Севастопольская альтернатива (СИ) - Страница 2

Ну, что нам англо-французов в одиночку не побить, это уже тульский косой Левша знал после своей первой зарубежной командировки, задолго до рокового 1854 года. Тут вообще очень интересный получается расклад, если задуматься над историей войн и вообще отношений между этими тремя ведущими по тем временам державами. Что главное в Европе противостояние происходит через двадцатимильный Па-де-Кале — это стало ясно сразу, как отдала Богу душу мадридская мечта о всемирной габсбургской католической империи. И было так триста лет до последних десятилетий XIX века.

По первости нас в этих делах не было вообще. То-есть, не то, чтобы о нас совсем никто не слышал. Слышали, вот и в четвертой части "Приключений Робинзона Крузо" герой из Даурии в Европу добирается через Сибирскую Тартарию и ее столицу Тобольск. Волки, медведи, казаки, туземцы. Крузо вместе с Пятницей едут в санях, очень получается похоже на "Приключения барона Мюнхгаузена". Но в большой европейской и мировой игре мы участвовали немногим активнее, чем эфиопский негус негусти.

С Петра Преобразователя дело пошло иначе. Появился новый энергичный и хищный субъект Большой Игры, вывел из гроссмейстеров этой игры Швецию, привел к знаменателю еще одну почти великую державу — Польскую Речь Посполиту и стал потихоньку задвигать саму Османскую империю. Конечно, успехи его чередовались с накладками вроде Прутской капитуляции. Но считаться с Россией теперь надо было по большому счету. Стоит ли такое дипломатическое и военное величие потери одной шестой населения, разделения русских, по сути, на две нации, вестернизированную и традиционную, жестокого усиления крепостной зависимости — это тема для отдельного разговора. Но это цена была заплачена и Россия вошла в круг великих держав Европы и мира.

Правда и то, что мы с первой минуты повели себя в этом кругу именно что, как медведь в посудной лавке. Вроде бы, после Полтавы Северная война должна немедленно закончиться, а она продолжается еще двенадцать лет. За это время Петр Алексеевич сумел создать неформальную антирусскую коалицию по поддержке шведов с участием заклятых соперников из Версаля и Сент-Джемса, всех практически немецких княжеств, кроме ручной Пруссии, и даже своих задушевных друзей из голландских Генеральных Штатов. Аналогия припоминается только одна — дружное сочувствие всего мира финнам в Зимнюю войну. На чем же сумел Преобразователь объединить против себя всю Европу? На мекленбургском вопросе, на мекленбургской стоянке русской армии.

Дело, если кто запамятовал, обстоит так, что он сосватал тамошнему герцогу Леопольду свою племянницу Екатерину Иоанновну, вроде того, как курляндского герцога директивно женил на Анне Иоанновне. Когда его новый "двоюродный зять" поссорился, как это было в те времена принято, со своим ландтагом из-за бюджета и прав сословий, северный император, недолго думая, оккупировал Мекленбург, ввел там самодержавие, заключил договор о мире, дружбе и покровительстве — в общем, повел себя, как Леонид Ильич в Праге или Кабуле. Жители в страхе перед русскими комендатурами сиганули в другие немецкие княжества, благо Стену типа берлинской в тот раз выстроить не успелось. Вот они-то, мекленбургские беглецы, их рассказы о порядках в российской зоне оккупации, и заразили всю Западную Европу русофобией, что и затянуло давно пришедшую к логическому концу войну. Пришлось все-таки войска в конце-концов забирать, оставлять князька договариваться с сословиями без помощи российской "крыши" и временно прощаться с мечтой о ГДР. Больше, чем на два века. Так что главным плодом этой петровской затеи оказалась новорожденная Анна Леопольдовна, будущая брауншвейгская принцесса и недолгая российская правительница. Даже когда русский престол пустовал после смерти Петра II, Верховный Совет обратился в поисках кандидатши в Митаву, на свою, как потом оказалось, голову. Проживавшая прямо в Питере вдовствующая Екатерина Мекленбургская очень уж зарекомендовала себя пьянками, поблядушками и экстравагантными выходками, что и дало ей прозвище "Дикой герцогини".

Но мечты об утверждении на Западе, видимо, остались. Много лет назад мне, как и многим другим советским людям, пришлось прочитать книжечку Черняка "Пять столетий тайной войны". Читать-то, в принципе, было нечего, а большинство других способов развлечься было недоступно. Разве что кроссворды. Да и то… Сканвордов в СССР еще не было, крестословицы с рисунками в "Науке и Жизни" появились попозже, ну, а на "Огоньке" надолго мозги не займешь. Вот, значит, рассказы этого самого Черняка о тайных службах Эскориала, Версаля и Сент-Джемса представляли очень большой ресурс для отечественных интеллигентов, там более, как сказано, ни Марининой, ни Акунина, ни Дашковой еще не изобретено. Кое-что из тех сюжетов потом пережевал Пикуль и этой жвачкой накормил публику еще разок в обмен на макулатуру.

Помнится, что отдельно и подробно там обсуждался вопрос о "Завещании Петра Первого". Особый упор и у Черняка, и у Пикуля был на половую принадлежность шевалье д" Эона, притащившего это самое завещание на Запад. Не помню подробностей, но — то ли он был трансвестит, то ли педераст, то ли русофоб. В общем, делался вывод, со ссылкой на больших ученых и авторитетные НИИ по исторической промышленности, что "Завещание" это самое — полная фальшивка с целью подкопаться под миролюбие, доброжелательность и бескорыстную интернациональную помощь нашего начальства от Петра Великого и до лично Леонида Ильича. Тем более, помнится, упоминалось, что русского текста никто и не представил — только французский пересказ, использованы слова, которых Петр Алексеич никогда не употреблял, например — "Германия" вместо тогдашнего привычного "Империя" и т. д..

С моей скромной IMHO — все эти исследования относятся к категории, как говорил наш водила Толян, "мудовых рыданий". Для меня эта текстологическая деятельность абсолютно неинтересна, тем более, там же обозначено, что шевалье этот самый никогда и не говорил, что спер подлинник. Он, будто бы, уверял, что, имея интим не то с женой начальника секретки при Елизавете Петровне, не то с самим секретчиком, в моменты передышек прочитал, благодаря острому уму и твердой памяти запомнил, а на досуге записал на более ему знакомом французском наречии. Ну, а по возвращении из варварской империи продал заинтересованным инстанциям. Так что — не в текстологии сила! Сила, как говорил покойный Бодров, в правде. То есть, если сравнить, что там, в этой русофобской фальшивке, нарисовано с реальной российской историей времен, последующих после середины XVIII века, когда эта бессовестная подделка впервые всплыла — то и вопросов не должно оставаться.

А написано там, сколько помню, что всеми силами наследники великого царя должны:

— Пробиваться к теплым морям, в Средиземноморье и к Индийскому океану;

— Польшу ослаблять как можно больше, а потом проглотить;

— Турция также назначена к съедению, но не вдруг, а постепенно, с этой целью возбуждать постоянно христианских и славянских подданных султана, создавая поводы для войны;

— Создавать поводы к занятию соседних стран, формально их к России не присоединяя;

— Разведывать пути в Индию и Китай и завоевывать понемногу страны на этих путях;

— Германию (в смысле, Империю) лучше всего держать разделенной, не давая объединяться, чтобы не представила, не дай Бог, угрозы нашим планам;

— Прямого столкновения с Францией и вообще великими державами Запада пока что избегать.

— Так вот постепенно сжирать соседей, пока не наберемся сил, а уж тогда…

Ну и скажите, положа руку на сердце — разве это все имеет что-нибудь общее с нашей внешней политикой за эти три века? Миролюбие Екатерины Великой, Николая Павловича или хоть Иосифа Виссарионовича — лучшее опровержение всех таких клевет!

Но вот что бы кто бы про Россию не измыслил — все верят безоговорочно. Такое впечатление, что они там, wo die Zitronen blühn, который век сидят и ждут — когда уж с северо-востока придут их завоевывать? Желание-то, может быть, и есть. "Раскосые и жадные очи" мы предъявить сумеем. То поздний Екатеринин амант Платон Зубов вычерчивает будущие границы Российской империи с шестью столицами: С.-Петербург, Москва, Берлин, Вена, Константинополь и, почему-то, Астрахань. То великий поэт и простодушный публицист Федор Тютчев изображает в стихах: