Серое море Гренгавиума (СИ) - Страница 12
Гвейле откинулся на диване, словно пытаясь отодвинуться от нее дальше, он смотрел так, как смотрят на шипящую змею: гадливо, с неприязнью.
— Не учат? — спросила Тайтелин.
Он медленно, неохотно качнул головой.
— Тогда я начну с них, как только пойму, что ты решил поднять тревогу. Спящих резать легко… легче чем подменышей. И учти, я тебя не трону. Ты останешься жив. Сколько жизней ты обменяешь на свою, Гвейле Сон-Бейга?
Он был просто слабаком, идеалистом, таким, как и многие его коллеги, которых успела узнать Тайтелин. Но не трусом.
Поэтому он глухо отозвался, опуская взгляд:
— Ни одну. Я уйду с тобой, только не трогай никого. И… ты все равно не сможешь выйти.
Тайтелин не ответила. Она не умела строить глубокие многосложные планы, поэтому у нее был только один, очень простой.
— У тебя есть почти целая ночь, Гвейле Сон-Бейга. Время пошло.
Из укрытия за сухими цветами они вышли рука об руку, и Тайтелин постаралась, чтобы и его, и ее лица были четко видны на всех камерах.
Гвейле побрел по лестнице на верхние этажи, а Тайтелин зашла в свою комнату, немного поболтала с соседкой, притворилась, что легла спать, и дождалась, пока женщины уснут. Тайтелин посчитала, что лучше никакой лишней тревоги не поднимать. Забрала вещи, убедившись, что все крепко спят, и отправилась в апартаменты Гвейле. Несмотря ни на что, она нервничала и была готова к схватке, если вдруг молодой ученый решит искать помощи у безопасников.
Но он не искал. Открыл дверь, даже не удивившись тому, что Тайтелин знает, где он живет. Тайтелин не стала просвещать его, что узнала она это случайно, когда относила по поручению временного начальника записку. По дороге, как всегда, «заблудилась» и заодно поспрашивала, где что.
В середине тесной комнаты лежала стопка книг, куртка и сверток одежды. Книг было больше остального скарба. На столе высилось несколько стопок бумаг. Вообще было видно, что Гвейле все это время хватался по очереди за много дел и все бросил.
Тайтелин осмотрела стол, выудила записку. «Для Элве Тиор-ди». И отчаянная просьба не судить его, потому что… Слишком много ненужных подробностей, решила Тайтелин. И этот «Элве», кажется, тот самый безопасник, который был на ее собеседовании.
— Почему именно ему?
— Это мой друг, — глухо отозвался Гвейле, глядя, как она кладет записку себе в карман.
— Ты не спросил даже, почему ты нам нужен, — с некоторым любопытством сказала Тайтелин, проходя к дальней стене.
Она села прямо на пол, скрестив ноги.
— Я хотел, — нервно отозвался он. — Но… это, наверно, связано с последним моим исследованием, других я и не вижу причин.
— Ты узнаешь, — сообщила Тайтелин, хотя понятия не имела, узнает ли.
Про себя она решила, что ее это не касается. Ну исследование и исследование. Мало ли что там опять они решили изучать.
Лучше ее жизнь от этого не станет.
Откинув голову к стене, Тайтелин наблюдала сквозь приопущенные ресницы, как Гвейле неприкаянной тенью бродит по комнате. Когда он начинал присматриваться, не спит ли она, Тайтелин криво улыбалась, и Гвейле вздрагивал.
Она запретила ему брать все книги, и когда тот запротестовал, утверждая, что некоторые из них слишком ценные и редкие справочники, Тайтелин закинула их в свой полупустой рюкзак.
Перед рассветом, незадолго до смены караульных у входа, Тайтелин поднялась и размялась.
— Вставай! — хрипло бросила она. — Пора выходить. Когда я уйду, досчитай до трех дюжин и иди следом. Встречаемся у ворот.
Гвейле, который задремал на стуле, обнимая свой рюкзак, вздрогнул и осоловело посмотрел на нее.
Поколебавшись, Тайтелин тихо сказала:
— Я не боюсь оставлять тебя за спиной, Гвейле Сон-Бейга. Мне не страшно умирать, но я никогда не сделаю это в одиночку, вместе со мной уйдут многие твои товарищи.
Не дожидаясь ответа, Тайтелин отвернулась и вышла.
Конечно, этот Гвейле вполне мог сейчас вызвать помощь, если бы его страх пересилил благородство или что там им двигает. Но тут Тайтелин не соврала — она не боялась.
Кажется, страх остался где-то далеко позади, в той, настоящей жизни. Вместо него было какое-то омертвелое место, и Тайтелин иногда даже удивлялась, где же это чувство. Она могла нервничать, психовать, но не бояться на самом деле.
Перед выходом на крыльцо она выпила лилейный экстракт и бережно положила стеклянную ампулу так, чтобы ее случайно не затоптали, но заметили.
Привычно переждав, когда в глазах перестанет двоиться, она вступила в новый день, в солнечные лучи, рассветное небо и скрежет открываемых ворот. Пахло травами, железом и машинным маслом.
5. Мотоцикл
Саша думала, что встала раньше всех, но когда вышла на веранду с чашкой гадко пахнущего растворимого кофе, увидела на росистой траве в саду ультрамариновый коврик для йоги. Залитая утренним солнцем, вся в черном, Ада круто выгнулась на нем, без видимых усилий застыв в сложной асане.
Саша отошла в сторону, чтобы не надоедать ей взглядами, и устроилась в уголке веранды, на старом диванчике. Ветер был еще зябкий, но в прогнозе обещали солнце и почти жару, под двадцать три градуса.
Сейчас тоже размяться бы, подумала Саша. Но ей нужно было раз в пять больше самоуверенности, чем у нее присутствовало, чтобы встать рядом с прекрасной Адой и скрипеть суставами, изгибаясь в асанах.
— Как ни посмотрю на нее, так прям чувствую, что у меня внутри песок, — негромко фыркнул у нее над ухом Степа. — Ну-ка, подвинься, Санек. Чего рано так встала? Эй, это у тебя кофе? Хотя не… — он зевнул, — воняет жутко, подожду, пока кто-нибудь проснется и сварит нормальный.
— А сам чего так рано встал? — удивилась Саша и подвинулась, чтобы он сел рядом. — У нас кофеварка есть, только подсоединить надо и промыть, наверно.
Сама она кофе не умела варить, даже под чутким руководством знатоков у нее получалось невкусно.
— Ну, тогда подожду, пока кто-нибудь ответственный проснется, — добродушно сказал Степа. — А я привык рано вставать. Сам бы и рад подольше поспать, но не спится.
Саша помолчала.
— А здорово здесь, — сказал Степа. — Я и забыл, как тихо. И пахнет так… по-настоящему, землей и зеленью.
Саша зажмурилась, прислушиваясь.
— А ты чего Нину не привез? — спросила она. — Мы тебя с ней ждали. Приехал вместо этого с двумя мужиками.
Она засмеялась, но Степа только печально скривился.
— Нина сказала, что к матери поедет, тоже на дачу. Только у них там сельское хозяйство ого-го. Грядки, клумбы, все дела. Не то чтобы я в большом восторге от этого, но в прошлый раз, когда мы с ней ездили, я предлагал местным таджикам заплатить, чтобы они там копались. Ну, смысл нам горбатиться? А эти таджики ведь все равно ходят, работу ищут. Можно было отдохнуть нормально.
Степа вздохнул.
— А вместо этого поругался. Теперь Евгения Иванна считает меня тунеядцем и лодырем.
— Это будущая теща?
— Ну… если бы. Что-то мне все намекает, что не особо она горит желанием становиться мне тещей. Она вот и сейчас, сказала, чтоб Нина одна приезжала, без меня.
— Ты… долго ждал, Степа, — осторожно сказала Саша. Она сама не любила такие разговоры, но Степа был свой человек, не должен был обидеться. — Вы уже лет шесть вместе. Нина хорошая, и тебе ее надо было давно хватать и жениться, раз ей хотелось свадьбы. А то время идет, и мало ли как мама настроит ее теперь.
— А то я не знаю, — снова вздохнул Степа. — Я-то раньше думал, что нам с ней и так хорошо. Кому нужны штампы в паспорте? Что они меняют?
Саша пожала плечами.
— В глобальном плане — ничего, — сказала она. — Но ведь люди все разные, и не все думают, как мы. Извини, я не хотела тебя расстроить.
— А, забудь, — сказал Степа. — Мне и получше, если выговориться получается.
Саша хлебнула кофе и поморщилась.
— И на вкус гадость, — уныло сказала она. — Пойду-ка я, включу кофемашину.
— О-о, спасительница, — обрадовался Степа. — Если чего — зови, я пока подремлю тут.