Север помнит (СИ) - Страница 376

Ветер гнал их прямо в Студеное море. Давос наконец спустился вниз. Он не думал, что ему удастся уснуть, но когда лег, его словно накрыла огромная тяжесть. Всю ночь его преследовали странные, безумные сны. Когда он наконец проснулся, то понял, что плачет, но не знал, почему и о ком. Он просто лежал, безмолвно вздрагивая, чувствуя себя безмерно усталым, и тупо смотрел в потолок тесной каюты. В его голове теснились смутные мысли и планы, но когда он пытался ухватиться за какую-нибудь мысль, она тут же ускользала.

Нужно отвезти короля домой, в Штормовой Предел, в этом Давос был уверен. Несмотря на то, что Станнис всегда желчно и язвительно отзывался об этом замке, он наверняка хотел бы упокоиться там – или погребенным в семейной крипте Баратеонов, или сожженным по рглорианскому обряду и развеянным над заливом Губительные Валы, где на его глазах утонули его родители. Давосу не хотелось отдавать короля Красному богу, но он должен был исполнить последнюю волю Станниса. Ему не понравилось бы лежать запертым в темноте, словно в ловушке. Как будто он снова держит осаду и вынужден ожидать, когда луковый рыцарь проникнет сквозь кордоны и привезет ему продовольствие. Спасет его. Но я не уже не смогу спасти его. Давосу хотелось заплакать, но глаза были сухи. Мир изменился и уже никогда не станет прежним. Только богам известно, начало это или конец.

Ветер завывал, словно призрак, в небе готовилась разразиться буря. Бурное течение несло корабли на юг, мимо Вдовьего Дозора, вдоль удаленного каменистого берега. Давос вновь поднялся на палубу и невольно оглянулся, пытаясь предсказать, что происходит в Черном замке, добрался ли туда лорд Сноу, и не сулят ли облака нечто более зловещее, чем просто шторм. Небо казалось плоским и хрупким, словно оконное стекло, которое в любой момент может разбиться, и тогда весь мир канет во тьму и небытие. Что-то не так. Все не так.

Тем не менее, к вечеру они добрались к Белой Гавани. Солнце за весь день так и не взошло над горизонтом. Рог Рассвета прозвучал, но рассвет так и не наступил. Маяк на Тюленьей скале не горел, город прижался к холму, словно защищаясь, в Снежной Септе низким, горестным звоном звонили колокола. Это был единственный признак жизни; город обезлюдел, в гавани не было ни одного корабля, в лавках и окнах не видно ни искорки света. Кругом было пусто и тихо. Куда все делись?

Люди Мандерли явно задались тем же вопросом – неужели они отправились на войну лишь для того, чтобы вернуться и обнаружить, что их дома разграблены и разрушены? Ладьи вошли во Внутреннюю гавань, мимо обгорелых остовов ланнистерских кораблей, уничтоженных сиром Вилисом в присутствии Давоса и леди Бриенны. Давос гадал, что стало с упрямой воительницей. Он помог ей выбраться из города, в отплату за то, что она отказалась от мести Станнису, но не имел представления, куда она могла отправиться. Впрочем, ему казалось, что все это было в прошлой жизни.

Корабли стали на якорь. Лорда Вимана бережно вынесли на берег – пожилой лорд наконец-то вернулся домой. К этому времени их прибытие заметили, и в гавани появился отряд немытых дикарей, что повергло всех в немалое беспокойство, пока не выяснилось, что это Обгорелые, которые приплыли из Долины по приказу леди Сансы Старк, чтобы защитить город от нападений Иных и упырей. Сир Джастин подтвердил рассказ дикарей, добавив, что он и его оборванный отряд, еле спасшись из тонущего Браавоса, приплыли сюда как раз после одного из таких нападений, и их приняла Винафрид Мандерли, правящая Белой Гаванью после смерти ее отца, сира Вилиса. При этих словах лорд Виман издал глухой стон и отвернулся; он притворился, что казнил Давоса, и пожертвовал всем для того, чтобы вернуть своего старшего сына из плена, после того как младший пал на Красной Свадьбе, – а теперь сир Вилис погиб. Те, кто выжил, сели на все корабли, которые могли держаться на плаву, и отправились на юг, навстречу неизвестности, а Обгорелые остались прикрывать их отступление. Они не ожидали, что проживут долго, и не думали, что в город прибудет кто-то кроме упырей, и поэтому очень удивились, увидев войско.

Сир Джастин принялся командовать высадкой. Давос взглянул в сторону – и замер, не веря своим глазам. Может быть, это от горя, усталости и вины, а может, просто призрак… но нет, глаза его не обманывали. Сердце гулко забилось в груди. Перед ним стоял Эдрик Шторм, только выше, сильнее и старше, без флорентовских ушей, с угольно-черными волосами и синими глазами. Без всякого сомнения – настоящий Баратеон. Молодой человек был такой же грязный и усталый, как все остальные, в руке он держал шлем в виде бычьей головы.

- Эй, парень, как тебя зовут? – обратился к нему Давос.

Юноша вздрогнул от неожиданности и смутился.

- Джендри, - ответил он. – Сир Джендри из Полого холма. Я был с Братством, а потом… приплыл сюда. Чтобы сражаться, как настоящий рыцарь. Защищать простой народ. Я поступил как велит долг.

- Да, уверен, что так. А до того… откуда ты родом?

- Из Королевской Гавани. – Джендри поскреб подбородок. – Во всяком случае, там я родился и прожил большую часть жизни. – Он нахмурился, словно заподозрил что-то. – А почему вы спрашиваете?

- Просто… ты знаешь, кто твой отец?

- Скорее всего, какой-то пьяница.

- Нет, парень, не пьяница. Хотя нет, он был пьяницей, но не в том смысле, в котором ты думаешь. Если ты захочешь уехать отсюда и поплывешь с нами, то узнаешь.

- Это еще почему? – заявил Джендри. – С чего вы взяли, что…

- Твоим отцом был король Роберт, парень, - без обиняков сказал ему Давос. – А его брат, король Станнис, недавно умер. Похоже, ты старший из наследников дома Баратеонов.

Как и ожидалось, это известие поразило Джендри до глубины души. Он стоял столбом, открывая и закрывая рот, но так и не нашелся, что сказать. У него явно в голове не укладывалось, как рожденный бастардом нищий межевой рыцарь может подняться до наследника одного из великих домов Вестероса. Впрочем, позже можно будет получить указ о признании его законным наследником, если для этого найдется время. Давос снова взглянул на северное небо; тучи выглядели еще более зловещими, чем раньше, в воздухе пахло снегом и дымом. Мир трещит по швам. Что же сделал Джон Сноу? Что? Что?

Люди Мандерли устало высаживались на берег, явно намереваясь остаться здесь; это их город, их дом, и если это последняя ночь в их жизни, они проведут ее здесь, и нигде больше. Но Давос был здесь чужим, и, несмотря на соблазн остаться, он не мог задерживаться в Белой Гавани. На крыльях неба или в глубине моря, сколько бы времени ему ни было отпущено, он обязан исполнить свой долг.

Поэтому, вместе с людьми Баратеона, лордом Эдмаром и остальными, кто решил не оставаться в Белой Гавани, - включая сира Джендри, который был слишком потрясен, чтобы возражать, когда его взяли под стражу, - Давос вернулся на корабль. Его прощание с лордом Мандерли было кратким и тихим; они пожелали друг другу удачи и разошлись. Если он сможет отстроить город заново, если Север снова возродится… но это при условии, что здесь останется хоть кто-то живой, что солнце взойдет. Однако ночь, казалось, лишь стала темнее. Конец всего сущего.

И все же Давос Сиворт наконец обрел покой. Он сделал свой выбор, служил своему королю как мог, столкнулся с величайшим злом. Внутренним взором он видел, как его жена стоит на пороге их дома на Мысе Гнева, протягивая к нему руки, ее юбки развеваются на ветру. Он страстно хотел вернуться домой, встретиться с ней, и если повезет, если боги будут милостивы, состариться вместе с ней. Если нет, будь что будет. Все кончено. Все кончено.

Корабли вновь подняли паруса. Давос вдохнул бодрящий соленый воздух и вновь почувствовал себя молодым. Ветер в лицо, шторм за спиной – луковый рыцарь не жалел ни о том, что совершил, ни о том, что совершает сейчас.

Ладьи плавно двигались по черному морю. На небе не было ни звезд, ни луны, - лишь фонарь, раскачивающийся на носу, освещал морякам путь. Наконец-то Давос плыл домой.