Севастопольская альтернатива (СИ) - Страница 9

Итак — в результате восьми русско-турецких войн Семнадцатого, Восемнадцатого и начала Девятнадцатого столетий Османская империя потеряла Северное Причерноморье от Дуная до Риони, российские границы раздвинулись до крайних пределов Русской равнины, исчезли с политической карты золотоордынские реликты — Крымское ханство, Едисанский, Буджакский и Ногайский улусы. Историческая задача присоединения Дикого Поля и обеспечения безопасности его славянской земледельческой колонизации была выполнена Русским государством. Отчасти даже перевыполнена — под скипетром царей (или под прицелом царских пушек) оказались также горные долины Кавказа и Закавказья, для русской крестьянской переселенческой колонизации совсем не пригодные. Двуглавого орла привели туда не национальные интересы, а понятное человеческое сочувствие единоверцам, попавшим под власть ислама, щедрое красноречие грузинских династов, византийско-московская риторика: Два Рима пало, а четвертому не быти… и т. д., символом которой как раз и была птица-мутант. Отчасти еще слухи о выгодности тропических, не "переселенческих", а "покоренных", "колонизаторских" колоний, дошедшие из Амстердама и Лондона. Ну и, конечно, первоначальная легкость расширения границ в сторону закавказских царств, княжеств и ханств, удержать которые было уже не по силам ослабевшим Турции и, особенно, Персии.

Раз уж мы говорим о колонизации — придется уделить несколько строк терминологии. Я же не профессиональный историк, пользуюсь тем, что где вычитаю, особенно, по нынешним временам, в Интернете. Вот для одного типа колоний, таких, как Новороссия, русский Дальний Восток, англосаксонские Новая Англия, Австралия и Канада, французский Квебек, испанские Куба и Аргентина — термин есть. Их именуют переселенческими колониями. Именно об этом типе земледельческой колонизации, как сути русской истории, пишет В.О.Ключевский. Их основа обычно — крестьянин, отправившийся в дальний край за землей. Вот он и поднимает целину, строит дороги, церквы и вообще по возможности пытается клонировать покинутую родину на новом месте. Облегчает его задачу, как правило, то, что бароны и епископы остаются большей частью в обжитых местах и не висят камнем на колонистском бюджете, как висели дома. Несколько затрудняет наличие почти на всех осваиваемых землях хотя бы в небольшом количестве туземцев — охотников, скотоводов, иногда совсем уж первобытных земледельцев. Но ненадолго. Мужики безжалостны почище любых плантаторов. То, что охотнику для жизни нужно в сотни раз, а для скотовода-кочевника в десятки раз больше земли, чем для фермера, им без интереса. Редко-редко, когда расовый и культурный барьер между туземцами и колонистами не очень высок, происходит ассимиляция. Скажем, славян Полабья или финских племен Восточной Европы. Где, к примеру, проживают нынче меря, кострома, мещора, чудь белоглазая? Да там же, практически, только уже малым компонентом в море великоруссов. Иногда ассимиляция оставляет язык и пару старинных обычаев, но уж со старым, доколонизационным, образом жизни, старой религией и сотнями гектаров на душу населения, будьте добры, придется проститься, как простились лужицкие сорбы, удмурты или шотландские гэлы. И это еще лучший вариант, потому, что там, где расовые и цивилизационные различия повыше — хорошо, если остаткам туземцев в резервациях удастся дотянуть до века политкорректности, компенсационных льгот и преимуществ при поступлении в колледжи.

Другой тип колоний, как мне кажется, специального термина себе не заработал. Но это те самые колонии, о которых в детстве приходилось читать в жалостных книжках, а позже в Резолюции ООН N 1514 о деколонизации. С колонизатором в пробковом шлеме, темнокожими рикшами, кофейными плантациями и Десятью Заповедями, не действующими к востоку от Суэца. Сейчас таких уже не бывает, а по детству помнится — на карте мира только и видны были надписи (брит.), (фр.), (опека США), (порт.). Главная черта таких колоний — гетерогенность. Как национально-расовая (начальник — белый, кули — цветной), так и по типу хозяйства, когда вполне современный капиталистический порт или рудник с профсоюзами и соцстрахом соседствует с феодальной плантацией и первобытными племенами джунглей. Возникали такие колонии обычно там, где туземное население достаточно плотно, есть хоть какие-то культурные традиции, а климат плохо подходит для европейцев. Белые там составляли меньшинство, после провозглашения независимости им почти везде пришлось срочно репатриироваться, спасая жизнь от мести бывших слуг, а еще чаще от тех трайбалистских войн, которыми увлеклись аборигены после избавления от присмотра метрополий. Даже там, где белые инженеры или фермеры еще остались, поверив обещаниям новых правительств о безопасности, им быстро пришлось убедиться, что ехать, все-таки, надо. Ну, разумеется, дальше, в большинстве случаев, разрушается инфраструктура, ухоженные фермы зарастают сорняками и независимая страна быстро возвращается в состояние, в котором ее застал приход колонизаторов, вплоть до возврата к людоедству, но с двумя отличиями — наличием места в ООН да привычкой вождей к лимузинам, французскому шампанскому и марксистской терминологии.

Вот у нас в России основным, конечно, был тип переселенческой колонизации. Тем более, и за море ехать было не нужно, переселение шло в то, что называется внутренними колониями. Некогда такой зоной было и междуречье Волги и Оки. Потом, после завоеваний XVI века — Поволжье, потом — башкирские степи (помните "Детские годы Багрова-внука"?). Потом — жемчужина российской короны — Новороссия. После отмены рабства и строительства Великой Магистрали — южная Сибирь и Приморье. А вот при Никите Сергеевиче в этой роли было Приангарье. Но уж к этому времени основным героем колонизации стали не крестьяне, а строители, шофера и люди промышленности. Да что говорить, у меня у самого медаль — "За освоение недр и развитие нефтегазового комплекса Западной Сибири". Предмет гордости — значит, и я успел маленько поучаствовать в "основном факте нашей истории" по определению профессора Ключевского — в колонизации, обжитии русским народом этой части нашей Родины.

Но вот со вторым типом колоний у нас все было не слава богу. Про заморские и разговора нет — решил было Преобразователь Мадагаскар к рукам прибрать, послал туда корабли. А они от Кронштадта до Ревеля дошли — и развалились! На этом экспедиция и закончилась. Русскую Америку завели — с алеутами душа в душу жили, в православие их окрестили, а с индейцами сколько владели, столько и резались. Так что еле-еле сумели янкам сплавить, так и то чуть не половину выручки пришлось барону Стеклю, нашему посланнику, потратить на взятки конгрессменам, чтоб покупку утвердили. Про гавайские форты Александр, Елизавета, Барклай уж и не вспоминаю, чтобы не зарыдать. Но вот заняли Кавказ. Не за морями — за горами всего-навсего.

В результате — страна оказалась на полвека привязанной к болезненной, дорогостоящей и бесплодной Кавказской войне. Что не повлияло. Наверху никогда не умели понимать, что там с дебетом и кредитом, до них никак не доходило, что тут случай обратный английскому и голландскому — это коренные русские земли оказываются донором, а колониальные окраины акцептором. Петербургский империализм, разорявшийся на уже покоренных кавказских и среднеазиатских ханствах, и далее тянул руки в Манчжурию, Корею, Афганистан, Турецкую Армению и Иранский Азербайджан, сам не понимая — зачем. Виктор Шкловский писал в своем "Сентиментальном путешествии", что империализм этот был русский — жертву давили, разделывали, но труп не ели. Шкловский знал, о чем писал. Он был в Иранском Курдистане корпусным комиссаром от Временного правительства и стрелял над головами своих же солдат, пытаясь остановить погром курдских беженцев. Да мы с Вами и сами неплохо помним этот тип "угнетения с убытком для угнетателя" по своему пребыванию в соцлагере. Действительно, наверное, не созданы великоруссы для должности сагибов.