Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья - Страница 16

Девушка тепло и достойно оделась, повязала зеленую ленту из Франциск-Вельде и выглянула из своей комнаты – она не хотела лгать подруге, а объяснять пришлось бы слишком многое; это бы принесло боль обеим и украло время. За дверью стояла темная тишина, ее не нарушал даже кот, лишь внизу слышались приглушенные голоса. Мэллит мгновенье помедлила и быстро спустилась к вновь охраняемой двери. Ей повезло – воин Герхард как раз наставлял ночного стража, чьи глаза были смышлеными, а нос – кривым.

– Я должна видеть полковника Придда, – девушка задрала голову, ловя взгляд названного Герхардом. – Это важней важного и неотложней срочного.

Огромный не удивился, он много лет служил Повелевающим Волнами и привык к странному.

– Вашим ходом не меньше получаса, – предупредил он, – а ночь морозная.

– Я не устану, – заверила гоганни, – и не замерзну.

– Как скажете, барышня. Август, снимешь железяки, когда я тебе отвечу и открою замок ключом.

Герхард взял пистолеты и сам подал ничтожной плащ, лишь тогда страж Август отодвинул засов и снял крюк и цепь. Холод пах дымом множества печей, а прояснившееся небо радовало звездами. В Агарисе Мэллит не понимала зиму, здесь она полюбила серебро и тьму.

– Обопритесь на меня, под снегом может быть лед.

– Я благодарна.

Вдвоем они шли улицами, сперва тихими, затем полными воинской суеты. Лицо обжигал мороз, а сердце – два страха, и первый боялся второго. Если первородный Валентин скажет о неизбежном, боль опередит саму потерю. Разум призывал предпочесть надежду, но гоганни не повернула, хотя дважды была к этому близка.

– Монсеньор квартирует здесь, – сказал спутник и замолчал. Роскошная бы напомнила, что у полковника Придда мало времени и очень много дел, но Мэллит это знала и так.

– Я скажу главное, – пообещала девушка, – и мы сразу уйдем.

Возле открытых ворот стояли лошади с поседевшими от инея мордами, и одна из них была бы под стать Герхарду. Мэллит вспомнила, как брат Селины хвалил маленького капрала, который ездит на большой серой как мышь кобыле и все замечает. Если остроглазого посылают с «лиловыми», поход будет нелегким. Нога Мэллит заскользила по скрытому льду, но не слишком, девушка бы не упала, даже не поддержи ее спутник. В Талиге боятся споткнуться перед важным, а для правнуков Кабиоховых, пошатнувшись, удержаться на ногах – лучшая из примет: не упавший на дороге устоит и на путях судеб.

– Барышня, – окликнул Герхард, – нам сюда.

Они обогнули две не до конца загруженные телеги, за которыми горели дающие свет костры и работали воины. Здесь каждый знал свое дело и занимался им, так было заведено и на отцовских кухнях, а нареченный Куртом говорил: когда есть порядок, двое сделают больше четверых. Это казалось верным, но как быть с тем, что можно сделать, лишь отказавшись от правил и забыв о лучших советах? Девушка думала об этом, когда из-за росших у крыльца кустов быстро вышел молодой кавалерист. Света хватало, и гоганни узнала теньента Арно. Младший из рода Савиньяк походил на брата, как трава походит на дерево, кот на леопарда и костер на пожар, его лицо будило сразу и память о счастье, и страх потери.

– Виконт! – офицер, крепкий, будто корень сельдерея, крикнул что-то странное про дорогу и перины. В ответ Арно махнул рукой и весело засмеялся, значит, весть, что привела сюда ничтожную, его миновала. Девушка как могла низко опустила капюшон, но радостный смотрел прямо перед собой и торопился.

– Сюда, сударыня, – повторил спутник, и они вошли в бурую дверь. Караульные даже не шевельнулись, но это не было небреженьем – первородный доверял большому Герхарду.

– Где? – коротко спросил великан, и ему ответили про хозяйскую гостиную и что-то еще: слова «падеборн» Мэллит пока не знала.

Полковник Придд сидел за столом и быстро писал; заслышав шаги, он сперва поднял голову, а затем, отложив перо, встал. Мэллит помнила, как нужно начинать разговор – следовало сказать «герцог, мое появленье должно вас удивить, но я прошу о приватной беседе», однако первым заговорил первородный.

– Доброй ночи, баронесса, – хозяин не казался раздраженным, но он скрывал свои чувства, как вода – рыб и водоросли. – Полагаю, вас привело неотложное дело.

– Это так, – подтвердила Мэллит, и они поднялись в маленькую комнату на втором этаже.

– Садитесь, баронесса, – Валентин указал на одинокий стул, что стоял возле печи, и отошел к окну, – надеюсь, вы не слишком замерзли.

– Ваши зимы холодны, но красивы. У полковника Придда мало времени, и днем он сказал все, что считал нужным, а я хочу большего. Проэмперадор Савиньяк, когда покидал город, никому не поручал мою подругу и меня, почему он сделал это сейчас? В Аконе остаются другие воины, а вы уходите. Возле вашего дома стоит большая кобыла, на которой ездит лучший из разведчиков. Если он идет с вами, вам поручено важное.

– Вы правы, баронесса.

– Баронесса не станет спрашивать о вашей цели, она пришла за другим. Вы приняли поручение Проэмперадора, потому что намерены вернуться и исполнить. Проэмперадор поручил вам защитить подругу и… ничтожную. Так поступают, уходя туда, откуда не возвращаются, но нареченный Арно смеется. Первородный Валентин не хочет вливать прежде времени в сердце друга горечь, и он прав, только у ничтожной нет сердца, ее не нужно беречь!

– Не готов согласиться с двумя последними утверждениями, – Повелевающий Волнами отодвинул занавеску, и Мэллит увидела кувшин с ветвями рябины, – но вы пришли отнюдь не за моим мнением на ваш счет. Тем не менее я не могу не отдать должное вашему уму и наблюдательности. Вы угадали – наше положение изменилось. Проэмперадор был вынужден пересмотреть первоначальный план и отдать несколько новых распоряжений. Не стану лгать, он очень рискует, однако любой другой на его месте рисковал бы заметно больше. Вы помните герб Савиньяков?

– Ничтожная помнит.

– Олень пройдет там, где не сможет пройти лошадь. У Проэмперадора есть шанс сделать то, что требуется, возможно, даже сохранив значительную часть ушедших с ним людей. Известный вам адмирал Вальдес в этом походе – очень хороший помощник, как и алаты.

Окажись в подобном положении кто-то другой, я мог бы допустить, что поставленная цель будет достигнута, но с малыми шансами на возвращение. С маршалом Лионелем я почти уверен в успехе и очень надеюсь на благополучный исход лично для него.

Портрет семейства Савиньяк был невезуч до смешного. Лет двадцать назад Фердинанда потянуло на государственные дела, и он придумал Галерею Меча, повелев изобразить тогдашних военачальников, их жен и взрослых сыновей, «готовых обнажить оружие во славу Олларов и Талига». Указ вышел в начале лета, военным было не до позирования, и король решил начать с тех, до кого можно добраться. Нагрянувший в Сэ портретист усадил Эмиля у ног матери, а Лионелю, как наследнику, отвел место рядом с отцом, которого рассчитывал написать зимой. Братец от картинной повинности, как мог, увиливал, и Ли отдувался за двоих, но завершить работу в намеченный срок не удалось все равно. Сперва помешал Хайнрих, а затем друг за другом случились скандал в семействе Ариго и смерти маркиза Алвасете и герцогини Алва. Его величеству объяснили, что затею лучше отложить, и полотно с парочкой Лионелей – сидящим и стоящим – укатило в Олларию.

Вторично идея овладела Фердинандом через восемь лет и опять в разгар летней кампании. Теперь в армии было трое из четверых Савиньяков, однако новый художник выкрутился. Стоящего Лионеля он переделал в отца-маршала, а едва намеченная фигура за плечом ни на день не постаревшей графини стала капитаном Лэкдеми. Портретист не успел разве что прибавить лет сидящему «Эмилю» – помешал выстрел, как тогда думалось, Борна, а смерть Магдалы Эпинэ погрузила августейшего заказчика в тревожную печаль. Неоконченные картины вернулись в кладовые, где и пылились, пока варастийский и фельпский триумфы не вызвали у короля жажду деятельности. Фердинанд загорелся Кэналлийской Аркой, и тут не одобрявший излишних расходов Манрик напомнил о более чем наполовину оплаченной галерее. Его величество согласился повременить с аркой до взятия Паоны и лично распределил очищенные от пыли полотна между художниками. Доставшийся Савиньякам академик живописи оказался ленив и тактичен. Старить даму он не счел возможным, зато Эмиль превратился в успевшего подрасти Арно. Прежний Лионель, слегка возмужав, обернулся Эмилем, а маршал Арно сменил перевязь на алую, сбросил добавленные предыдущим мастером годы и вновь стал Лионелем.