Сердце Ведьмы (СИ) - Страница 38
'…I'm gonna fly like a bird through the night, feel my tears as they dry…', — прикрывая от удовольствия глаза, уже не повторяла, а пела я вслух.
— Я буду лететь сквозь ночь, как пташка, ощути мои слёзы, пока они сохнут, — вторил мне его голос.
'…Оne, two, three; оne, two, three drink!..', — повторились слова песни.
— Раз — два — три; раз — два — три — пей! — уже как один звучали и наши слова.
Голова начала кружиться, и я сильнее сжала и так переплетённые пальцы до изнеможения, на грани с болью, пока рука не побелела в напряжении.
'…Won't look down, won't open my eyes…', — вокруг нас уже образовались пары, которые, как и мы, наслаждались блаженным моментом.
'Не буду смотреть вниз, не буду открывать глаз', — радужно отзывалась мелодия, увлекая в свой отрадный призрачный мир вселенной, где существовали только я и он.
Никаких сомнений, никаких страхов, только мы вдвоём. Свободные, нужные друг другу. Близкие.
Музыка умолкла. И мы остановились. Но он не отошёл и не выпустил из своих объятий.
Мучительно моля Создателя, чтобы момент не уходил, я смотрела в его светло — зелёные глаза, полные понимания, до безумия манящие и увлекающие меня обратно в тот хрупкий мир, который я сама себе создала в своих девичьих грёзах.
— А вы молодцы, — подошла к нам Катарина, держа в руках два бокала, наполненные тёмно — красным вином. — Так хороши, что у меня подходящих слов нет, — сказала и протянула нам по бокалу.
— О, ты ещё её соло не видела, — мечтательно протянул архивампир.
Он усмехнулся в своей обычной лениво — пренебрежительной форме, тут же сильно задев этим ведьму, то есть меня самую, пытающуюся выровнять дыхание и вернуться 'с небес на землю'.
Резким, порывистым движением, потому что нервы уже сдавали, я взяла бокал. Сделала это неосторожно и непредусмотрительно, порезавшись о небольшой скол на его крае. Пытаясь не обращать внимания на судорожную боль, вернула бокал обратно Катарине и та, принося свои 'глубочайшие' извинения, обещала поменять его.
Порез был небольшим — от основания указательного пальца, до середины ладони, но почему‑то очень глубоким. И болезненным. Поскольку моя вторая рука была всё ещё связана с архивампиром, попыталась побыстрее освободиться от пут, при этом запачкав его руку своей кровью. Арт быстрым стремительным движением перехватил мою подрагивающую ладонь и мягко отвёл назад, выверенными чёткими и сосредоточенными движениями освобождая вторую, при этом, почему‑то сильно вспоминая устройство создания Вселенной, теперь уже с участием его сестры. Катарина не заставила себя ждать и появилась с новыми бокалами, напряжённо следя за действиями старшего брата.
— Выпей, — предложила она мне.
Женщина укоризненно смотрела на брата остекленевшими глазами и нервно крутила ножки бокалов, которые держала в руках. Я взяла бокал.
— До дна, — велела она.
В добавление к сказанному, она приподняла в утверждающем жесте стеклянную ножку. Решив, что это очень даже удачная идея в свете моего состояния, и, пока Арт не вмешался, сделала первый глоток, а потом ещё и ещё. Напряжение, держащее меня словно вытянутую струну, потихоньку начало спадать, и приятное тепло незамедлительно последовало разойтись по венам. Вино было с привкусом мадеры, отдавало апельсиновыми нотками и имело карамельно — ореховый привкус. Мне очень понравилось — такого я ещё нигде не встречала.
Осушив бокал, обнаружила, что обе мои руки стали свободными — архивампир закончил с тесьмой, соединяющей нас вместе, а бокал из моих рук выпал, звонким ударом разбиваясь об пол. Потом я услышала звук второго падающего бокала — это Артур выбросил свой, подхватывая меня на руки, чтобы не упала, что я уже весьма успешно начала совершать. С сожалением проследив, что его рука, когда‑то испачканная, уже чиста (а я так надеялась, что он всё же попробует мою кровь, а не смажет на белый платок, теперь отсутствующий в его кармане) закрыла глаза, теряясь в тёмно — сером тумане, плавно заполняющим всё вокруг.
Вернули к реальности меня осторожные прикосновения прохладных рук Артура к моим волосам. Он сидел на широкой деревянной скамейке, поверх которой лежала тонкая подушка, сшитая на весь размер единственного предмета мебели балкона, а я лежала рядом. При этом моя голова покоилась на его коленях.
— Тебе определённо нельзя пить, Ева, — язвительность в мужском голосе осталась неизменной.
— Определённо, — согласилась, не желая портить столь чудесно начатый вечер.
— Сейчас будет фейерверк, — сказал он уже более мирно.
Помог мне приподняться сначала в положение сидя, а затем и помог встать.
Недавний порез был перевязан, что свидетельствовало о том, что он не стал лечить меня своим излюбленным способом. Где‑то недалеко раздался хлопок, и вскоре ночное небо озарилось всполохами сначала серебряных, а потом красных искр. Залпы следовали одним за другим, пока не превратились во все цвета радуги, то и дело, закручиваясь, причудливо распадаясь и возрождаясь вновь, раскрашивая темноту фонтаном миллионов частичек живущей лишь миг радости.
— Арт, — позвала я мужчину.
Он стоял за моей спиной и крепко обнимал меня за плечи.
— М — м-м?
— Ты так и не скажешь мне, что определяет моя кровь?
Архивампир тяжело вздохнул, развернул меня к себе и нежно поцеловал, едва касаясь.
'Вот он всегда так уходит от ответа!', — подумала начинающая быть уже не столь наивной молодая ведьма в лице меня, переполняемая чувством досады.
— Сейчас аукцион будет, — как я и предполагала, ушёл он от ответа.
Правда, видимо в целях компенсации, поцеловал снова, утихомирив начинающийся проявляться гнев. Уже более притягательно, более требовательно. И возмущение внутри меня также погасло, перерождаясь в увлекающую в своей безнадёжности безмятежность. Его руки позволили себе опуститься ниже уровня бёдер, затем ещё ниже, а губы путешествовали по линии декольте, постепенно спускаясь и спускаясь дальше. И ледяное пламя, зарождающееся мгновенно, забрало все мои мысли, оставляя только душераздирающую истому в каждой клеточке на моей коже. Не в силах ждать продолжения, я опустилась на колени, чтобы наши лица были на одном уровне и требовательно прижалась к его губам своими, моля и требуя разделись со мной бушующий внутри ураган. Мужские ладони прошлись по линии бедра и забрались под ткань, которая в данный момент просто душила меня своей теснотой. Задыхаясь и одновременно желая уже прекратить дышать совсем, чтобы это сумасшествие закончилось, я дёрнула верхнюю пуговицу на его рубашке и прошлась по тому, что было под ней.
— Ева, — хриплый голос Арта требовал, чтобы я вняла зову и посмотрела на него. — Сейчас будет аукцион.
Мужчина достал из под шлейфа моего платья непонятно когда снятую подвязку (будь она неладна) и как доказательство наличия будущего аукциона, помаячил ею перед моими глазами.
— Пусть Хаос их всех заберёт, — сказала, устало опуская голову ему на плечо. — Больше не могу так, — прошептала, едва шевеля губами, ведь знаю, что уровень громкости голоса не имеет значение — он всегда услышит меня, даже если я молчу.
— Ir de verickon`us to sullen` Eva, — сказал он, вкладывая подвязку в мои руки, прикасаясь своими губами к моим волосам, принимая в свои объятия, успокаивая.
Диалект был на мёртвом языке, который не знала даже моя мать, а я уж тем более. Не хотела плакать, но слёзы сами катились наружу. Арт мягко отстранился, большим пальцем проходясь по моим щекам, вытирая солёные капли.
— Ir de verickon`us to sullen` Eva, — повторил он снова и поднялся вверх, поднимая и меня следом за собой. — Аукцион, — сказал напоследок строго.
Не отпуская мою руку, открыл стеклянные двустворчатые двери, и мы вернулись в былую атмосферу радушия и веселья.
— Подвязка. Только снятая с ноги нашей прекрасной гостьи, — Катарина указала в сторону медленно бредущей за архивампиром меня. — Расшита в ручную и содержит сто семьдесят два девяносто каратных бриллианта изумрудной огранки, в купе с не меньшим количеством розовых сапфиров — делаем ставки господа.