Сердцеед (ЛП) - Страница 69

Я была так сфокусирована на обличении Малкольма Сента, что позволила своей защите пасть, не осознавая, что каждый раз, когда он открывался, он на самом деле обличал меня саму. Я начала мечтать о вещах, которых никогда раньше не хотела. Я была неудержима в попытках узнать больше об этом мужчине. Его тайну. Почему он так скрытен? Почему ему всего недостаточно? Вскоре я узнала, что он был не болтлив, но всегда использовал правильные слова. Человек действий. Я говорила себе, что каждая капля информации, что я добыла, была для статьи, но знания, которых я так жаждала, касались меня самой.

Я хотела знать обо всем. Хотела дышать им. Жить им.

Но самым неожиданным стало то, что Сент следовал за мной. Неотступно. Беззаветно. И неустанно. Я поверить не могла, что он может быть заинтересован во мне. Меня никогда так не добивались, никогда не интриговали. Я никогда не чувствовала такую связь с чем-то, с кем-то.

Я не ожидала, что моя история изменится, но она изменилась. С историями такое случается — ты начинаешь копать и узнаешь что-то совершенно иное. Я не пыталась влюбиться, потерять разум и рассудок из-за самых прекрасных зеленых глаз на свете, не пыталась сойти с ума от желания. Но в результате я нашла небольшой кусочек своей души, небольшой, но не такой уж и маленький. Выше метра восьмидесяти, с плечами в метр шириной, ручища вдвое больше моих, зеленые глаза, темные волосы, умен, амбициозен, добрый, щедрый, властный, сексуальный и полностью меня поглотивший.

Я жалею о том, что врала, и себе, и ему, я жалею, что мне не хватило опыта распознать свои чувства. Я жалею, что не берегла каждую секунду, проведенную с ним, потому что я ценю эти мгновения более всего.

Как бы то ни было, я не жалею об этой истории. Его истории. Моей истории. Нашей истории.

Я бы пошла на это снова, ради одного лишь мгновения с ним. Я бы сделала все это снова с ним. Я бы прыгнула вслепую, если бы был хоть 0,01%-ый шанс, что он все еще там, ждет, чтобы поймать меня.

Суббота.

Четвертая, с тех пор, как все произошло.

В моей почте в папке «Черновики» все так же десятки писем, которые я никогда не отправлю ему.

Я все еще (даже больше, чем раньше) живу в стране «что было бы, если бы», и, поверьте, это весьма печальная страна. В почтовом индексе здесь сплошные утраты, вы вдыхаете сожаление с каждым вдохом, печаль просачивается всюду и от нее нигде не спрятаться.

Чаще всего на перемены людей подталкивают именно отчаяние и горестные муки.

Печаль обезоруживает, лишает сил. Гнев же, напротив, требует действий и воли. Но я не могу злиться, когда сама стала причиной своих невзгод.

Я проводила выходные у окна своей квартиры, пытаясь заставить себя выйти наружу, но так и собралась.

Никому не позволяйте говорить, что ваша жизнь вернется в норму после урагана.

У меня тонны папок с фотографиями, которые я не могу открыть.

Номер, который я не могу набрать.

Рубашка, которую я не могу носить.

Имя, которое я не могу произносить вслух.

Воспоминания о глазах, которые буду преследовать меня вечно.

Я живу в страхе больше никогда не увидеть эти глаза. И в еще большем страхе от мысли, что я в них прочту, если увижу...

Хелен была недовольна, мол, она получила не то, что хотела.

Она сказала, что это было «любовное письмо, адресованное Сенту».

Но все мы знаем, что истории такими и есть. Истории меняются. Так же, как и люди. Мы меняемся, когда страдаем, когда берем, когда даем, когда любим. Когда теряешь объект своей любви, то твоя реальность навсегда меняется, обратной дороги нет. Тебе приходится строить более крепкие стены, изменить свои ожидания и ждать солнечного света.

Нигде нет такого солнечного света, как в Чикаго — оранжево-золотое свечение переливается над зданиями, отражаясь в зеркальных окнах. Я наблюдала за рассветами и закатами, наблюдала за дождем из этого самого окна. Я наблюдала за тем, как Джина уходила, как мимо проезжали машины, не фокусируясь на том, какого они цвета, лишь на том, что ни одна из них не принадлежала ему.

Стоящий рядом ноутбук пикнул. Джина ушла на обед с Уинн, но я, кажется, все еще не могу найти в себе силы, чтобы начать работать.

Я пытаюсь работать над новой статьей. Статьей с хорошим материалом. О людях. Потерях. Надежде. И... прощении. Я наливаю чай, когда телефон вибрирует. Номера нет в списке контактов.

Я останавливаюсь, ставлю чашку, затем отвечаю.

— Мисс Ливингстон, это Кэтрин Улисс.

Я замираю.

Личный ассистент Сента.

— Вы слышите меня?

Мое сердце. Мое сердце готово буквально выпрыгнуть мне на колени.

— Да, я слушаю.

— Он бы хотел встретиться с вами в своем офисе.

Я закрываю глаза.

— Сказать ему, что вы отказались?

— НЕТ! Я... в котором часу? Я буду, — мои пальцы дрожат, пока я записываю время, а стоит положить трубку, как они принимаются нервно выводить какие-то каракули.

Весь мир начинает плыть, я заставляю себя опустить ручку. Смотрю на часы. На дату. На знак вопроса. Сердце. И имя Малкольма, которое написала вместе со всем остальным.

Я наконец-то увижусь с ним. Не представляю, что я скажу, откуда начну, как это вообще может сработать.

Я представляю, как целую его, набираюсь храбрости, чтобы сказать, что люблю его.

Я представляю, как, возможно, всплакну, потому что этот месяц был худшим за всю мою жизнь.

Я представляю его во всей красе и в груди тут же вспыхивает огонь, кровь кипит.

Его офис.

«М4».

Сент.

Я чищу зубы, принимаю душ, затем бегу к шкафу, распахиваю двери, рассматриваю свою одежду, надеясь, что один из нарядов, правильный наряд, выступит вперед и закричит НАДЕНЬ МЕНЯ, ОН НЕ СМОЖЕТ СКАЗАТЬ ТЕБЕ НЕТ В ЭТОЙ ОДЕЖДЕ! Вместо этого перед глазами только рукава и ничего, ничего, подходящего для этого момента. В шкафу спрятана его рубашка. Я так любила спать в ней. Она окутывала меня, как его объятия, в ней мне снились самые лучшие сны, иногда даже эротические, даже когда проходило всего ничего с момента его настоящих объятий. Я достаю ее и смотрю на нее, мне ее так не хватало. Затем я снова прячу ее в секции с платьями.

Я выбираю что-то белое, белый свитер с высокой горловиной, пару светло-голубых джинсов, угги.

Я чувствую себя обнаженной, все мои стены пали. Я расчесываю волосы и наношу немного светло-персиковой помады. Смотрю на себя в зеркало, мои светло-серые глаза глядят в ответ, такие беззащитные, как никогда.

Потому что я собираюсь сказать ему правду, всю правду.

И я заслуживаю любую его реакцию.

В «М4» я захожу в лифт, дрожа.

Наша самая сложная эмоция, вшитая в наши тела, наши разумы, наши души, наши сердца.

К какой бы этнической группе вы ни принадлежали, каждый человек, в прошлом или настоящем, каждый в будущем, хочет почувствовать это. То, как я чувствую себя прямо сейчас, простая девчонка, которая надеется и мечтает, умирает от желания увидеть его, молиться, чтобы парень, которого она любит, любил ее в ответ.

Мое горло сжалось так сильно, что я не могу говорить, когда выхожу из лифта. Все четверо его ассистентов поднимают головы от компьютеров.

— Я... здесь, чтобы встретиться...

— Минутку, — отвечает мне Кэтрин.

Я стою здесь, размышляя, будет ли он пахнуть так же, как я запомнила, будет ли так же смотреть на меня. Будет ли он улыбаться или хмуриться, возненавидит ли меня до скончания времен, вообще, думает ли он обо мне. Скучает ли.

Если он сейчас со мной встретиться, то это уже и не важно. Все, чего я хочу, это взглянуть на него еще раз. Услышать его голос.

Наконец Кэтрин кладет трубку и кивает мне, подходя к двери и распахивая ее для меня. Я вхожу в его кабинет.