Сергей Павлович Королев - Страница 73
И еще:
«Подводная лодка Шильдера особенно примечательна тем, что на ней впервые в мире была осуществлена попытка применить для вооружения ракетное оружие…»
А ведь это был 1838 год, более века назад. Королев перечитал и подчеркнул привлекшие его внимание строки.
Впрочем, начиналось все с сухопутной ракеты Р-11, «крестным отцом» которой был В. П. Мишин, двигатели для нее сделал А. М. Исаев. Летные испытания Р-11 начались весной 1953 года, в 1955-м она была принята на вооружение. Но еще раньше Королев побывал на Северном флоте, «напросился» на выход в море на подводной лодке. Уже тогда он загорелся идеей сделать морской вариант ракеты. И даже не просто морской, а подводной. Разыскал в Ленинграде Николая Никитича Исанина — главного конструктора подводных лодок (ЦКБ-16) и со свойственным ему упорством атаковал ленинградского ученого. Они поняли друг друга с полуслова. Разговор от идеи перешел к конкретным инженерным вариантам решения проблемы. Королев заявил, что у него есть ракета Р-11ФМ — морской вариант боевой баллистической ракеты, и теперь дело за подводной лодкой, он уверял Исанина, что ракета будет попадать точно в цель, стартуя с корабля, вне зависимости от того, что на море: штиль или шторм, в погруженном положении лодка или на поверхности.
Дело закрутилось. Ленинградский ученый Е. П. Рудяк разработал качающийся стенд для отработки пуска ракет в условиях, имитирующих морскую качку. Инженер А. П. Абрамов, заместитель Королева по ОКБ-1, занялся конструированием стартового комплекса для подлодки. Проект получил шифровое обозначение В-611 («Волна-611»).
Для проведения первых натурных испытаний командование флота выделило торпедную подводную лодку Б-67. Экипаж недоумевал: почему в четвертом отсеке вместо аккумуляторных батарей установлены две шахты. Подробности предстоящих испытаний знал лишь командир лодки капитан 2-го ранга Федор Иванович Козлов.
Но вначале испытания проводились в Капустином Яре, на площадке № 4, где располагался стенд, имитирующий качку в 4–5 баллов. Перед тем как моряки отправились в «сухопутную командировку», Королев пожелал встретиться с экипажем. Подводники были приглашены в ОКБ-1. На встрече присутствовали Королев, Мишин и Воскресенский. Главный конструктор начал с неожиданного вопроса:
— Вы любите свой корабль?
Моряки пожали плечами: мол, что за вопрос? Кто не любит корабль и море — во флоте не служит.
— Я в ином смысле, — поправился Королев. — Есть работа обычная, а есть необычная. Без любви и умения владеть инструментом, скажем так, ее не сделаешь. Вот мы и отправляем вас, чтобы научить владеть новым инструментом.
Потом был подробный инструктаж, пожелания главного конструктора, призывы к внимательности во всем…
В сентябре 1955 года Королев пригнал в Северодвинск спецвагон с небольшим залом для заседаний, кабинетом, другими помещениями для работы и отдыха. В ночь на 15 сентября на лодку погрузили ракеты. Ранним утром 16-го Б-67 вышла в море. Было тихо и пасмурно. Море — спокойное, и это расстраивало Королева, ему нужна была качка.
В надводном положении лодка пришла в заданную точку полигона. Сыграли «боевую тревогу». Королев надел шлемофон и поднялся в боевую рубку. Здесь, стоя рядом с командиром, он отдавал команды стартовикам. Голос главного конструктора был ровным, спокойным, хотя внутри все дрожало. Он старался подавить волнение, незаметно поправил взмокшую рубаху. Повторю: команды по циркуляру звучали с тем спокойствием, которое никак не соответствовало моменту. Королев знал, что люди тоже очень волнуются, что он обязан снять это волнение, тогда и сам успокоится.
Главный конструктор выдержал паузу, смахнул пот со лба и громко произнес:
— Пуск!
И вот тут наступило минутное замешательство. Все были уверены что после команды главного конструктора начнет громыхать, а тут вдруг полная тишина. Такое длилось какой-то миг, ну чуть больше, а потом — загремело, загрохотало. Громче, громче… Потом звук стал стихать… И всё!
— Ушла, — не сдержал волнения Королев. — Ушла! — И взглянул на часы — стрелки показывали 17.32.
Когда вернулись на базу и отмечали событие, Королев спросил капитана 2-го ранга Козлова:
— Вам знакома фамилия Жмелев?
— Шмелев? — перепросил офицер.
— Нет, именно Жмелев, — повторил Королев.
— Нет, Сергей Павлович, не припомню такого. А кто он
— Мичман Жмелев — первый русский офицер-подводник, который командовал подводной лодкой конструкции генерала Александра Андреевича Шильдера. Эта лодка, — Королев поднял палец, — была вооружена ракетами. Так что не мы с вами первые.
В последний свой приезд в Северодвинск Королев сказал морякам:
— Теперь со всеми вопросами, касающимися ракет для подводных лодок, обращаться к Виктору Петровичу Макееву.
Ни командующему флотом, ни командирам кораблей эта фамилия ничего не говорила, ее слышали впервые.
К тому времени проблема подводного старта была решена, и вопросы создания баллистических ракет морского базирования требовалось ставить на солидную основу: организовать специальное КБ и завод, способные самостоятельно разрабатывать новые проекты. Эстафету этих работ Сергей Павлович передал своему ученику В. П. Макееву. Филиал ОКБ-1 вначале базировался в южноуральском Златоусте (СКБ-385), а впоследствии стал самостоятельной фирмой и переехал в город Миасс.
После принятия на вооружение ракеты Р-7 встал вопрос и о ее серийном производстве. Базой стали два завода в Куйбышеве: самолетостроительный № 1 и моторостроительный № 24. Процесс серийного изготовления ракет и одновременная их модернизация требовали оперативного конструкторского сопровождения. Королев добился, чтобы в Куйбышеве был создан филиал № 3 ОКБ-1, а ведущим конструктором назначен Дмитрий Ильич Козлов, его сподвижник, ведущий конструктор «семерки». С годами филиал стал Центральным специализированным конструкторским бюро (ЦСКБ), кроме ракет среднего класса («Восток», «Молния» и «Союз») здесь создавались космические аппараты военного и народнохозяйственного назначения.
Своих преемников Королев напутствовал сдержанно:
— Объяснять ничего не буду, в том, что вы справитесь, не сомневаюсь. Более того, уверен — пойдете дальше. Так и надо. С Богом…
Своих выдвиженцев Сергей Павлович не опекал, не досаждал звонками, не заставлял докладывать обо всем в Подлипки, хотя и отслеживал ход всех разработок. Третьим «отщепенцем» (так шутливо называл их Сергей Павлович) стал Михаил Федорович Решетнев.
— Зайди, — вызвал его по селектору Королев.
Начал без обиняков: — Я говорил с Хрущевым, он обещал нам филиал в Красноярске. Там есть артиллерийский завод. Будешь один во всех лицах, сам себе хозяин. — Он внимательно посмотрел на Решетнева. — Далеко от границы, если что — мы к тебе…
Завод № 1001, под вывеской «Машиностроителный», носил имя К. Е. Ворошилова, а в народе его называли «Тысяча и одна ночь». Предстояло развернуть выпуск Р-7, потом Р-9. В 1965 году Королев передал красноярскому КБ спутники связи «Молния-1».
— Ты справишься, Михаил. Сейчас могу сказать, что мне особенно нравится в тебе: ты «решаешь вопросы», а не «принимаешь решения». Так и продолжай.
В конце 60-х годов западнее Второй площадки, с которой запускали Гагарина, километрах в пяти от нее, в «запретном квадрате» возвышался причудливый монумент в виде огромной колонны в окружении ажурных ферм, теперь уже исчезнувший из памяти многих, но достойный оставить в ней след, потому что это сооружение — своеобразный символ целеустремленности и таланта многих людей. Я говорю «монумент», хотя это была конструкция, лишь временно поставленная здесь, чтобы потом покинуть свое место навсегда. В этой казахстанской пустыне, открытой ветрам и солнцу, и сама колонна, и фермы, и огромное здание монтажно-испытательного корпуса, и разбросанные вокруг низенькие служебные постройки вырисовывались на фоне ночного звездного неба фантастическим силуэтом. Трудно было поверить, что все это со временем исчезнет. Но оно исчезло. Увы, навсегда…