Серебряные звезды - Страница 8

— Закуришь? Крути.

Он протянул мне помятую и влажную пачку махорки.

Шел 1943 год. Свентокшиская пуща и леса Секерно, а особенно так называемый лес Выкус все чаще оглашались выстрелами партизанского оружия. Кончилось время безнаказанности, когда в деревнях хозяйничали разные представители администрации оккупантов. Партизаны прогоняли этих непрошеных гостей, а особенно надоедливых наказывали — начиная от порки и кончая смертным приговором.

Мне к этому времени исполнилось восемнадцать, и я, как каждый молодой парень, очень интересовался вооруженной борьбой. Мы с товарищами говорили о деятельности партизан, о каждом подорванном эшелоне, о каждом акте возмездия гитлеровским прислужникам. Все это я переживал с волнением и радовался каждому, даже самому маленькому успеху партизан. Жители окрестностей часто повторяли имена таких партизанских командиров, как Зигмунт, Гураль, Бжоза, Сашка, и рассказывали прямо-таки легенды об их мужестве и отваге, благородстве и помощи, которую они оказывали бедным крестьянам.

Время от времени мы слышали рассказы и о других партизанах, которых в деревнях называли «панскими». Эти, напротив, специально не беспокоили немцев, щадили помещичьи усадьбы панов Котковских, Рафальских, Ветшиковских, богатевших в это время, а у бедных хозяев забирали остатки продовольствия, одежды, инвентаря. «Панские» партизаны бросались различными патриотическими лозунгами, но все меньше и меньше людей верило им.

Зато с каждым днем рос авторитет и популярность ГШР и ее вооруженной организации — Гвардии Людовой. В тот период мы были свидетелями интересного явления в Келецком воеводстве — масса людей выходила из других подпольных организаций, чтобы вступить в Гвардию Людову. Так росли ряды народных партизан, к которым я вместе с моими товарищами стремился попасть.

Моим идейным воспитателем стал Павел Пожога, продавец из магазина в Сержавах. Все началось с обычных разговоров. Со временем Пожога сказал мне, что он член ППР, и познакомил меня с целями и задачами, выдвинутыми партией в ее программе. Позже мы вместе читали подпольную прессу и листовки, которые он приносил с собой в магазин.

В декабре Пожога попросил меня помочь ему в распространении листовок. Он должен был доставить их на следующий день, а я — наклеить на колокольню костела в ближайшей деревне Свентомаж.

В ту ночь я от волнения не мог заснуть. До утра строил планы, обдумывал, как выполнить задание. Приходившие в голову варианты казались мне неудачными. Я рано встал, измученный и невыспавшийся. Работа у меня валилась из рук. День тянулся бесконечно. Но вот настал долгожданный вечер. Я побежал к Пожоге. Мне еще долго пришлось ждать, прежде чем вышли последние покупатели и магазин можно было закрыть. Когда мы остались одни, Пожога вытащил из-под мешков с солью листовки, из ящика в столе клей и, вручая мне все это, посоветовал соблюдать максимум осторожности.

Ночь стояла тихая, морозная. Два километра до колокольни я преодолел меньше чем за двадцать минут. Расклеивание листовок не составило особого труда.

На следующий день, в воскресенье, рано утром я отправился в соседнюю деревню, чтобы узнать, что говорят жители о листовках. Я заметил, что у колокольни стоят люди, энергично ведущие спор. Это обеспокоило в конце концов ксендза, и он приказал сторожу сорвать листовки.

На другой день Пожога похвалил меня за хорошее выполнение задания и предложил вступить в партию. Я очень обрадовался этому предложению и сказал, что хочу стать членом ППР. Тогда Пожога вручил мне отпечатанный на стеклографе текст присяги, с которым он порекомендовал ознакомиться. Этот текст я выучил наизусть. Приняли от меня присягу 1 января 1944 года. Это произошло в магазине Пожоги. Так я стал членом партии.

Спустя некоторое время мне поручили вовлечь в ряды ППР двух человек из числа моих товарищей. Выбор мой пал на Глушека и Похеця. Эти кандидатуры были одобрены Пожогой. Я начал проводить с ними разъяснительную работу, в результате которой принял присягу от Глушека в апреле, а от Похеця в мае. С этого времени я стал старшим партийной тройки. Теперь мы вместе читали подпольную прессу, листовки и призывы, которые я продолжал получать от Пожоги.

Летом 1944 года исполнилась моя самая большая мечта. Партия направила меня в партизанский отряд. Я стал солдатом 1-й бригады Армии Людовой имени Келецкой земли.

Большое впечатление произвели на меня похороны партизана, который воевал в наших краях в последние дни февраля 1944 года.

В то время в деревне Краски около Островца располагались два отряда АЛ. Одним из них, имени Завиши Чарного, командовал Вжос (Вацлав Млынек), а вторым, имени Валериана Лукасиньского, — Кен (Юзеф Гулиньский).

В один из дней рано утром в деревню ворвался сильный отряд гитлеровской жандармерии. Командиры партизанских отрядов отдавали себе отчет, что их силы позволяют принять бой, однако они должны были отступить в глубь леса.

Обеспечить отход отрядов получил приказание Вильк (Петр Шиманьский) со своей группой. Они должны были сдержать противника, а затем оторваться от него. Первую часть задачи Вильк со своими ребятами выполнил прекрасно. Под их огнем гитлеровцы залегли на окраине деревни, благодаря чему партизаны смогли из нее выйти.

Наступило время отхода группы прикрытия. Эта задача оказалась намного труднее. В один из моментов Вильк отдал своим людям приказ догнать основные силы и объяснил, что сам прикроет огнем из ручного пулемета. Какое-то время его «Дегтярев» сдерживал несколько десятков гитлеровцев. Однако во время одной из перебежек Вильк получил очередь в грудь и в живот из автомата.

Партизаны бросились к своему командиру на помощь, подняли на руки и потерявшего сознание вынесли с поля боя. Они спешили, зная, что жизнь раненого зависит от скорейшего проведения операции, а полевой госпиталь находился в Воле-Груецкой. Чтобы туда добраться, нужно было прежде всего оторваться от гитлеровцев, а затем проделать несколько километров трудного пути.

В ближайшем кустарнике они наложили Вильку временную повязку, сделали из плаща носилки и по очереди, то пробираясь ползком, то преодолевая пространство бегом, двигались в намеченном направлении.

Наконец они добрались до цели. Вот и Воля-Груецка. Партизаны входят в дом Стефана Качмарского. Здесь находится и начальник районного госпиталя АЛ Король, очень популярная фигура среди партизан. Он — советский офицер, бывший военнопленный, убежал из лагеря. И всегда готов оказать необходимую помощь.

Король осматривает раненого, бледного как мел и уже даже не стонущего. «Нужно немедленно оперировать, может, удастся спасти его», — решает врач. Он знает, что ему будет тяжело. Он ведь только терапевт, а не хирург. Операцию придется делать без наркоза и примитивными инструментами.

Качмарский подготавливает в риге стол, его жена кипятит воду. Начинается трудная борьба за жизнь человека. Ее выигрывает смерть. Раненый умирает от потери крови, а для переливания новой не было условий.

Немцы знали, что партизаны укрыли раненого в одной из окрестных деревень, и стали искать. Пришли и к Качмарскому. Когда сообщили, что едут жандармы, хозяин завернул тело умершего в простынь и засыпал его сечкой в риге.

Несколько минут спустя фашисты вскочили во двор. Они делали вид, что им будто известно, что раненого партизана спрятали здесь. С яростью налетев на хозяина, стали его бить. Они били его жену и детей. Перерыли все до мелочей, но им не удалось ничего узнать. Так и уехали ни с чем.

Вечером в полной тишине состоялось погребение партизана. Гроб сделали из простых, необструганных досок. Несколько жителей деревни молча выкопали могилу. Вот так был похоронен наш боевой товарищ.

С начала существования 1-й бригады АЛ имени Келецкой земли ею командовал Зигмунт (Генрик Половняк).