Севастопольский вальс - Страница 18
– Ваше величество, я хочу сообщить вам, что лорд Реглан получит соответствующие указания от королевы и отправится в Крым вместе с храброй французской армией.
– Что ж, милорд, – император внимательно посмотрел на меня, – я надеюсь, что на Черном море у нас не возникнут те же проблемы, которые на Балтике привели к поражению объединенной эскадры адмирала Непира и нашего десантного корпуса.
– По нашим сведениям, – я решил немного успокоить императора, – те таинственные корабли, которые на Балтике стали главными виновниками нашего фиаско, находятся в русских портах и в ближайшее время не собираются оттуда уходить. Да и не так-то уж просто будет пройти через Датские проливы, Гибралтар и уж тем более Босфор и Дарданеллы. Можно быть уверенным – в Крыму не повторится то, что произошло на Балтике.
О том, что по внутренним водным путям в Черное море с Балтики готовится отправиться таинственный караван с оружием, я императору говорить не стал. Достаточно того, что я дал соответствующие указания людям, которые люто ненавидят Россию и готовы нанести ей максимальный ущерб. Если к тому же пообещать им за это хорошее вознаграждение, то они будут рваться в бой хоть с самим дьяволом.
Уяснив для себя главное – французский император готов продолжить войну, – я постарался побыстрее свернуть наш разговор и, сославшись на недостаток времени, откланялся. У причала Кале меня уже ждала быстроходная паровая яхта, которая доставит меня в Дувр. Надо будет подготовить телеграмму на имя лорда Реглана и поручить людям, о которых знают только те, кому это положено, подготовиться к захвату таинственного русского каравана.
18 (30) августа 1854 года. Королевство Пруссия. Данциг Капитан Александр Хулиович Сан-Хуан, командир каравана
Я смотрел на Длинный рынок, на прекрасные здания вокруг него, на фонтан Нептуна за моей спиной, на Мариенкирхе, и думал, что на всей Балтике есть только один город, который красивее Данцига – Санкт-Петербург.
В первый раз я побывал в Данциге – точнее, в Гданьске – с детской группой. К нам прикомандировали местную даму-экскурсовода, которая весьма неплохо говорила по-русски, и которая нам очень понравилась, чего не скажешь о большинстве обитателей города. Впрочем, практически никого из местного населения здесь не осталось – всех немцев поляки выселили после войны, причем многие из них погибли по дороге в Германию. Кто-то умер от голода, кто-то не выдержал длительного похода, а многих убили новоприбывшие поляки… Вместо них сюда переселили – вполне цивилизованно – поляков из Виленского края, и даже уличные художники торговали не только картинами с видами Гданьска, но и с изображениями Острой Брамы в Вильнюсе.
После этого я пару раз успел посетить этот прекрасный город во время визитов вежливости в порт Гдыня, которые позже прекратились по инициативе наших польских «заклятых друзей». И каждый раз у меня не проходило чувство, что я нахожусь в некой сказке, столь новыми выглядели все здания вокруг. Но достаточно было выйти из восстановленной части Старого города, чтобы попасть из прекрасного далека в мрачную реальность современной Польши, с ее панельными, жуткого вида домами, или в районы еще немецкой застройки, с полустертыми надписями типа «Apotheke» (аптека) или «Kolonialwaren» (колониальные товары) на домах, которые, судя по всему, не ремонтировались еще со времен Вольного города Данцига.
Сейчас же город был не менее прекрасен, чем в польском будущем. Но он был именно живым организмом, чуть почерневшим от копоти. Ведь топили тогда каменным углем, как, впрочем, топят и до сих пор во многих уголках современной Польши. А единственный язык, который звучал вокруг нас, был диалектом немецкого, разве что иногда люди, в которых можно было сразу узнать сельских жителей, разговаривали между собой на кашубском – языке славянского меньшинства в деревнях Восточной Померании, похожем на польский немногим больше, чем чешский на русский. Но я сюда прибыл не для изучения местных диалектов.
Мы пришли сюда на «Славяночке» – так мы переименовали бывший французский колесный пароход «La Belle Bretonne» – «Прекрасная бретонка», доставшийся русскому флоту в числе прочих трофеев. Корабль прикомандировали к нам, с командой из хроноаборигенов, сдобренных нашими курсантами.
Первоначально хотели послать «Денис Давыдов», но решили, что не стоит рисковать им на Висле, даже если ее глубина в данный момент несколько превышает его осадку. А у «Славяночки» осадка не более полутора метров, так что у нее проблем быть не должно. Да и незачем показывать немцам нашу новую технику, достаточно «Раптора», который, накрытый старым парусом, пойдет у нас на буксире.
Но максимальная скорость у «Славяночки» – где-то восемь узлов, так что шли мы в Данциг из Свеаборга больше двух суток. Часть пути нас сопровождал «Выборг». Причина проста – один французский пароход из красногорской группировки исчез в Финском заливе, и где он сейчас, не знает никто. И хоть он того же класса, что и «Славяночка», но встреча с ним не входила в наши планы. И только когда мы увидели вдали полоску берега, «Выборг» попрощался с нами, подняв флажной сигнал «Счастливого пути», и остался караулить побережье – мало ли что может случиться.
По дороге я успел сдружиться с ребятами из спецслужб, Павлом Филипповым и Константином Самохваловым. Костя остался на борту «Славяночки», а Паша прогуливался по Длинному рынку и глазел на здания. Типичный турист, каких в Данциге не так уж мало. Но я не сомневался, что будь хоть малейший намек на опасность, то я уже узнал бы об этом от него.
По моему приказу в городе наши ребята могли ходить только группами – дипломатические дрязги нам ни к чему. Хотя Данциг в данный момент к Польше никакого отношения не имеет, вполне вероятно, что польская агентура тут присутствует. Когда в XVIII веке Польшу разделили, то Пруссии достались обширные земли Западной Польши – та же Познань. Естественно, что, как и в России, многие из тамошних поляков переехали в собственно прусские земли – например, в Данциг. Ну, а береженого и Бог бережет, хотя наши прусские друзья из кожи вон лезут, чтобы предотвратить возможные инциденты.
А Пашино присутствие мне нужно для того, чтобы таких ситуаций не возникало даже в принципе. Тем более что на него есть еще кое-какие планы.
Мне пришлось взять с собой в нагрузку этого пиндоса – Николаса Домбровского. Тоже мне русский – почти всю жизнь провел в логове врага. И в армии не служил, даже в американской. А еще и журналюга – насмотрелся я на этих представителей второй древнейшей профессии.
Есть, конечно, исключения – тот же Юрий Иванович Черников или Маша Широкина. Но сколько их, этих самых исключений? Зуб даю – находившийся рядом «подарочек» при первом же шухере хорошо если просто сбежит, а то еще и под ногами мешаться будет – помните капитана Аникушина из комендатуры из богомоловского «Августа сорок четвертого»? Но что поделаешь, пришлось его взять – капраз Кольцов приказал, а приказы, как известно, не обсуждаются.
Теперь, видите ли, он хочет запечатлеть для потомков первую встречу с Бисмарком. Сейчас вон в двух шагах крутится, снимает виды Гданьска – пришпандорил мини-фотокамеру размером 25 на 25 миллиметров на трость в виде набалдашника, чтобы внимания не привлекать. Хорошая штучка, видел я ее как-то, хотя аккумулятор у нее быстро сдыхает.
Машу увел с собой Николай Шеншин, отправившийся с визитом вежливости к бургомистру. Эх, не девушка, а загляденье – красива, умна, и, в отличие от меня, успела побывать в «горячих точках»… Один минус – замужем, пусть и в будущем. А замужних меня родители приучили не трогать, от слова вообще.
Был случай, когда у меня заночевала одна прелестница, с коей я познакомился в каком-то клубе. Она вышла из дома первой, а я минут через пятнадцать. И представьте себе – какой-то шибздик в очках неожиданно встает передо мной на цыпочки и бьет мне в морду. Я от удивления даже сдачи не дал, пялюсь на него – мол, за что? Тот мне: а вот не будешь с чужими женами спать. Я обалдел и говорю – так я не знал, что эта дура замужем, кольца на ней не было… А он мне – она сказала, что будет у подруги, иду на работу – а тут она выступает, будто пава. Решил посмотреть, от кого идет, ведь ее подруга живет совсем в другом конце города. И когда ты вышел с помадой на щеке того самого редкого цвета, который я ей недавно привез из Польши, то я сразу понял, что кувыркалась она с тобой.