Сэсэг(СИ) - Страница 18

Сэсэг проснулась оттого, что мать, громко топая и ругаясь, вошла в дом.

- Лекарства пила? - она прошла к столу, не посмотрев даже на Сэсэг. - Поели, посуду всю побросали, - зло ворчала мать, собирая посуду в старый синий таз, чтобы нести мыть на улицу. - Вот карма, моя карма. Нет счастья для меня в этой жизни, что же я такое в прошлой жизни наделала, натворила, что меня так наказывают? Думала ты мне помощницей будешь, я хоть отдохну на старости лет, а мне приходится за калекой ухаживать и ее малолетним сыном. Муж помирает, совсем от горя худо стало. Тебя, дочь, спрашиваю, за что ты меня так...? За что нас так всех мучают, жить не дают спокойно? Мы жить хотим как наши предки, не надо нам никаких этих космосов-заводов дурацких, братских народов всяких, гонок вооружений, водки проклятой. Вместо самостоятельности они нам тюрьмы рядом строят, откуда уголовники сбегают и детей наших насилуют и убивают, грабят. Не наши уголовники, у нас нет уголовников. Народ споили совсем, а нам привезли откуда-то из Москвы, Украины убийц и воров. Байкал изгадили, лес вырубают, все наши богатства выгребают, а нам вместо денег, "спасибо" говорят и лагеря с уголовниками строят.

- Мама, ты чего такая взвинченная, что случилось-то? - Сэсэг внимательно смотрела на мать и накручивала на палец правой руки уголок зеленого расписного платка, которым была укрыта поверх одеяла.

- Партсобрание было. Спорили о Резолюции "О межнациональных отношениях", - с нескрываемым раздражением ответила мать.

- Я по телевизору видела, давали сюжет с девятнадцатой партконференции,  -начала Сэсэг, но увидев, что мать не собирается сейчас разговаривать на эту тему, спросила, - Ты посуду мыть пошла?

- Да.

- Утку после помой, пожалуйста.

- Ладно. Хотя давай сейчас лучше вылью, чего ждать-то?

Мать через полчаса вернулась. Она уже заметно успокоилась и зашла в дом, неся в тазу уже чистую вымытую посуду, сложенную горкой донышками вверх так, чтобы вода стекала вниз на дно таза. Теперь мать редко расставляла тарелки в дряхленький,  плохо выкрашенный белой масляной краской буфет, вечером придет муж, сыновья, маленький внук и она, не теряя времени на лишние телодвижения, будет сразу из таза доставать тарелки, вилки, ложки, чтобы скорее накормить эту ораву мужчин.

- Что ты, дочка, глядела телевизор, и что там сказали? - вернулась к разговору мать.

- Ну, я никаких подробностей не услышала, сюжет был короткий и малоинформативный, хотя основную мысль они передать, как я понимаю, успели. Сказали, что теперь национальные республики, автономии могут оставлять себе больше доходов для собственного развития.

- Похоже, да только это все слова, декларации, русские от наших денег не откажутся. Меня сегодня вывела из себя наша ветеринариха. Понятно, что она русская и на наши интересы ей наплевать, это все понятно, но она же стала про дружбу народов рассуждать. Да, муж у нее бурят, ну и что? Вот и живи с ним, влюбляйтесь на здоровье, а нас не надо жизни учить. Как он вообще женился-то на ней, кожа да кости? Тьфу! - мать чертыхнувшись, начала готовить ужин.

- Мам, ты такая националистка стала в последнее время...

- Сэсэг, просто мне надоело жить так. Ведь как у нас говорят: глупец следует за глупцом, а телега за быком. Надоело быть глупцами и идти за глупцами. Знаешь, что по этой резолюции нам предлагается? Мы можем развивать свою культуру, потому что мы автономия в составе Иркутской области, и ни на какие деньги мы право не имеем. Пожалуйста, развивайте свое культурное наследие. То, что они на нашей земле живут, а нас в этот автономный округ как индейцев каких-нибудь в резервацию загнали - это нормально, а вот отделиться мы не можем, денег от доходов своей земли потребовать тоже не можем. Мы вообще ничего не можем, доченька. А теперь их еще куда-то несет, а мы с ними вместе должны идти покорно неизвестно куда. Я тебе так скажу: всю жизнь русские нас обманывали и обворовывали, и никакой возможности избавиться от этого, кроме как объединиться с Монголией у нас нет.

- Что ты такое говоришь? Причем тут русские? Разве ты не видишь, как они сами живут?

- Как? Ты в Ленинграде пять лет прожила, что плохо они там живут? Там самолеты, пароходы, метро, театры, а у нас что? Один несчастный ДК на весь поселок. Пусть убираются в свою Россию и там живут, как хотят. Мы на доходы от своей земли тоже здесь театров и метро понастроим, если у нас деньги наши не отбирать.

- Так мы тоже входим в состав РСФСР.

- Это мы по картам их входим. Карты же не мы рисовали. Это они нарисовали, как хотели.

- Мама, но никто нам не запрещает ехать жить хоть в сам Ленинград. Там есть буряты, буддийский храм и даже община при нем существует. Я же тебе рассказывала про наш храм. У меня все подруги были русские, ну или украинки, не знаю, мы вообще-то по национальностям там не делились, и никто нас не делил. Какая разница?

- Это ты так говоришь, потому что в своем Ленинграде в русского влюбилась. Вообще нам от них одна беда. Самим надо жить, своим умом. С Монголией соединяться надо.

- А Монголия разве независимая была? Ее китайцы оккупировали, пока полковник атамана Семенова их не прогнал и Богдо-хана не посадил на престол в Улан-Баторе, и независимость Монголии не дал. Сама же историю эту пересказывала, которую дед тебе рассказывал. Это же, правда.

- Не Улан-Батор, а Урга.

- Какая разница, мама, ты же поняла.

- Так, Унгерн за монголов, бурят был. Он когда Монголию освободил, на Иркутск пошел и Улан-Удэ, нас освобождать, тут его коммунисты обманом словили и казнили. Не говори о том, чего не понимаешь, и не спорь со мной, он святой человек был.

- Как ты можешь так говорить, ты же коммунистка?

- Да какая я коммунистка? Сказали на ответственную должность без партбилета нельзя, вот я и вступила. "Коммунистка", - усмехнувшись передразнила она дочь. - Хотя раньше верила. Нет, правда верила. Нас так учили. Отец про гражданскую войну разное рассказывал, хорошо ее помнил, поэтому сейчас я много по-другому понимать стала.

- Никогда я не думала, мама, что ты такое скажешь. Сама же меня воспитывала в любви к родной стране, слова про светлое будущее говорила.

Мать, не обращая внимания на слова Сэсэг, тем временем достала из холодильника большую кастрюлю, занимавшую добрую половину всего его объема, и стала перебирать куски свежей баранины, часть она перекладывала во второй эмалированный таз.

- Шулэп сегодня сделаю. Жаргал просил.

Кастрюлю она поставила обратно в холодильник, а таз с мясом понесла на летнюю кухню. Через несколько минут в дом слегка потянуло дымком печи, чуть позже к нему добавился запах вареной баранины. Еще через некоторое время Сэсэг услышала голос отца и младших братьев. Они вернулись с кошары. Отец зашел в дом и, не умываясь, сел за стол. С собой он принес густой дух табака, который перебил все остальные запахи. Вот и сейчас, посидев минут пять, он засунул руку в карман и достал оттуда засаленный кисет красного бархата. Набив трубку и закурив, он задумчиво посмотрел во двор через растворенную дверь, да так и застыл. Его глаза были полуприкрыты, он почти не моргал.

- Ты как себя чувствуешь, папа? - осторожно спросила Сэсэг.

Отец никак не отреагировал, слезящиеся глаза его теперь были закрыты. Только глазное яблоко едва заметно ворочалось под веком. Он выпускал дым, не вынимая трубки изо рта.

- Папа, - чуть громче позвала его Сэсэг.

- А? Что, дочка?

- Как день прошел?

- А, - как бы приходя в себя и осознавая вопрос, отец протянул скрипучим голосом, - хорошо прошел, дочка. Травы много, воды много. Жаргал сегодня целую телегу соли овцам привез. Все хорошо. - Он немного помолчал и спросил, - Где мой внук?

Отец никогда не называл Сереженьку внуком, за что Сэсэг поначалу обижалась на него, а потом решила, что, наверное, не стоит, раз он для себя так решил, то все равно уже будет называть как привык, поэтому вопрос отца сильно удивил ее.