Сетевые публикации - Страница 23

Надо бы сказать про гуманистический образ, про сострадание к ближнему, про «несть ни эллина ни иудея», про высокую мораль и достоинство человека — который выше нации и выше цивилизации — но всего этого нет в нашем словаре. Мы это все велеречивое отменили, мы это гуманистическое профукали, обменяли на Энди Ворхола, суп Кемпбел и жиденького Жижека.

Сложилось так, что современного языка гуманистической традиции русская культура не выработала — этот язык традиционных ценностей вытаптывали ради торжества постмодернизма. И вытаптывание казалось прогрессивным: зачем нам старые прописные истины, зачем нам реализм, для чего нам романы и картины? Давай еще вот этого старика взашей вытолкаем, давай еще вот этого пенсионера отменим — чтобы нам у кормушки было просторней.

Ах, недальновидно это было, опрометчиво!

И впрямь, для коллекций нуворишей старый традиционный гуманизм был помехой; невозможно впаривать банкирам что-то, что не модно — ну не Добролюбова же им с Толстым читать вслух? Им подавай то, что в Сен Тропе носят, с чем можно в Нью Йорке щегольнуть.

Но не одними вкусами нуворишей определяется будущее страны.

Ведь как устроено: нувориш-то, он наворовал, коллекцию какашек составил — и укатил на мыс Антиб, а с бабками из Вологды, да с их обиженными внуками — жить тем, кто в эту систему ценностей (какашки-Антиб-прогресс-Жижек) поверил.

Толстой бы, может, и договорился с внуками обкраденной бабки, а вот у куратора еврейской национальности, который живет на деньги, украденные из бюджета его клиентом, которому он впарил прогрессивные картинки с загогулинами — вот у такого куратора возникают проблемы с народом.

Назвать их, агрессивных внуков бабки, — быдлом? выход, конечно — но ведь не надолго.

И чувствуют кожей: зреет в обществе другая правда — она будет посильнее, чем мода на Бойса и Ворхола, рождается другое суждение — посерьезнее, чем взгляд владельца нефтяного терминала или мнение владельца массажного салона.

Пришли новые ретивые мальчики, презирающие гламур и концепт, глобализацию и демократию — откуда они взялись? От сырости завелись, что ли? Вы думаете, вы сами ничего не сделали для их прихода? О нет, господа, это вы их вывели в своих ретортах — ничего путного не создали, а вот этих борцов «за Россию без засилия евреев» — вы сочинили. Вы и убили-с, как говорил Порфирий Петрович.

И надо бы что-то возразить новым правым, надо бы с ними спорить — да вот беда, у новых левых и словаря-то никакого нет: только какашки в баночках, перформансы в богатых домах, да пенсионерская медгерменевтика.

Так случилось уже однажды — семьдесят лет назад, и потребовалось найти простые слова, чтобы объяснить, почему фашизм плох и чем национализм страшен — для этого потребовались Белль и Камю, жан Поль Сартр и Марк Блок, Хемингуэй и Пикассо, Чаплин и Шостакович — да вот беда, мы ж их всех отменили.

Надо заново учиться говорить.

Сегодня я подписал письмо вместе с другими литераторами, в защиту трех националистов — судимых по 282 статье.

Мотивы этих осужденных мне кажутся естественными и понятными, их призывы мне кажутся пакостными — но неизбежными. Их содержание под стражей — без публичного обсуждения взглядов и причин их породивших — кажется мне очередной провокацией.

Провокаций делается все больше.

Вероятно, каждый из подписантов руководствовался своими мотивами. Мои мотивы — следующие.

Эти осужденные представляются мне неумными людьми, страстными и опасными. Они зовут к плохому. К сожалению, нашим обществом сделано все, чтобы спровоцировать возврат к фашизму. Я выступаю за то, чтобы расовые теории обсуждать публично — и осуждать публично. Пряча эти процессы от общества, нагнетают романтический ореол вокруг национализма.

Полагаю, это ошибка нашего общества. Романтика национализма — это романтика преступления, восторг нарушения завета Христа. Это — антигуманистическое движение — и в качестве такового оно должно быть опознано.

Упомянутых осужденных следует обсуждать с той же степенью открытости и публичности — как и девиц, хулиганящих во Храме.

Однако, когда уже нарушили все заветы — очередное нарушение смотрится как избавление и благо.

Никакого различия добра и зла в условиях пост-модернистской релятивистской морали — никогда не произойдет. Неизбежно будет множится компрадорское осуждение фашиста и фашистское порицание компрадора. Следует отвергнуть оба соблазна. И то, и другое — дурно.

Очень трудно выступать против компрадорской морали — и одновременно не влипнуть в национализм.

Очень трудно выступить против антисемитизма — и одновременно не дружить с банкирами еврейской национальности. Очень трудно назвав народ «быдлом» получить право осудить фашиста. Но сделать это нужно.

Очень трудно вообще быть порядочным человеком. Но стараться все-таки стоит.

UPDATE: ПОДПИСЬ СНЯЛ

несколько дней назад поставил подпись в защиту трех националистов, осужденных по 282 статье.

Мне показалось правильным обсуждать их публично, чтобы не делать из национализма — притягательной, романтической, неправедно преследуемой властями концепции.

Просмотрел тексты осужденных бегло — тексты мне не понравились. Однако решил, что публичность в данном вопросе важна.

После этого опубликовал в ФБ три текста подряд по поводу национализма, поднимающегося как естественный протест против либеральной доктрины — и тоже, в свою очередь, опасного.

Эта комбинация: а) я не одобряю либерально-демократическую капиталистическую доктрину и б) одновременно я против национализма и фашизма — для многих оказалась непереносимо сложной.

Многие мне предложили немедленно выбрать, с кем я: с фашистами или с либералами.

Когда же я отвечал, что ни те, ни другие мне абсолютно не симпатичны — то яснее не становилось.

За три дня — наряду с поддержкой — получил несколько очень несимпатичных писем, вплоть до угроз, приходящих на личную почту. Прямых угроз (из-за опубликованных статей антифашистского содержания) — мне на личную почту в фб пришло три, на мою гражданскую — пять штук.

За три дня. Видимо, я вызвал особенное разочарование тем, что прежде критиковал либералов и белые ленточки. А сейчас — непоследователен.

Прочитал написанное тремя осужденными внимательнее.

Увидел, как эти писания инициируют тех, кто мне угрожает в личной почте. Даже лексика та же самая.

Решил свою подпись под письмом в защиту националистов — удалить.

О чем известил заинтересованных. Сообщаю об этом факте и здесь.

Есть у Генриха фон Клейста драма «Битва Арминия» — которую никогда не переводили на русский язык.

В этой драме Клейст описывает истребление римских легионов Квинтилия Вара в Тевтобургском лесу. Их обманом заманил в лес предводитель херусков Арминий — и всех перебил. Лес стал символом сопротивления национального сознания — глобализации. Это также символ упрямства варварства, неизбежности расплаты. И одновременно это рассказа о том, что невозможно сохранить лицо — становясь мстительным патриотом. Тут все перемешано — как в жизни, как в истории.

Легионы римлян были перебиты свирепо — впрочем, насилие было неизбежно.

Клейст писал драму как аллюзию на вторжение Наполеона в Германские княжества. Он описывал Тевтобургский лес, в котором в те годы были дислоцированы французские войска.

Книга, описывающая германскую победу, стала символом немецкого духа — и в России книгу эту отождествляли с Гитлером (как и Ницше, например), так что перевод был невозможен.

От этой драмы отвернулись все любители немецкой романтики — специалисты упоминают о ней вскользь и застенчиво.

Между тем, в этой драме сошлось все — и воспоминание о сопротивлении враждебной цивилизации, и жажда своей личной Европы, и предчувствие новой глобализации, и новое оправдание сопротивлению.

Но — возможно против воли Клейста — в пьесе стало очевидным и то, что насилие, порожденное насилием, не бывает правым никогда. Это бесконечный круговорот амбиций и неправд.