и стал ждать. Но поезда не было. Я бы сел на первый попавшийся поезд, а потом на какой-нибудь узловой станции, где полно народу и раздаются крики носильщиков, пересел бы на другой. Я сидел, увлекшись этой мыслью, и, кажется, сидел бы до тех пор, пока действительно не подошел бы какой-нибудь состав. За моей спиной раздался знакомый голос. Говорили по-немецки, время от времени вставляя чешские слова. Голос был настолько знаком, что я вздрогнул. Осторожно обернулся и на расстоянии двух шагов увидел инженера Франье Самсу, говорившего с двумя незнакомыми мне мужчинами. Все трое были одеты в строгие темные пальто. Наверняка его деловые партнеры, специалисты по трикотажу или текстильному оборудованию. Я замер в нерешительности. С одной стороны, мне хотелось сидеть и ждать поезда, который должен обязательно подойти. С другой, это становилось рискованным. Самса мог заметить меня в любую минуту. Подошел бы ко мне и спросил, что я тут делаю. А я не знаю, что ему ответить. Он спросит меня, может, я кого-нибудь встречаю? Опять я не найду, что ответить. Быть может, с этим поездом приезжает Ярослав Щастны? Я отвечу ему, что нет, он не приезжает, это я сам немедленно, ни секунды не откладывая, уезжаю отсюда. Но где же тогда мой чемодан? Чемодан? Нет у меня чемодана, и я действительно не могу уехать, пока у меня нет чемодана и пока я не разыщу голубого шара. Ведь когда я вернусь в Линд, мне обязательно придется рассказывать, нашел я тот голубой шар или нет. Мужчины за моей спиной захохотали. Я осторожно поднялся, стараясь не смотреть на них. Стоит мне обернуться, как Самса непременно меня заметит и спросит, не встречаю ли я кого-нибудь. Я осторожно сделал несколько шагов так, чтобы оставаться у него за спиной и не оказаться в поле зрения, ибо он тут же заметит меня уголком глаза, окликнет и поинтересуется, что я тут делаю. А я не смогу ему объяснить. Я встал за Колонну, где был слышен их громкий разговор. Впрочем, я намеренно не прислушивался и потому не разобрал ни слова. Однако по их самоуверенному тону чувствовалось, что они чем-то очень довольны. Скорее всего, заключили выгодную сделку. Люди, проходившие мимо, бросали на меня удивленные взгляды, ведь я не шевелясь стоял за колонной. Я в самом деле не хотел быть обнаруженным. Мне совсем не улыбалось объяснять и растолковывать, что, собственно, я тут делаю. Однако удивленные взгляды идущих мимо людей могли меня выдать. Поэтому я полуобернулся, оперся плечом о колонну и закурил. Так было лучше, хотя теперь из-за колонны валил дым. Я содрогнулся от мысли, что сейчас явится также и супруга этого господина, госпожа Маргарита Самса, моя Марьетица, которая боится шума ветра в вершинах похорских сосен. Не то чтобы я боялся подобной встречи, когда всем нам троим поочередно придется посмотреть друг другу в глаза. Я боялся иного: она может спросить меня, что я тут делаю, и я, наверное, не знал бы, что ей ответить. Хотя даже и не это. Сегодня я вообще не хотел ни с кем общаться и кому бы то ни было отвечать. То насилие посреди улицы, та безобразная пощечина… Ведь офицер мог с такой же легкостью солдата и убить. Я чувствовал себя разбитым, ощущая какую-то дрожь и вибрацию внутри, и под ногами опять закачалась земля. Видимо, это от поездов, которые под резкие крики кондукторов маневрируют здесь, от грохота, сотрясающего вокзал, когда они проходят мимо. Иногда тряска была так сильна, что казалось, у меня земля уходит из-под ног. В такие минуты я чувствовал себя очень скверно, мне хотелось сесть, а я не мог выйти из своего укрытия. Потом подошел длинный поезд, паровоз выпустил пары, так что все оказались окутаны белым облаком. Из-за колонны я наблюдал, как мужчины в черном прощаются. Двое вошли в вагон, а Самса остался на перроне. Те двое высунулись в окно, и разговор продолжился. Затем они пожали Самсе руку, точнее, чуть коснулись пальцами, так как были высоко. Наконец поезд тронулся. Самса постоял, глядя вслед сопящей змее. Закурил сигарету, поправил кашне и, почти задев меня локтем, пошел к выходу. Чувствуя, как меня бьет дрожь, я двинулся за ним и на улице увидел его удаляющийся автомобиль, из-под колес которого во все стороны летели брызги и грязный снег.
На улице я с интересом осмотрел фасад того дома, который своими горящими высоко вверху окнами встретил меня в день приезда. Опять я почувствовал, что земля уходит из-под ног, и не только от грохота тяжелых вагонов, под которыми прогибаются рельсы, земля действительно содрогалась и плыла. Мне пришлось прислониться к стене вокзального здания недалеко от входа. И тут я увидел, что ко мне приближается человек в железнодорожной форме. Я собрал все силы, чтобы заставить себя оторваться от стены и пойти по улице. Стараясь идти ровно, я направился прямо в гостиницу, там запер за собой дверь номера, лег и натянул одеяло на голову. Лежал и думал о Марьетице, о том, как она забиралась с головой под одеяло, напуганная воем ветра. Я делаю то же самое, когда смещается некая невидимая ось, которая находится то ли внутри меня самого, то ли где-то глубоко в земных недрах.
Перед глазами неотвязно стоит картина Босха. Я не могу воссоздать ее во всей полноте, вижу только крохотные фигурки в глубине. Фигурки эти отпечатываются в моем сознании, назойливо преследуют. На первом плане творятся мерзости, однако главное, весь смысл произведения — в глубине картины. Впереди видны какие-то уродливые хари, богомерзкие мистерии, отвратительное действо, которое врывается в тебя насильственно и грубо, но тут же стирается из памяти. На заднем плане изображены странные отсветы, которые остаются в тебе навсегда. Они вырываются откуда-то из земли, из разверзшихся щелей, а между этими щелями и дальше — виселицы. Маленькие фигурки суетятся под ними и приставляют лестницы. Из полыхающих щелей, от этого подземного сияния веет неясной догадкой, и ты чувствуешь, что человечкам под виселицами хорошо видно, что творится там, внизу. Что за бездны открываются им и есть ли дно у этих бездн?