Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья - Страница 4

«Не собирался…» Как те Колиньяры! Обер-прокурор с братцем доводили до бунта провинцию и совали королю изнасилованную деву, столяр стрелял по солдатам. Да плевать ему было, попадет в кого или нет, главное – натравить, наконец, власти на соседа!

Позицию, надо отдать ему должное, Постник выбрал удобную, но «фульгатов» он не учел, а потом и вовсе впал в слабоумие. Дураку бы бросить оружие и прикинуться выбежавшим на шум добропорядочным горожанином, а он помчался к бондарю, надеясь средь бела дня сунуть арбалет в собачью будку и прошмыгнуть домой через тайный лаз.

– Я потерял голову… я никогда… я всегда… вашим людям… вреда… он – изменник… нужно остановить… особенно сейчас…

– А-а-а! – проорало из-за бочек. – Скулишь, вражина?! Он – убийца, монсеньор, и еще он в заговоре!..

– Лжец! – взвыл стрелок, пытаясь развернуться лицом к сопровождаемому драгуном врагу.

Прозвища в Мишорье давать умели. Скоромник был толст и румян в той же мере, в какой Постник – зелен и худ. И еще бондарь был невероятно, до сияния счастлив, так могла бы сиять перезревшая тыква, глядя, как огородник солит огурцы.

– Фрида! – ликующий вопль напомнил сразу о триумфальных маршах маэстро Алессандри и агмштадской глупости самого Ли. – Фрида! Где тебя носит, язва конопатая!

Выбежавшая служанка действительно была конопатой – вопреки зиме и далеко не юному возрасту; впрочем, она была бы недурна, не лиловей под глазом здоровенный синяк.

– Вина! – неистовствовал Скоромник. – Пива! Красный бочонок! Целый!!! Всем, кто выловил эту вошь! А ведь я докладывал… Я сообщал, я целых шесть лет…

Скромный кэналлиец всегда может увязаться за служанкой, Лионель и увязался – проверить мелькнувшую догадку можно было, не покидая двора, но Проэмперадору захотелось взглянуть на дом. Повелитель бочек жил хорошо, а обилие герани, вазочек и вышитых подушечек выдавало душу если не сентиментальную, то женатую и подчиненную вкусам супруги. Которой самое время было бы появиться.

– А хозяйка-то где? – полюбопытствовал Ли, став кем-то вроде Мишеля. – В отъезде или приболела?

– Ох, – Фрида и не думала скрытничать, – пластом второй день лежит!

– Упала? – «Мишель» с намеком и сочувствием уставился на подбитый глаз, – или муженек… приголубил?

– Он! – эта Фрида взгляды понимала правильно. – Ручища-то как лопата.

– Вот же скот! – развил наступление маршал. – Видать, правду этот, как его, говорит…

– Да не водилось за ним такого! – подтвердила возникшие подозрения служанка. – Не то б они с Постником давно друг друга порешили, а так бумажки писали да чинуш обхаживали.

– Неужели?

– Чего мне врать? – буркнула язва, обтирая мятым полотенцем красный в золотых цветах бочонок. – А нас с хозяйкой святой Конрад покарал, не иначе. Первым-то сосед лапы распустил. Трепло Бови, аптекарь который, шепнул, что от Постничихи за настойкой от синяков прибегали, мы и посмеялись. Дескать, пилила столярша своего столяра, пилила и допилилась. Кто же знал…

– Никто, – подтвердил Савиньяк, водружая на плечо расписное диво. Создатель золотых розанов талантом не уступал создателю розовых лебедей, но темперамент у него был другой, как и покупатели. Лебединые рамочки влекли алчущих нежности, цветастые бочки предполагали буйство страстей, но Скоромник смирно сидел средь гераней, а не менее терпеливого Постника пилила супруга. Два тихих врага годами уповали на кляузы и взятки. Они бы и дальше писали доносы и боялись жен, но кто-то расплескал колодцы, и тихони осмелели.

– Может, перепили с кем? – продолжил светскую беседу «Мишель», – встретили там кого, ну и…

Конопатая Фрида, хоть и побитая и изруганная, осталась справедливой и объяснила, что хозяин на стороне не пил, зато выяснилось, что на прошлой неделе враги очередной раз сошлись в суде. В страшной сказке Скоромник Постника бы укусил, в страшной жизни бондарю хватило пары часов в одной комнате с наглотавшимся скверны столяром.

– Осторожнее тут, – предупредила спутница, – дверь не про вас, низковата.

Савиньяк по-адуански хохотнул и галантно пропустил даму вперед, дама умело подобрала юбки, явив миру недурные щиколотки. Подбитый глаз жизни не помеха, ей ничто не помеха, кроме смерти.

На дворе прибавилось подмастерьев и драгун, среди которых мялась пара судейских и блестел счастливыми глазками живчик средних лет, его Ли тут же записал в аптекари. Вальдес вполуха слушал похожего на Гогенлоэ старика с цепью выборного, Постник так и сидел у стены, а у ног отдувающегося Скоромника появилась корзина – похоже, в винный погреб бондарь лазил лично.

– Зелены оба, – доложил по-кэналлийски Лионель, ставя ношу наземь. – Попробуй поджечь.

– Сейчас мы выпьем, – подскочивший Скоромник затряс пыльной бутылкой, – мы будем пить, и доблестные солдаты будут пить, а преступник будет дрыгаться в петле. Это отличное вино и отличный день, лучший день в моей жизни…

– Вино не трясут, – Вальдес ослепительно улыбнулся, – но последний день многим кажется лучшим. Развяжите столяра, он меня убедил.

– Как?!

– Так не покушаются, а за дурные шутки я не вешаю. Особенно если в них не все шутка!

– Монсеньор, – столяр молитвенно сложил развязанные руки. – Монсеньор… Умоляю во имя блага Талига… Скоромник, то есть мастер Пессон, – изменник. Он в сговоре!

– Не сейчас, – благожелательность Ротгера сделала бы честь мышкующему коту, – переоденьтесь, отдохните и, если судьбе будет угодно, вечерком приходите. Вы мне напомнили старого знакомого, я его никогда не забуду и уже никогда не увижу.

– Я… О, монсеньор! Я обязательно, обязательно… Монсеньор ценит мореный дуб?

– Ценю, – адмирал подхватил под руку выборного и отошел, оставляя столяра наедине с бондарем и бушующими чувствами. Чувства искали выход и нашли.

– Что, убийца? – окончательно развязанный Постник уже не шелестел, а скрипел, как несмазанная дверь. – Думал винишком купить? И кого? Самого адмирала Вальдеса!

Скоромник не отвечал. Тяжело отдуваясь и багровея, он пепелил врага взглядом, только враг не пепелился, напротив, вид онемевшего недруга пробудил в нем удаль. Окончательно расхрабрившись, столяр атаковал. Тощая фигура, неуклюже замахиваясь, галопом проскочила мимо «сержанта» Савиньяка, и вот она, вожделенная цель!

– Брюхо ты ходячее, – растопыренная пятерня метнулась к пламенеющей щеке, – да я тебе… в тебя…

– Ты?! – проревело в ответ. – Меня?!

Ответная затрещина сбила разогнавшегося столяра с ног. Отлетев назад и кувыркнувшись, Постник с воплем ринулся к валяющейся в паре шагов здоровенной жердине. Похоже, той самой, которой уже пытался отбиваться от «фульгатов», но Муха вовремя наступил на неё сапогом.

– Убью-ю-ю! – воет белоглазая оскаленная тварь, озираясь по сторонам. У твари, к её сожалению, нет ни клыков, ни когтей, она ищет, чем убить, и находит! Странного вида топор на длинной ручке – с лезвием, посаженным поперек. Но поперек оно или вдоль, голову-то всяко проломит, вот прямо сейчас, вот эту ненавистную голову!

– А ну, подходи! – мощный бондарь уже потрясает вторым топором. Обычным. – Глист!.. Мощи вонючие…

– Молчать! – бросает «успевший» вернуться Ротгер. – Не сметь трогать нужного мне человека!

Скоромник сотрясается всем телом и разворачивается к адмиралу. На багряной, как надорский штандарт, морде знакомо белеют полные смерти глаза.

– Так он тебе нужен?!! Купил, сволочь тощая!!! Все вы такие… Сдохни…

Длинный, достойный сразу и жабы, и льва прыжок, вскинутый над головой топор. До Вальдеса не больше шага, но Мишель уже рядом, уже за спиной. Веревка захлестывает запястья бесноватого, рывок осаживает тушу назад. Мгновение, и с двух сторон налетают «фульгаты», сбивают с ног, начинают сноровисто вязать.

– Больше эти телеса мне не нужны, – Вальдес слегка подвигается, давая взглянуть, как то же самое проделывают со столяром, – как и мощи. Но как же роскошно мог уйти из жизни Бе-Ме, ограничься он сушей. Увы, в море трус остается трусом. Эномбрэдастрапэ!